Райский уголок. По велению сердца - Тереза Крейн

Рейчел молча прошла мимо него. Поднимаясь по лестнице, она почувствовала в ногах судороги; от нервного напряжения каждый мускул ее тела пронизывала ноющая боль.

В небольшой комнате было жарко и душно; керосиновый обогреватель извергал тошнотворный запах в уже и без того мало пригодный для дыхания воздух. Из мебели — лишь своеобразное ложе, нечто среднее между кроватью и креслом, и стол, на котором стоял тазик, лежала пара резиновых перчаток и длинная, изогнутая в виде крючка игла. На внутренней стороне двери висела короткая ночная рубашка, много раз стиранная и уже поблекшая. Стиснув зубы, чтобы они не стучали от дрожи, ставшей теперь почти неудержимой, Рейчел разделась, взгромоздив аккуратно свернутую одежду на стол, поскольку в комнате не было другого места, куда она могла бы ее положить. Одев сорочку, она присела на жесткую кровать. Сквозь тонкую ткань ощущалась гладкая и холодная, как лягушачья кожа, резиновая подстилка. Рейчел откинулась на спину. Подушка оказалась плоской и комковатой. Электрическая лампочка без абажура светила ей прямо в глаза, гибкий шнур, тянувшийся от нее, петлей свисал с потолка. Похоже на ад, подумалось ей.

Она услышала шаги на лестнице, и села, свесив ноги на пол и ссутулив плечи. Резким движением открыв дверь, в комнату вошел Гарднер. В руках у него был старый чайник, из носика которого поднимался пар.

— Готова, дорогая? Вот и хорошо. — Он поставил чайник на стол и огляделся вокруг, будто искал что-то. — Только одна небольшая деталь, дорогая…

— Что такое? — Рейчел едва шевелила одеревеневшими губами.

— Маленькая деталь… Гм! — Он деликатно откашлялся: — Мы ведь условились о плате?

— О да, разумеется. — Рейчел сползла с кровати, порылась в сумочке и почти швырнула ему пачку банкнот. — Вот, получите.

Он стоя пересчитал деньги.

В тишине шипел и потрескивал керосиновый обогреватель. Рейчел чувствовала, что задыхается.

— Все правильно. — Он старательно уложил деньги в карман и плеснул в тазик горячую воду. — Ложись, дорогая, и раздвинь ноги, вот так. О дорогая, ты должна расслабиться. Все будет значительно труднее, если ты этого не сделаешь — ну, дорогая, давай… давай…

Это было похоже на насилие, и даже хуже того. Каждый мускул, каждая клеточка ее тела восставали против грубого прикосновения его холодных рук, ощупывающих что-то внутри, против зверского вторжения в нежнейшую из тканей ее организма.

Он был нетерпелив.

— О, дорогая, ну, давай… если ты будешь сопротивляться, тебе будет только хуже. Я же сказал — расслабься.

Она плакала, плакала неудержимо, стиснув зубы и подавляя крик, застрявший в горле. Она умирала. Умирала от боли и ужаса. Наконец она глубоко вздохнула и пронзительно вскрикнула.

— Ну, вот. — Он выпрямился. Его перчатки были окровавлены. — Теперь все позади. Помойся и оденься, дорогая. У тебя мало времени. — Он взял полотенце и бросил ей. — Увидимся внизу, когда ты будешь готова. Но, как я уже сказал, одевайся как можно быстрее. Мы ведь не хотим, чтобы что-то случилось, прежде чем ты доберешься до дома, не так ли?

Она неловко свесила ноги с края кровати и села. Несмотря на жару, ей было холодно. Она смертельно замерзла. Ноги были в крови. Преодолевая отвратительную тошноту, она доплелась до стола, обмакнула полотенце в воду и вытерла кровавые пятна. Окровавленная игла-крючок лежала на столе, теперь уже ненужная. Слезы все еще текли по ее лицу, и ей казалось, что их уже никогда не остановить. Она натягивала одежду, ощущая слабость во всем теле и отчаянно стремясь поскорее выбраться из духоты маленькой комнаты. Очутившись на лестничной площадке, она на мгновение остановилась в начале крутой лестницы, стараясь прийти в себя. Воздух здесь был прохладнее и менее зловонный. По крайней мере, она могла дышать.

Рейчел очень осторожно спустилась вниз по темной лестнице. Он ждал ее внизу с небольшой бутылочкой в руках.

— Ну, дорогая, теперь домой. Чем быстрее, тем лучше. Возьми…

— Что это?

— Настойка. Помогает при сокращении. А теперь — ты помнишь, что я тебе говорил? О чем предупреждал?

— Да.

— Ну, хорошо. Тогда… — Он все еще стоял на ее пути — маленький, аккуратный, с угрозой на лице, — тогда помни — если что-то случится, помалкивай, ни гу-гу, поняла? Мы ведь не хотим, чтобы у нас были неприятности?

— Нет, конечно, нет.

Он по-прежнему не двигался с места.

