Рабы Парижа - Эмиль Габорио

— Мне кажется, что вы правы в своих предположениях. Да, по всей видимости, этот Круазеноа знает что-то о семействе Мюсинов. Но, с другой стороны, он же даже не знаком с ними. Он просил меня отрекомендовать его Октаву. Как же он может грозить ему?

— Черт возьми! — воскликнул барон. — Действительно…

— Погодите! — закричал Андре, — да разве вы не видите связи между сценой, произошедшей у виконтессы, и этим сватовством. Ведь не думаете же вы, что ваш портной дурак? Он же должен понимать, что вряд ли вы еще когда-нибудь будете его клиенткой! Значит, объективно говоря, ему выгодно совсем другое!

— Да я целое состояние угрохала на заказы ему!

— Следовательно…

— Ничего не "следовательно", — возразил Гонтран. — Он вообще нахал редкостный. Недавно он вызвал в суд маркизу Раверзай.

— Очень может быть. Но, обратите внимание, что он устроил скандал в присутствии постороннего человека. Значит, скорее всего, они сговорились заранее.

Немного подумав, Андре опять обратился к барону.

— Что вообще представляет из себя этот Круазеноа? Он богат? Как вы считаете, может у него быть при себе двадцать тысяч франков? Ведь такая сумма даже у вас с собой не всегда бывает.

Брюле задумался.

— Как вам сказать… Я знаю, что он принадлежит к одной из древних дворянских фамилий. Имел брата, который пропал при довольно загадочных обстоятельствах. Богат ли он? Вряд ли. И хотя он должен получить довольно крупное наследство, но сумма долгов значительно превышает его. Действительно сумму в двадцать тысяч франков ему довольно трудно было бы наскрести.

— Вот видите! Погодите…

Андре повернулся к виконтессе.

— Постарайтесь вспомнить, что сказал Ван-Клопен, когда тот бросил ему бумажник. Неужели он не отреагировал на это!

— Удивительно, но он ничего ему не сказал, — заметила виконтесса.

— А теперь скажите мне, — продолжал Андре, — считал он деньги или просто положил бумажник в карман?

— Действительно! Он же ничего из него не доставал!

Андре дрожал, как в лихорадке.

— Ну, не странно ли это! Ведь в бумажнике у него могли оказаться, помимо денег, какие-то бумаги, письма… Да и сам бумажник, разве он не нужен ему больше? Наконец, почему незнакомый ему человек сам пишет маркизу расписку, упоминая его фамилию? Вы что, представляли его?! А сама расписка! Она у вас?

При этом вопросе виконтесса побелела.

Глубоко потрясенный, барон прервал его.

— Все ясно. Это заговор. — Он с жалостью посмотрел на свою кузину.

Клотильда рыдала.

— Я все время чувствовала, что со мной должно случиться что-то ужасное. Что же теперь делать? — повторяла она, заламывая руки.

— О, Господи! Теперь ясно, что этой распиской они хотят обязать вас помочь Круазеноа в его сватовстве. Ведь ваша честь в их руках, — хмуро проговорил Брюле-Фаверлей…

— Боже мой! Какой стыд, какой позор…

— Круазеноа свободно может похвастаться в каком-нибудь клубе друзьям этой распиской!

— Гонтран, дорогой! Но неужели за мою честь никто не вступится?

— Нет, Клотильда! Все только посмеются. Начнут говорить о том, что вам, видимо, не хватает денег мужа и вы разоряете Круазеноа. Представьте себе, что будет, если эти сплетни дойдут до вашего мужа!

Отчаянию виконтессы не было предела.

— Я не перенесу этого! Вы не знаете моего мужа! Он так уверен во мне, что считает, что сплетни и клевета — это все о других. Меня они коснуться не могут… А тут такое доказательство!…

Молчание барона и Андре было ей ответом.

— Проклятые тряпки! Ведь я до сих пор могла считать себя самой счастливой женщиной в мире! Никогда в жизни больше не буду влезать в долги!

Впрочем, виконтесса не в первый раз давала себе подобные обещания.

— Но, что же мне делать? Придумайте же что-нибудь, Гонтран! Ведь если вы не найдете способа выручить меня, я пропала! Не смогли бы вы потребовать от этого гнусного Круазеноа эту расписку?

Барон подумал с минуту.

— В принципе, конечно, могу. Но вряд ли он согласится ее отдать. А, к тому же, сразу поймет, что его замыслы раскрыты. Нет, это не годится…

— Неужели же я всю оставшуюся жизнь должна жить в страхе?

— Скажите, виконтесса, — прервал ее Андре, — что вы ему ответили по поводу его предложения мадемуазель Мюсидан?

