Меченосцы - Генрик Сенкевич

В Мазовии о войне говорили меньше. Думали и здесь, что она будет, но не знали когда. В Варшаве все было спокойно, тем более что двор находился в Цеханове, который князь Януш перестраивал, а вернее возводил сызнова: после литовского нашествия от старого Цеханова оставался только замок. В Варшавской крепости Збышка принял Ясько Соха, староста замка, сын воеводы Абрахама, павшего у Ворсклы. Ясько знал Збышку, так как был с княгиней в Кракове, и принял его с радостью. Но Збышко, прежде чем сесть за стол, принялся расспрашивать о Данусе и о том, не вышла ли и она замуж одновременно с прочими девушками княгини.

Но Соха не мог ему на это ответить. Князь и княгиня с ранней осени находились в Цехановском замке. В Варшаве же для охраны осталась только горсть лучников да он. Он слышал, что в Цеханове были разные празднества и свадьбы, как вообще бывает перед рождественским постом, но кто из девушек вышел замуж, а кто остался, про то он как человек женатый, не расспрашивал.

— Я только думаю, — сказал он, — что дочь Юранда не вышла, потому что без Юранда это произойти не могло, а я не слыхал, чтобы он приезжал. Гостят у князя два меченосца, комтуры, один из Янсборга, а другой из Щитна; с ними есть, вероятно, еще какие-нибудь заграничные гости, а Юранд в таких случаях никогда не приезжает, потому что вид белого плаща тотчас приводит его в бешенство. А коли не было Юранда, так не было и свадьбы. Но если хочешь, я пошлю гонца, чтобы он разузнал, и велю ему тотчас вернуться; хотя я уверен, что ты застанешь дочь Юранда еще в девушках.

— Я сам завтра же поеду, спасибо за утешение. Как только лошади отдохнут, так и поеду, потому что не буду спокоен, пока не узнаю правды. Но все-таки спасибо тебе, потому что сейчас мне стало легче.

Однако Соха этим не ограничился и стал расспрашивать шляхту, случайно бывшую в замке, и солдат, не слыхал ли кто о свадьбе дочери Юранда. Однако никто не слыхал, хотя нашлись такие, которые не только были в Цеханове, но и присутствовали на некоторых свадьбах. "Может быть, — отвечали они, — кто-нибудь женился на ней в последние недели и даже дни". В самом деле, могло быть и так, потому что в те времена люди не тратили времени на размышления. Но пока что Збышко отправился спать очень ободренный. Уже лежа в постели, он подумал, не прогнать ли завтра же Сандеруса, но ему пришло в голову, что этот прохвост может пригодиться ему своим знанием немецкой речи, когда Збышко отправится сражаться с Лихтенштейном. Он также подумал, что Сандерус не обманул его, и хотя он был невыгодным приобретением, потому что ел и пил на постоялых дворах за четверых, но все же оказался довольно услужливым и даже обнаруживал некоторую привязанность к новому господину. Кроме того, он умел писать, чем превосходил не только слугу-чеха, но и самого Збышку.

Все это сделало то, что молодой рыцарь позволил ему ехать с собой в Це-ханов, чему Сандерус был рад не только в отношении "корма", но и потому, что заметил, что, находясь в хорошем обществе, встречает больше к себе доверия и легче находит покупателей на свой товар. После еще одной ночевки, прошедшей в Новосельске, едучи не слишком быстро, но и не слишком медленно, на другой день под вечер увидели они стены Цехановского замка. Збышко остановился на постоялом дворе, чтобы надеть латы и въехать в замок, как подобало рыцарю, в шлеме и с копьем в руке, потом сел на огромного, отбитого в сражении коня и, осенив путь крестным знамением, тронулся.

Но не проехал он и десяти шагов, как ехавший сзади чех поравнялся с ним и сказал:

— Ваша милость, за нами едут какие-то рыцари, кажется, меченосцы.

Збышко повернул коня и не далее как в полуверсте за собой увидел блестящую кавалькаду, во главе которой ехали два рыцаря на крепких поморских конях, оба в полном вооружении, в белых плащах с черными крестами и в шлемах с высоким пучком павлиньих перьев.

— Богом клянусь, меченосцы, — сказал Збышко.

И невольно он наклонился в седле и опустил копье до конского уха. Видя это, чех поплевал на руки, чтобы топорище в них не скользило.

Челядинцы Збышки, люди бывалые и знающие военный обычай, тоже приготовились, правда, не к бою, потому что в рыцарских встречах слуги не принимали участия, но для того, чтобы отмерить место для конной битвы или утоптать покрытую снегом землю для пешей. Один только чех, будучи шляхтичем, готовился к работе, но и он надеялся, что прежде чем напасть, Збышко вступит в переговоры, и в душе даже очень был удивлен, что молодой рыцарь наклонил копье, не сделав вызова.

