Виктор Розов. Свидетель века - Виктор Кожемяко

Так вот, предложенная мною тема была «Добро и зло». Я видел, чувствовал, как по мере разворота «перестройки» они все острее и непримиримее сталкиваются в самых разных проявлениях, причем агрессивное зло все чаще одерживает верх. Душа была в сумятице от этого, и очень хотелось понять: почему же так складывается? Хотелось обобщить происходящее и поразмышлять философски, может быть, несколько даже воспарив над текущими фактами…

Тему Виктор Сергеевич принял, но – никакого «воспарения» не получилось. Он сразу же повел разговор в сугубо конкретном русле! И заговорил об опасности разрушения Советского Союза, в чем было для него главное зло переживаемого времени.

Признаюсь, мне тогда это еще казалось невозможным, а опасность такая – сильно преувеличенной. Но собеседник мой говорил со жгучей тревогой и болью. Было ясно: этой болью и этой тревогой он переполнен, все остальное сейчас вытеснено в нем куда-то на второй план. И как ни старался я преодолеть абсолютную его поглощенность одной заботой – не удалось.

Жизнь скоро показала (увы!), кто из нас был более прав…

Следующая наша обстоятельная встреча состоялась, когда Советского Союза уже не существовало. Да и все советское, буквально все, предавалось анафеме в так называемой демократической прессе – теперь уже не только с привычным патологическим сладострастием, но и с не терпящей ни малейшего возражения категоричностью победителей.

А он возразил. Прямо и резко. Вот что сказал, когда речь у нас в беседе зашла о советском прошлом:

«Идеалы были, и культура великая была, что там говорить. Это авторы некоторых появившихся за последнее время мемуаров да чересчур ретивые публицисты все наше прошлое взахлеб порочат, как бы мстя ему… Мне совершенно непонятно, когда люди, получившие звания народных артистов Советского Союза, Государственные и Ленинские премии, снискавшие признание при Советской власти, клянут теперь эту самую власть, которая их родила, воспитала, дала дорогу в жизнь. Клянут решительно за все. Это уж такая бессовестность, такое паскудство!»

Он по натуре мягкий и добрый человек. Он настоящий русский интеллигент. «Паскудство» – это было верхом резкости в его устах. Не выдержал. Довели!

Однако те, кому он адресовал это, конечно, тоже выдержать не могли. Принять такое и смолчать? Им, чувствующим себя уже полными и безраздельными хозяевами в «этой» стране!..

Особенно зло откликнулся, помню, Лев Колодный в «Московской правде». Оскорбительной до крайности статьей. Он и назвал ее так, чтобы задеть побольнее да пообиднее: «Кого хвалит гречневая каша».

Получалось, будто хвалит себя сам Виктор Розов. Он же и есть «гречневая каша», то есть не ахти какой изысканный продукт…

Невероятно обидно мне было читать все это! Из-за чудовищной несправедливости. Во-первых, естественно, Виктор Сергеевич и не думал себя хоть в какой-то мере хвалить. Поводом, а точнее – «зацепкой» для уничтожающего заголовка и едва ли не половины статьи послужили мои слова о нем во вводке к беседе. Вот какие слова: «Пьесы замечательного драматурга Виктора Розова известны не только у нас в стране, но и в мире». Колодный иронизировал: «Всемирно известный драматург… А кто же тогда Шекспир?»

Но если уж говорить во-вторых, Розов действительно всемирно известен. И даже прославлен, коль вспомнить поставленный по его пьесе и сценарию фильм «Летят журавли», единодушно отнесенный ведущими кинокритиками всех стран к наивысшим достижениям мирового кино.

Словом, было совершенно очевидно: суть вовсе не в каких-то моих оценочных определениях, а в содержании беседы. Ну и в том, конечно, что появилась она не где-нибудь, а в «Правде». Ядом брызгал Колодный по этому поводу.

Как показать Виктору Сергеевичу такую статью? Я был уверен, что она ранит его еще больше, чем меня.

Долго не решался даже сказать о ней! И лишь спустя довольно продолжительное время, очень осторожно, начал изъясняться: вот, мол, какие бывают нечестные журналисты, но вы не расстраивайтесь, не принимайте близко к сердцу…

Виктор Сергеевич понимающе улыбнулся в ответ. Оказывается, статью эту он давно прочитал – кто-то принес ему.

– Да вы сами, прошу вас, не расстраивайтесь, – сказал, ощутив мое настроение. – Если уж драться, то надо уметь держать удар.

Я не раз убедился: при всей своей душевной мягкости, при своем возрасте и нездоровье он драться и держать удар умеет, как мало кто другой.

Когда в 1993-м Ельцин объявил печально знаменитую «артподготовку», а так называемая творческая интеллигенция ликующе восславила его в Бетховенском зале, призвав бить политических оппонентов канделябрами (на деле – танками!), именно он, старый русский писатель Виктор Розов, произнес на всю страну удивительно меткое, точное, разящее: «Холуяж!».

Когда на исходе лета того же 1993-го стало понятно, что режим готовит окончательную расправу над Советами и в воздухе явственно запахло кровью, именно он возвысил голос со страниц «Правды»: «Остановитесь! Что вы делаете? К чему идете?»

И когда в октябре не канделябры – танковые снаряды ударили по Дому Советов, завалив его трупами ни в чем не повинных людей, а те же «творческие интеллигенты» с визгом требовали от своего президента уничтожить в России всяческую оппозицию и как можно беспощаднее расправиться со всеми участниками сопротивления, опять-таки он, Виктор Розов, как совесть истинной русской интеллигенции, поднял голос против всего, что творилось. В своем открытом письме Ельцину категорически осудил его действия и воззвал к разуму.

Если вспомнить атмосферу подавленности и страха, которая нагнеталась в те дни и, что греха таить, охватила даже многих мужей не робкого десятка, это был поступок. Это был шаг чести и мужества!

Под истерическим письмом президенту с кличем «Добить!», которое было опубликовано в «Известиях», стояли подписи персон известных. Более сорока – от Окуджавы до Виктора Астафьева. И всех этих авторов кровожадного коллективного послания Розов нелицеприятно назвал людьми злобными, мстительными и трусливыми, а их призывы – антихристианскими, бесчеловечными, сатанинскими…

Прошло немного времени – телефонный звонок. Виктор Сергеевич: «Не могли бы ко мне подъехать? Я что-то прихворнул, а у меня тут написалась небольшая статья для «Правды».

Небольшая… Она и в самом деле была совсем короткая – странички четыре его рукой. Но, без преувеличения, эти странички потрясли меня, а потом и читателей нашей газеты. И когда теперь, достав подшивку, я перечитал ту статью в номере за 5 января 1994 года, мне еще понятнее стало, почему Владимир Максимов, приехав из Парижа, так рвался тогда к Виктору Сергеевичу и почему именно эту статью размножил на ксероксе, чтобы потом, как листовку, распространять среди русских в зарубежье.