— Если что-нибудь, к несчастью, произойдет, и несведущие люди будут относить это на мой счет, будь уверена, я пострадаю не один. Я человек общительный во всех отношениях, дорогая. — Он сверлил ее своим взглядом.

— Я никому не скажу.

— Вот хорошая девочка. — Он кивнул и отошел в сторону. — Никуда не годится — огорчать людей, не так ли? Как я уже сказал, об этом ни гу-гу.

Она прошла мимо него к двери. День снаружи стал совсем унылым. Тучи потемнели и сгустились, шел дождь. Грязная вода бежала по сточным канавам. На минуту Рейчел прислонилась к косяку. Измученная, окоченевшая от холода, она приходила в ужас от мысли, что ей надо добраться до станции и проехать несколько остановок поездом.

— Где… где я могу взять такси?

Она чувствовала его присутствие, ощущала нетерпение, с которым он ожидал ее ухода.

— Вверх по переулку и за угол. Выйдешь на Чаринг-Кросс-Роуд, там можно нанять такси.

Он захлопнул за ней дверь, едва она ступила на тротуар.

С пульсирующей болью внизу живота, которая становилась почти невыносимой, закутавшись в пальто, она заплетающимися шагами побрела по улице.

Облегчение, которое она испытала, добравшись домой, почти полностью поглотил страх перед тем, что неизбежно должно было произойти. В камине горел слабый огонь. Двигаясь медленно и осторожно, она подбросила побольше дров. Затем, все еще кутаясь в пальто, вышла на площадку. Рядом с ванной комнатой, которой она пользовалась вместе с соседями верхнего этажа, стоял шкаф, забитый всякой всячиной — швабрами, ведрами, стиральными досками и прочими вещами, редко используемыми в хозяйстве. Среди них находилась старая жестяная ванна, принадлежавшая пожилой даме, которая когда-то жила в квартире Рейчел. Стараясь не сгибаться от боли, с неимоверными усилиями она протащила ванну в дверь и оставила в гостиной. Потом прошла в крошечную кухоньку и поставила на огонь две кастрюли с водой и чайник. И только затем сняла пальто, бросив его на спинку кресла; оно сползло и бесформенной грудой легло на полу. Она прошла в спальню, чтобы переодеться. Одежда осталась разбросанной по всей комнате. Рейчел сунула руки в рукава шерстяного халата. Она почти уже привыкла к приступам дрожи, которая время от времени охватывала ее тело и заставляла зубы стучать.

На кухне кипела вода. Она вылила содержимое кастрюль в ванну и, наполнив их вновь, поставила на плиту.

Двигаясь как автомат, Рейчел достала полотенце и одеяло, которое набросила на плечи в тщетной попытке согреться. Наполовину недопитая бутылка виски стояла на шкафу для посуды. Быстрым движением она откупорила ее и отпила прямо из горлышка. Затем, все еще не выпуская бутылку из рук, она побродила по комнате в поисках сумочки, и наконец нашла ее на полу под сваленной в кучу одеждой. Она извлекла из нее бутылочку с настойкой, долго смотрела на нее, потом запрокинула голову и залпом выпила содержимое. От горечи у нее появились позывы к рвоте. Она стояла, пытаясь унять тошноту. Затем медленно и методично, будто в нее вселилось некое бесстрастное существо, она возобновила приготовления.

Спустя полчаса она сидела в кресле у камина, бутылка виски стояла рядом с ней. Перед камином находилась наполовину наполненная ванна. Рейчел наблюдала за тем, как клубы пара, поднимавшиеся с поверхности воды, исчезают в дымоходе. Несмотря на теплый халат и наброшенное на плечи одеяло, она вся дрожала. В тишине тикали часы. Она ждала.

Это началось не сразу. Сидя в ванне, она почувствовала приступ резкой боли, потом еще один, и лишь только потом засочилась кровь. Она лежала до тех пор, пока вода не стала неприятно холодить. Тогда, преодолевая сильную боль, она выбралась из ванны и вытерлась, дрожа всем телом, с трудом натянула на себя широкую хлопчатобумажную ночную сорочку и, перепуганная, легла в постель. Боль не стихала пугающе долго. Медленно тянулись часы — а может быть, дни или целая вечность, — до тех пор, пока неожиданно когти неумолимой и безжалостной агонии не вцепились в нее и не начали разрывать ее на части. Кровь была повсюду. Несмотря на предупреждение и собственную предусмотрительность, она не была готова к этому.

За окном стемнело. Когда боль несколько стихла, ей удалось включить лампу. Огонь в камине погас, комнату окутала прохлада. Стиснув зубы, Рейчел с трудом вновь развела огонь. Она ужасно замерзла.

Наконец наступило некоторое облегчение. Совершенно разбитая, напуганная, одинокая и всеми заброшенная, она добрела до постели, обливаясь слезами. Когда новая волна жестокой боли охватила ее, она не смогла пошевелиться. Она истекала кровью прямо там, где лежала. Кошмар продолжался, и ему не видно было конца. Она совершенно потеряла счет времени. Почти вне себя от боли, потрясения и потери крови, она впала в бессознательное состояние.