Пожар любви - Лори Хэндленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анжелина спешилась и спокойно оторвала кусок ткани от темной юбки сеньоры Альварес. «Не забыть бы отправить этой женщине новое платье», – подумала она.
– Что вы делаете? – Чарли спрыгнул на землю и подошел к ней.
– Собираюсь промыть вашу рану.
– Не сейчас. Я же сказал вам, что со мной все в порядке.
– Я не двинусь отсюда, пока вы не дадите мне осмотреть ваше лицо.
– Анжелина... – прорычал он и это прозвучало как предупреждение.
Не обращая на него никакого внимания, она достала флягу и смочила водой кусок ткани.
– Они не посмеют нас преследовать, Чарли. Успокойтесь.
– Откуда вы знаете? Я уверен, что Альварес бесится от злости.
– А я уверена, что у Хуана такая головная боль, что ее не вместит весь Мехико-Сити.
– Он может послать в погоню за нами своих людей.
– Нет, – отрезала Анжелина. – Он не посмеет этого сделать. Он мог оскорблять нас в своем поместье, но не посмеет послать за мной вдогонку вооруженных людей, тем более когда мы так близко от гасиенды отца.
– Ваш отец настолько влиятелен?
– Да, – сказала она просто. – Поверьте, никто нас не преследует.
Ее искренность, должно быть, убедила Чарли, так как он слегка успокоился и подошел к ней поближе.
– Тогда покончим с этим, – прорычал он и подставил щеку.
Полная луна ярко светила в вышине, бросая на его лицо голубоватый свет. Кровь на щеке запеклась черным пятном.
– Вам лучше присесть. Отсюда я не смогу хорошо разглядеть рану.
Чарли беспрекословно повиновался, и Анжелина присела рядом с ним. Пока она оказывала ему помощь, он отводил глаза, не смея встретиться с ее пристальным взглядом. Мягкими движениями девушка смыла кровь, позволив ране слегка покровоточить, чтобы она очистилась.
– у вас может остаться шрам, – заметила она.
Чарли даже не взглянул на нее.
– Недурно, а то я всегда казался себе слишком смазливым.
– Я бы этого не сказала. – Анжелина прижала чистый кусочек ткани к ране, чтобы остановить кровь.
Теперь он сверлил ее черными глазами. «Неужели я когда-то думала, что глаза у него холодные и пустые? Не может быть. Сейчас они пылают жаром», – от изумления у нее даже захватило дух.
– Не сказали бы? – спросил он, и его хриплый голос показался ей нежным. – А что же вы скажете, Анжелина? – Он медленно поднял руку и прижал ее ладонь к своей щеке там, где она держала ткань на ране.
– Не смазливый, – она проглотила комок в горле, – а красивый.
– Чересчур красивый?
– Возможно.
– Наверное, вы знаете, что красивое лицо не всегда отражает характер человека.
– Конечно, – ответила она, хотя все ее внимание занимало то, как его большой палец двигался вверх и вниз по ее руке, поглаживая, успокаивая, возбуждая.
– Да, сестра, и вы знаете, что главное в человеке – это душа. А моя душа ужасно темная.
Анжелина буквально тонула в черных омутах его глаз, переполненных чувствами, для которых в этот момент она не смогла бы даже найти подходящих названий – тоской, страстью, жаждой. Его глаза казались ей бездонным колодцем печали, притягивавшим ее к себе и все больше и больше.
– Я смогу вам помочь, – прошептала она, и ее губы коснулись его губ. Их долгий поцелуй становился то жестким и требовательным, то мягким и нежным, то соблазняющим – но в следующую секунду он все равно воспринимался иным. Этот поцелуй значил для них все сразу и даже более того.
Его губы, прижавшиеся к ее рту, источали тепло и покой. Анжелина погрузилась в объятия, невольно соскользнув к нему на колени. Чарли нежно охватил ее, убаюкивая и прижимая к себе. Она приблизила к нему лицо и раскрыла рот, чтобы встретить его язык. Где-то в глубине ее сознания еще теплилась мысль, что не стоило бы прикасаться к нему, не следовало бы его целовать. Но эта мысль только мелькнула и в следующий момент исчезла, сметенная нахлынувшими чувствами. Чарли тихо простонал, и ее руки скользнули ему на затылок, боясь, что он перестает к ней прикасаться, трогать и ласкать ее. Но будто почувствовал это, его язык стал исследовать ее рот и губы, пока, наконец, не встретился легким касанием с ее язычком. Она нечаянно столкнула шляпу с его головы, и золотистые волосы каскадом рассыпались и накрыли их лица, мягко поглаживая ее щеку.
Она обняла его, даже через рубашку чувствуя пальцами жесткие выпуклости шрамов на спине. Осторожно поглаживая их, Анжелина успокаивала Чарли долгими, медленными движениями рук вверх и вниз по его спине и бокам, предупреждая попытку отстраниться от нее. Она вспомнила мертвенно-бледные, почти белые рубцы, портившие совершенство его красивой мускулистой спины, и положила ладони ему на плечи, чтобы крепче обнять.
Анжелина затерялась в этом чуде по имени Чарли. Его губы, руки, волосы – каждая его частичка – очаровывали ее. Она хотела знать все о том чудесном чувстве, которое росло между ними с тех пор, как они впервые увидели друг друга. Это чувство было таким искушением, таким сладким соблазном.
Чарли мог бы научить ее. И все, что ей оставалось делать, так это только позволить ему...
С тревожным придушенным криком Анжелина оторвалась от Чарли.
– Что такое? – спросил Чарли, прижимая ее еще крепче, когда она попробовала вырваться. – В чем дело?
Его голос стал даже грубее, чем обычно, весь пронизанный страстью и желанием. Анжелина вздрогнула и подняла голову вверх, на яркий диск луны. Она не могла смотреть на его красивое лицо. Она не могла заглянуть в его горящие черные глаза. Он велел ей не целовать его, не прикасаться к нему. Жажда страсти стала для него слишком большим искушением.
Но искушение охватило не только Чарли. Подобно тому, как Христос испытал соблазн в пустыне, в другой пустыне Анжелина узнала истинное значение этого слова, но, не имея того божественного дара, которым обладал Христос, она не знала, как сопротивляться соблазну.
Когда губы Чарли жгли ее, когда искушение стало слишком велико, чтобы ему сопротивляться, Анжелина вдруг испытала еще одно откровение. Причина, по которой она не могла найти способ, как помочь Чарли, как выполнить свою миссию, состояла в том, что Чарли оказался для нее вовсе и не миссией.
«О нет...»
Он стал ее искушением.
Укус ядовитой змеи задержал Дрю на две недели. В бреду он, по всей вероятности, звал Клэр, как с ним обычно случалось во сне. К счастью, люди, заботившиеся о нем, очень плохо понимали английскую речь. И поэтому ему не пришлось объяснять им свой бред, хотя в прошлом его не раз просили об этом. Например, когда он по ошибке называл другим именем женщин, с которыми ему доводилось лежать в постели.