— Ничего. Я ведь помнила о вас!

— Ну, так и не переживайте заранее. Пока он рассчитывает на ваше содействие, он не посмеет нанести вам вред. Познакомьте его с семейством Мюсиданов, будьте с ним полюбезнее, побольше его хвалите…

— Но что будете делать вы?!

— С помощью барона я разоблачу этого негодяя.

В кабинет вошел слуга, посланный за деньгами.

После его ухода барон подал деньги кузине.

— Вот вам деньги, Клотильда. Пошлите их сегодня же с самой милой запиской этому подлецу.

Тут в разговор вмешался Андре.

— Мне кажется, что есть возможность эту расписку вырвать из его рук, — заметил он, — тогда положение виконтессы будет гарантировано.

— Но, как же…

— У вас есть камеристка, которой вы абсолютно доверяете?

— Я могу ручаться за свою Жозефину!

— Значит так… Скажите ей, чтобы сначала она отдала письмо, а потом, достав из другого конверта деньги, пусть сделает вид, что испугалась такого количества, и не отдает их маркизу без расписки о том, что он получил всю сумму полностью.

— О, Жозефина сможет проделать все это! — воскликнула повеселевшая виконтесса. Итак, можете полностью на меня рассчитывать! Уж я буду знать все, что он будет делать и говорить в доме Мюсиданов! Вы узнаете, господин маркиз, что значит грозить мне! Вы еще и моего портного взяли себе в помощники! Кому же можно доверять на этом свете? Кто теперь станет одевать меня? Ведь мне некому поручить свои туалеты. Но с ним все покончено! Ой, у нас сегодня обедают приятели, — вдруг вспомнила она, — прощайте, друзья мои! Большое спасибо, Гонтран! До встречи!

И она выскочила из кабинета.

— Таковы почти все светские женщины, — вздохнул барон. — Она еще из лучших. И хотя у нее и нет мозгов, но зато есть сердце. У других нет и этого.

Но Андре был слишком погружен в свои размышления, чтобы прислушиваться к философским сентенциям своего друга.

— Теперь Круазеноа в наших руках, — размышлял он вслух. — Я думаю, что графа Мюсидана он держит в руках чем-нибудь вроде того, что они проделали с бедной виконтессой. Одним словом, теперь понятно, что за ним стоят личности, профессия которых — воровать чужие тайны. Но пока мы живы, я клянусь, что граф Мюсидан не будет плясать под их дудку!

Можно ли представить себе все отчаяние эпикурейца и сибарита, увидевшего, что весь привычный порядок его жизненного комфорта нарушен?

Именно в таком положении оказался досточтимый доктор Ортебиз, когда Тантен, по приказу Маскаро, поселил к нему Поля.

Всегда любезный и обходительный, Ортебиз бледнел при одной мысли, что ему придется с кем бы то ни было делить свое жилье.

И вообще, что он будет делать с этим младенцем? Чем теперь займет свой досуг? Водить того обедать и следить за ним вместо няньки? Ортебиз был жестоко раздосадован. Но, тем не менее, мысль о непослушании Маскаро даже не приходила ему в голову.

В принципе он понимал, что оставлять Поля одного сейчас не следует: необходимо провести четкую черту между его прошлым и будущим. Надо постоянно поддерживать в нем состояние к экзальтации, дразнить его самолюбие, разжигать бушующие в нем страсти. Помимо этого надо было понемногу раскрыть ему главный план и, по возможности, подготовить к его восприятию волю, рассудок, совесть, наконец… Надо было лишить его возможности одуматься и предпринять какие-нибудь решительные шаги.

В соответствии со всем этим Поль встретил в его квартире самый радушный прием, а в самом докторе — веселого и любезного собеседника. В качестве друга-наставника тот проповедовал ему определенную философию, которая сводилась к одному принципу: жизнь дана, чтобы ею наслаждаться.

Таким образом, они провели вместе пять дней, не расставаясь ни на минуту. Завтракали в лучших ресторанах, прогуливались в Булонском лесу, обедать ходили в клуб, где доктор был одним из самых почетных членов…

Что касается вечеров, то их они неизменно проводили у Мартена-Ригала. Доктор играл с банкиром в карты, а Поль с Флавией шушукались где-нибудь по углам или проводили целый вечер у рояля.

Но ничего вечного на земле нет. На пятый день пришел Тантен, взял вещи молодого человека и предложил ему следовать за ним.

— Для вас подготовлен прелестный уголок, — заметил он Полю, — конечно, там нет такой роскоши, но уверяю вас, все устроено совсем недурно!

— Где же это?

Старик лукаво улыбнулся.

— В двух шагах от Мартена-Ригала.

Поль был в восторге.