Но и Збышко вовремя опомнился. Он вспомнил свой безумный поступок под Краковом, когда неосмотрительно хотел налететь на Лихтенштейна, и все несчастья, которые за этим последовали. Поэтому он поднял копье, отдал его чеху и, не обнажая меча, поехал навстречу рыцарям. Приблизившись, он увидел, что кроме тех двух с ними был еще третий, также с перьями на голове, и четвертый — без лат и с длинными волосами; он казался мазуром.

Видя их, он сказал себе:

— Я поклялся своей госпоже достать не три пучка перьев, а столько, сколько на руках пальцев; но если это не послы, то три пучка я мог бы достать сейчас.

Но он подумал, что это, должно быть, именно какие-нибудь послы, прибывшие к мазовецкому князю, и, вздохнув, громко воскликнул:

— Слава Господу Богу нашему Иисусу Христу.

— Во веки веков, — отвечал длинноволосый невооруженный всадник.

— Да поможет вам Бог.

— И вам.

— Слава святому Георгию.

— Это наш патрон. Здравствуйте.

Они поклонились друг другу, а затем Збышко спросил, кто он такой, какого герба, прозвища и откуда направляется к мазовецкому двору, а длинноволосый рыцарь объявил, что зовут его Ендрек из Кропивницы и что он ведет к князю гостей: брата Готфрида, брата Ротгера и пана Фулька де Лорш из Лотарингии, который, находясь в гостях у меченосцев, захотел собственными глазами увидеть мазовецкого князя, а особенно княгиню, дочь славного Кейстута.

Когда произносились их имена, иностранные рыцари, прямо сидя на конях, один за другим наклоняли украшенные железными шлемами головы, ибо, судя по блестящему вооружению Збышки, они полагали, что князь выслал к ним навстречу какого-нибудь вельможу, а может быть, даже родственника или сына. Между тем Ендрек из Кропивницы продолжал:

— Комтур, а если сказать по-нашему — староста из Янсборга гостит у князя, которому и рассказал об этих трех рыцарях, которым хотелось бы приехать, но они не смеют этого сделать, в особенности рыцарь из Лотарингии; живя вдали, он думал, что за землей меченосцев живут сарацины, с которыми не прекращается война. Князь, как учтивый владыка, тотчас послал меня на границу, чтобы я безопасно проводил их между замками.

— Значит, без вашей помощи они не могли бы проехать?

— Народ наш ненавидит меченосцев, не только за их набеги (потому что ведь и мы к ним заглядываем), но и за их коварство: ведь если меченосец кого-нибудь обнимает, то спереди он его целует, а сам в то же время готов сзади пырнуть ножом; обычай подлый и нам, мазурам, противный… Еще бы! Ведь в гостеприимстве у нас никто не откажет даже немцу и не обидит гостя, но дорогу охотно ему преградит. А есть и такие, которые ничего больше и не делают ради мести и славы, которой дай бог всякому.

— Кто же между вами самый славный?

— Есть один такой, что немцу лучше увидеть смерть, чем его, зовут его Юранд из Спыхова.

Сердце у молодого рыцаря вздрогнуло, когда он услышал это имя, и он тотчас решил расспросить Ендрека из Кропивницы.

— Знаю, — сказал он, — слышал, это тот самый, дочка которого, Данута, была придворной у княгини, пока не вышла замуж.

И сказав это, он стал внимательно смотреть в глаза молодому рыцарю, почти не дыша; но тот с большим удивлением ответил:

— А вам кто сказал это? Ведь она еще девочка. Правда, бывает, что и такие выходят замуж, но дочь Юранда не выходила. Шесть дней тому назад я выехал из Цеханова и тогда видел ее при княгине. Как же она могла выйти замуж постом?

Слыша это, Збышко принужден был напрячь всю силу воли, чтобы не обнять мазура и не воскликнуть: "Пошли тебе Бог за эту весть", — но он поборол себя и сказал:

— А я слышал, что Юранд выдал ее за кого-то.

— Княгиня, а не Юранд, хотела ее выдать, но против воли Юранда не могла сделать этого. В Кракове она хотела выдать ее за одного рыцаря, который поклялся девочке в верности и которого она любит.

— Любит? — воскликнул Збышко.

В ответ на это Ендрек быстро взглянул на него, улыбнулся и сказал:

— Что-то уж очень вы расспрашиваете про девочку.

— Я расспрашиваю о знакомых, к которым еду.

Лицо Збышки еле видно было из-под шлема, только нос, рот да часть щек, но зато нос и щеки были так красны, что насмешливый и лукавый мазур сказал:

— Должно быть, от мороза покраснело у вас лицо, как пасхальное яичко. Юноша еще больше смутился и отвечал: