Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2) - Мэтью Стовер

- Пишет, что темнота позволила ей высказать такое, чего она никогда не произнесла бы в свете дня. Позволила видеть себя со стороны. Она говорит, это было испытание. Ее добродетели, смелости и веры. Самое откровенное, какое она переживала.

Голос был едва слышен. - И единственной причиной ее успехов были вы. Ваша вера в нее дала ей силы поверить в себя.

Снова во рту был тот вкус. - Было вовсе не так.

- Для нее - так.

- Хорошо. Ладно, ага, - сказал он, как будто слова могли уменьшить боль. - Полагаю, она не стала бы врать.

- Разумеется.

- Это просто... - Ему приходилось смотреть в пол. - Я не пытался ей помочь. Я пытался ее трахнуть.

- Чем можно объяснить, почему для вас воспоминания несут боль, тогда как в ней они пробуждали величие духа.

Ага, угу. Ему надоело колотиться черепушкой о каждый каменный угол в аллее памяти. - Знаете, я не стал бы. Вот так. Не стал бы убивать ее, чтобы спасти от боли. Даже Мараду. Даже перед тем, что нас ждало.

- Ах.

- Так какая хрень в чертовой вселенной заставила вас подумать, что я окажу вам эту услугу?

Она издала такой звук, будто ее ударили в горло.

Он старался говорить тихо. Вежливо. Насколько умел, а умел он немногое. Мало практики. - Он не может читать ваш разум, знаете?

Спина выпрямилась, застыв. - Что?

- Нет, если вы не думаете о Нем. Почти как мой субвокальный монолог. Иначе Ему приходится лишь гадать, судя по вашим эмоциям. - Он закусил губу, когда раскрыл второй обруч. - Да, возможно, вы сами поняли. Умеете болтать о всяческом дерьме.

- Я... - Голос стал низким, как будто ее душили. - Я...

- Даже сказать не можете о Нем, верно? Не можете сказать, что значит - чувствовать Его в своей голове. Что Он заставляет вас делать. Никому не сможете сказать. Что-то помешает.

- Не...

- Знаю, вы не можете попросить. И не могу вас спасти. Не так, как вы хотите. - Держа кольца наручников в кулаках, он встал. - Но смогу вам помочь, если вы поможете мне.

- Хватит - хватит - вы не понимаете...

- Можете вы не действовать? Он вам позволит? - Он шагал к выходу по строганным доскам, босые ноги не производили шума. Цепочка наручников растянулась, не качаясь; он успел отмерить ширину капюшона, глядя из-за решетки. - Позволит Он вам не шевелиться?

С резким выдохом она отскочила от прутьев, так быстро, что оказалась невидима: слишком медленно крутилась кинопленка в его голове. Прижалась к стене напротив, вся дрожа.

Кивнув, он бросил цепочку, показав пустые руки. - Слушайте. Я кое-что знаю, каково быть одержимым богом. Верно? Не только монастырское дерьмо. Я знаю, что случилось с вами. И довольно четко представляю, каково это.

Он подошел к двери. Она дрожала у каменной стены. - Не хочу знать, как это началось. Какой вред вам нанесли. Что заставило вас думать, что сделка будет достойной. Хочу лишь знать, что вы можете сделать для меня.

- Для вас? Для вас? - Голос стал резким. Руки в перчатках крошили камень стены. - Как вы посмели говорить? Один намек... я должна... мне придется...

Она крепко зажмурилась. - Придется так и так.

- Что, если вы просто повернетесь и уйдете? Просто уйдете отсюда?

- Не могу. Я не могу. Вы сказали слишком много. Уже слишком много. - Дрожь превращалась в тремор.

- Ангвасса, слушай меня. Я не нанесу тебе вреда. Никогда.

- Мы знаем, ваши слова ничего не стоят.

Он знал, что "мы" описывало не его с ней. "Мы" означало ее и Его. - Всем известно обо мне много хрени. Кое-что правда. Например, убивать из милости не в моем обычае.

- Милость - вот что не ваше.

- Ага. Я не тот парень, что спасет из беды. Я тот, кто приведет к беде похуже. Хрил знает. Вот почему Он позволил вам меня нанять.

- Чтобы мучить меня?

- Боги таковы, каковы они есть, лишь потому, что мы таковы, какие уж есть. Тут мало что сделаешь.

- Хотите видеть? - Слезы полились из-под набрякших век. - Хотите видеть, сколько я могу?

- Ладно, - отозвался он тихо. - Ладно, все нормально. Расслабься.

Неразличимо быстро она схватила "Автомаг", палец на крючке, рот широко открыт... но, когда поднесла оружие ближе, синий ведовской огонь мелькнул по руке, от плеча к запястью, и дуло замерло в дюйме от лица.

Воздух вокруг замерцал. Загудел энергией. Вены вздулись на жилистой шее, пауками поползли по лбу. Кровь хлынула из носа, лицо стало чернеть, и он сказал: - Ладно, прекрати, довольно, ради всего дрянного! - и она бросила оружие на стол и почти упала на стену, тяжко дыша.

- Видели? - Она плакала навзрыд. - Я хотела лишь... так не должно было быть. Я хотела лишь... быть хорошей. Даже не лучшей из рыцарей. Просто хорошей. И вот... и вот...

Она сползла по стене, лицо дергалось, слезы мешались с кровью из носа. - Так... так мало от меня осталось...

- Поиметь меня, - выдохнул он. Она заставила его вздрогнуть, горько захохотав.

- Это еще могу, - сказала она и выпрямилась. - Почти всё, что могу.

- Ух, э, знаешь...

Она оторвалась от стены и подалась к нему, в глазах вспыхнул опасный маниакальный свет. - Этого ты хотел? Чтобы я поимела тебя?

Он отскочил. - Фигура речи.

- Интересно, как ты снял кандалы? - Руки сжали прутья решетки рядом с замком. Без видимых усилий она заставила дверь открыться с резким, коротким скрежетом. - Не обыскивали? Плохо мы выполнили свою работу.

Очень скоро он сам ощутил спиной холодный камень стены. - Слушай, тебе не нужно вот так...

- Сама Марада Яркая-как-Солнце отдала тебе свою честь. Могу ли я уступить ей?

Мгновение ока принесло ее вплотную и руки потянулись к нему и руки охватили его и ребра застонали, словно в ее руках были стальные прутья не хуже, чем в решетке. Лицо коснулось лица и дыхание ее пахло мятой и медом и она прижала его губы к зубам и оторвалась, оставив вкус крови.

- Стой... - Воздух покинул легкие и черные тучи наполнили голову и он инстинктивно двинул головой: короткий