Последняя легенда Анкаианы - Лертукке

"...время имеет свой обман. Не обманываясь им живут лишь последние мгновения... существа, избранные роком, видевшие Купол Смерти.

Купол Смерти - жизнь, лишенная обмана.

Купол Смерти - впечатление, затмевающее остальные.

Купол Смерти - свет, рождающий невыносимой глубины тень.

Купол Смерти - отсутствие сожалений.

Купол Смерти - источник самой тоски.

... и есть он яркое и по-нездешнему прекрасное зрелище, по неизвестным причинам навсегда лишающее смотрящего инстинкта самосохранения... Есть гипотезы, что явление это представляет собой периодический выброс психотропного газа... или излучения..."

Алик сгреб бумажки в неровную мятую кучу и невидящим взглядом уставился в темноту за окном.

"Газ... мне - безопасно и бессмысленно.... Излучение - опасно и совершенно непредсказуемо. Ну почему никто до сих пор не может поделиться ничем вернее гипотез? ... Но в любом случае, Алик, тебе когда-нибудь придется заняться этим явлением. Потому что его сотворил Дзанк. Это помойка истин... или скопление иллюзий? ...А почему, собственно, ты назвал место, где много истин - помойкой, а иллюзии - скоплением, словно это звезды? Это все жажда жизни, смысл ее - в обмане... Что там было с амбивалентностью? Одни противоречия выдержать можно, другие - нельзя. Какие? А ты смотайся в Сорлаш, посмотри на помоечку... Или разберешься, или дашь последнего дуба. А скорее и то и другое. Ирма...

Алик взял плоскую трубку и четыре зеленоватые светящиеся цифры.

- Ирма?

- Я... нельзя потом?! Мне некогда.

- Ирма, ты видела Купол Смерти?

- Я что, похожа на духа?

- А тебе видящих не попадалось?

- Нет. Но ты ведь это сам можешь сделать - пусть кто-нибудь посмотрит, а дальше ты только успей поймать.

- Каждый видит свое.

- Много людей что-нибудь да одинаковое увидят. Или близкое тебе. Всегда можно найти человека, который чувствует как ты. Ну ладно, извини...

- Пожалуйста.

Ирма, как всегда, сразу выдавала рациональное решение. Она не любила долго изводить себя размышлениями и дискуссиями. И на том спасибо. От Элиса вот этого не дождешься - он наверняка начнет рассказывать что-то про идиотов, задающихся подобными идиотскими вопросами, а это неинтересно.

Неизвестно, пронял бы Ирму этот Купол. Такой инстинкт самосохранения как у нее Элис, он сам признался, еще не встречал. Когда-то будучи человеком, она самозабвенно любила другого человека, но взаимности не встретила, хотя он и принадлежал ей по закону. И она стала с такой страшной силой любить себя, что умудрилась пережить и вторжение, и встречу с Элисом.

Алик некоторое время небрежно перебирал пласты воспоминаний, забыв о Куполе, пока не исчерпал все, чем бы мог на сегодня сам себя развлечь. Был поздний вечер.

Алик решил, что в словах Ирмы есть одно рациональное зерно. За ним он и отправился, вынырнув из пыльных глубин дома в теплую весеннюю ночь.

8. Аджистана.

Силрессан даже не знал, радоваться ему или грустить, что наконец-то удалось вырваться сюда, в маленький поселок на берегу озера.

Он не был здесь много лет.

А до того, как не быть здесь много лет, он каждый год бывал счастлив в этом месте.

И в эти счастливые годы его окружало множество вещей, которые давно хотелось увидеть. Но Силрессан знал, что вещи никогда не остаются такими, какими ты их помнишь, даже если прошло совсем немного времени, а уж по истечении многих лет могут вообще измениться до неузнаваемости. И тогда любивший их человек уже никогда не сможет при взгляде на них вернуться в то время, когда они были прежними.

Силрессан вышел из машины, открыл калитку и прошел по заросшему дикими лилиями саду, представляя, что здесь и поныне те, кто давным давно покинул это место.

Все не так уж сильно изменилось. Лилий стало больше, деревья стали выше и раскидистей. Еще местами на прямоугольных, заросших пыреем местах, оставшихся от некогда ухоженных грядок, доцветали последние годы оставшиеся в живых пестрые тюльпаны. Над ними склонялись тонкие плети роз, корни которых соперничали в земле с корнями ярко-зеленой маленькой весенней крапивы, местами пробившейся даже между плитами ведущей к дому дорожки. Кусты являли собой шарики зеленоватой дымки, вишни зацветали, и голоса птиц в точности повторяли то, что он слышал каждую весну.

Только дом стоял заброшенный, словно остов вымершего древнего животного, и никто не шел встретить его на пороге и открыть легкую деревянную дверь. Впервые его никто не ждал.

Силрессан открыл дверь своим ключом, силясь избавиться от чувства что в комнатах кто-то есть, и сейчас выйдет ему навстречу.

Он прошел по знакомым с детства пустым помещениям, не встретив даже пыли. Только скопившиеся на подоконниках высохшие мухи и мотыльки намекали на годы, прошедшие с тех пор, как здесь последний раз убирались. Только вещи, разрывающие сердце тоской, были на своих местах.

И тогда Силрессан понял, что не следовало ему поддаваться грусти и появляться здесь, потому что теперь его светлые воспоминания будут навеки перечеркнуты увиденной сегодня мертвой Аджистаной.

Пришло в голову, что замечательные ленивые знакомые его, обитавшие здесь еще могли пожалеть его и не так сразу вот все взять и исчезнуть. Должны были остаться какие-нибудь энтузиасты грядок, или алкоголики, или молодые романтики. Надо только поискать.

Силрессан покинул свой заброшенный сад, прошел по каменистой дороге, под смыкающимися над головой ветвями и вышел на берег озера. Он помнил, как на этом обрывистом возвышении, с которого можно было охватить взглядом почти все водное зеркало по вечерам горел костер и сидел он сам в окружении тех, с кем чувствовал себя свободно и спокойно. Тогда, как водится, это не ценилось. Ценилось сейчас, по исчезновении.

Место от костра еще не заросло, и старые угли кое-где чернели и поблескивали сквозь траву. Все вокруг казалось знакомым, но чужим и мертвым, словно пародия на то, прежнее, словно грубая подделка под милые образы прошлого.

Силясь хоть отчасти разбить это тягостное впечатление, Силрессан разжег костер и долго сидел возле, вызывая поблекшие воспоминания и пытаясь выбраться из охватившей его печали. Он наблюдал закат и дрожащие блики на воде, неподвижный тростник, об который еле слышно плескалась вода, обломки рыбацкого мостика и размытые детали другого берега, на котором никогда не был.

Через какое-то время воспоминания вернулись, но теперь они стали в тягость. Костер ярко горел, привлекая мотыльков, которые не долетали до него, а на подлете уносились вверх струей нагретого воздуха. Завороженный их эволюциями он не сразу заметил, как свет костра все же привлек кого-то крупнее.