Точка зеро - Стивен Хантер

Домбровски угрюмо кивнула. Сглотнула комок в горле, затем сказала:

– Я не смогу вам ничего рассказать.

– Ну, вряд ли можно считать это хорошим началом, – делано изобразила разочарование Джин.

– Если и были какие-либо ошибки, нарушения и преступления, во всем виновата я одна, и только одна. Я не стану давать показания против своих коллег и командиров. Если у вас есть какие-то доказательства и вы собираетесь привлечь меня к ответственности, я не буду защищаться и давать показания. Если мне придется сесть в тюрьму, я сяду. Я тщательно все обдумала, и больше мне нечего сказать. Вы производите приятное впечатление, и вряд ли вы здесь, чтобы мне навредить, однако вот так обстоят дела.

– Ого, – сказал Свэггер. – Мы не собираемся выбивать из вас показания, мисс Домбровски. Никто не хочет отправить вас за решетку. Я уже выписал достаточно штрафов за неправильную парковку и по пути к вам пристрелил пару хулиганов, так что квоту свою выбрал, и сегодня мне больше не нужно никого хватать за шкирку. Мы просто хотим побеседовать в неофициальной обстановке о событиях того дежурства и посмотреть, что это нам даст.

– Это даст то, что я отправлюсь за решетку, – пробормотала Домбровски. – В тот день мною были убиты тридцать один человека, и мне бы хотелось все это забыть. Но если где-то решили, что я должна понести наказание, значит, понесу. Больше мне нечего сказать.

В комнате воцарилась тишина.

Поймав взгляд Свэггера, Чендлер кивнула, встала и вышла.

Пожилой мужчина и молодая женщина остались одни.

– Зачем вы приехали сюда? – спросила хозяйка. – Наверное, вы должны понимать, что с женщиной-следователем мне было бы легче. Сострадание, половая идентификация, женское взаимопонимание и все такое…

– Ну, на самом деле у нас с вами есть кое-что общее, что проникает гораздо глубже, чем половая идентификация и вся прочая чушь. И это то, что мы убивали во имя короля. Мы королевские убийцы. Мы любили свое ремесло, наслаждались тем, что оно выделяло нас среди окружающих. Нас тешило то, как все умолкали при нашем появлении. Но затем пришло время, когда мы посмотрели на все это и подумали: почему? Почему это должно было случиться? Принесло ли это какую-нибудь пользу?

Домбровски покачала головой, не опровергая слова Свэггера.

– А кем были вы?

– Комендор-сержант морской пехоты. Снайпер. Вьетнам, с семьдесят третьего по семьдесят пятый, когда меня здорово зацепило. Документально подтверждены девяносто три пораженные цели, но сколько еще тех, кто не попал ни в какие сводки… Как и вы, я наводил перекрестие, посылал посланца смерти и смотрел. Как и вы, говорил себе, что делаю все ради страны или что, по крайней мере, каждый, кого убью я, больше не убьет ни одного американского парня, – и, как и вы, в конце концов задумался: какого черта? Кто я такой? Почему это получается у меня так хорошо и, если я делаю все правильно, почему мне каждую ночь снятся лица? Вы потеете на велотренажере, я забрался в горы Арканзаса и беспробудно пил на протяжении двадцати лет, прежде чем наконец снова вернулся в мир.

Молодая женщина молча смотрела на него.

– Я хотела стать летчиком-истребителем, – наконец сказала она. – Не хватило здоровья. Тогда ухватилась за то, что к этому ближе всего. Даже не догадывалась, какую цену мне придется заплатить.

– Вы убивали людей. Так получилось. Наш мир очень жесток, и нам с вами пришлось испытать это на собственной шкуре. Поэтому вот что я вам скажу, и послушайте человека, кто сталкивался лицом к лицу с теми же самыми страшными демонами, что и вы: они никуда не денутся, но со временем воспоминания станут мягче; со временем вы поймете, что да, эти мальчишки выросли и стали мужчинами, отцами, гражданами, потому что вы убивали. Конечно, вы можете спросить, а как же насчет тех, кого вы убили, они тоже могли бы стать мужчинами и отцами и внести вклад в дело своей родины? Отвечу вам, что я не могу переживать за всех сразу, поэтому болею за своих собратьев, морских пехотинцев, как и вы. Нет, это непросто, и у тех, кто берет на себя ответственность нажимать на спусковой крючок и выпускать пулю или ракету, всякий раз отмирает какая-то малая частица, однако все заживает, зарастает, затягивается, уходит прочь, и человек снова потихоньку возвращается к нормальной жизни.

– Да, сэр, – едва слышно произнесла Домбровски. – Надеюсь на это.

– И если вы не хотите говорить об этом, так как считаете, что должны кого-то «оберегать», позвольте сказать вам, что кот уже выскочил из мешка. Нам известно про «Пентаметр». Нам известно про совершенно секретную, возможно, противозаконную программу быстрого уничтожения главарей, которая запрашивается и выполняется в считаные секунды, после чего перестает существовать. Нам известно, что вам приказали всадить вакуумную «Пейвуэй» в гостиницу, после чего тридцать одна душа отправилась на небеса, но ни один крупный главарь в тот день не был убит. Однако на самом деле это не вы убили этих людей. Вы с честью выполнили свой долг, в духе семейных традиций… – Свэггер уже знал, что отец Домбровски дослужился до звания генерал-лейтенанта авиации и доблестно сражался на «Фантоме» во Вьетнаме; ее дед, однозвездный генерал [46] в составе Шестой воздушной дивизии во время Второй мировой войны совершил шестьдесят боевых вылетов в Европе; а сама она окончила академию третьей на курсе. – Вы действовали так, как и подобает настоящему солдату. Вас использовали, однако такое бывает, и вам нужно жить дальше.

– Но, – сказала Домбровски, – на войне неизбежны жертвы среди мирного населения. Не те координаты, порыв ветра, неточное движение пальцем, ошибочное прочтение карты – все что угодно, и погибают невинные люди. Тут же совсем другое. Мне приказали сбросить бомбу, и я вела ее до самой цели, потому что «Пейвуэй» – не та штука, чтобы выстрелить и сразу же забыть. Ею нужно управлять до самого конца. Я буквально находилась в носовой части. Видела, как крыша гостиницы становится больше, больше и больше, после чего она исчезла в ослепительной вспышке. Это произошло из-за меня. А затем проверила донесения, переговорила со всеми, кого только знала: нет, никто из главарей не был убит, разведданные оказались ошибочными. Знаете, если израильтяне всаживают ракету не в то окно, они приносят извинения и расплачиваются за причиненный ущерб. Здесь же мы просто притворились, будто ничего не произошло, и как ни в чем не бывало ушли прочь. Это неправильно.

– Именно поэтому вы уволились?

– И разбила сердце родителям, завершив карьеру продавцом книг в «Бордерс», а по ночам дежурю на телефоне и выслушиваю жалобы об изнасилованиях.

– Не сомневаюсь, вас возьмут обратно. Там нужны такие. Вы лучшая из лучших, и благодаря вам нашей родине становится чуточку лучше.

– Вы собираетесь меня вербовать?

– Нет, я охочусь на того, кто в тот день приказал нанести удар в соответствии с программой «Пентаметр». Какой-то тип, занимающий высокое положение в правительстве, сделал это по причинам, о которых мы пока что не догадываемся. Да, он убил тридцать одного человека, но у него на совести и другие убийства, совершенные ради цели, известной ему одному. Вот тот ублюдок, на которого я охочусь.

Шоссе номер 1270,

Колумбус, штат Огайо,

16.50

Огни на патрульной машине мигали красным и синим, красным и синим, и еще полицейский включил что-то вроде клаксона, отвратительный звук, чем-то напоминающий психическое оружие, которое используют для разгона демонстрантов израильтяне. Биляль свернул к обочине и остановился.

– В чем дело, Биляль? – спросил профессор Халид.

– Не знаю, – ответил тот. – Сидите тихо и держите свои глупые рты на замке. У этого человека нет желания вмешиваться в ваши диалектические споры. Такому уже нечего надеяться на просветление. Увидев, что я мусульманин, он захочет арестовать меня и обыскать машину. Он обнаружит то, что находится сзади, и нас предадут суду. Неверные будут обращаться с нами, как с собаками. И потом вам придется провести остаток жизни в западной тюрьме, и вы не принесете абсолютно никакой пользы.

– О боже, – пробормотал доктор Фейсал, – это было бы очень прискорбно. Я не попаду на небеса. Хотя для отступника это не имеет никакого значения, поскольку он не попадет на небеса ни при каких обстоятельствах, обрезанный пес, я…

– Фейсал, – остановил его Халид, – ваша враждебность бессмысленна, если она направлена против меня. Приберегите ее для…

– Умолкните, оба! Никчемные вздорные старики, вечно ворчат; я чуть ли не надеюсь на то, что полицейский нас арестует, и тогда я получу хоть немного тишины и спокойствия.

– Мне нужно в туалет, – жалобно промолвил Фейсал.

– Возьмите банку, – предложил Биляль.

– Нет, банка тут не поможет.

– Тогда держитесь. Только этого нам еще и не хватало – обдристать всю машину, чтобы этот большой американский герой унюхал дерьмо.