Огонь в его ладонях - Глен Кук

Хали вышел. Эль Мюриду показалось, что предводитель Непобедимых стал выше на целую голову.

Через некоторое время Ученик позвал негромко:

– Хадж…

– Слушаю, Властитель.

– Найди лекаря. Он мне нужен немедленно.

– Властитель?..

– Гора отняла у меня много сил. Я нуждаюсь в помощи.

Врач появился почти сразу. До вызова он спал и поэтому оделся поспешно и небрежно.

– Слушаю, Властитель, – с недовольным видом произнес лекарь.

– Мне больно, Эсмат. Ужасно больно. Лодыжка. Рука. Суставы. Дай мне что-нибудь.

– Это действует заклятие, Властитель. Его необходимо снять. Лекарство же может принести вред. В последнее время вы принимали слишком много опиумных снадобий, у вас может возникнуть привыкание.

– Не спорь со мной, Эсмат. Я не могу выполнять свои обязанности, постоянно борясь с болью.

Эсмат уступил. Силой характера лекарь не отличался.

Эль Мюрид откинулся на спинку трона и тут же утонул в успокаивающем тепле наркотика.

Надо будет поискать врача, который сможет укротить болезни и перехитрить заклятие, наложенной щенком валига, думал Ученик. Приступы боли мучили его каждый день, и снадобья Эсмата помогали все меньше и меньше.

Пустыня была все такой же бескрайней и голой, как и во время похода на Себил-эль-Селиб много лет тому назад, и столь же недружелюбной, как и во время его отчаянного бегства после битвы у Вади Эль Куф. Казалось, пустыня утратила свое обычное природное безразличие и стала откровенно враждебной. Но Эль Мюрид не позволял испугу взять верх. Более того, он наслаждался как самим походом, так и дикой красотой ландшафта.

Поход открывал для Ученика новые перспективы, и от полной победы его теперь отделяли не годы, а всего лишь считанные дни. Пройдет совсем немного времени и Королевство Покоя станет явью, а он сможет посвятить все свое сердце и разум выполнению своей подлинной миссии – воссозданию империи, воссоединению древних земель в сиянии Подлинной Веры.

Дни и часы неверных сочтены. Дети Властелина Зла обречены. Столь долгому восхождению Тьмы скоро будет положен конец.

Радостное возбуждение совершенно преобразило Эль Мюрида. Он распахнул свою душу и стал появляться то тут, то там, чтобы весело поболтать или обменяться шуткой с Непобедимыми. Мириам даже начала ворчать, так как, по её мнению, подобное поведение разрушало величие образа Пророка.

Вскоре он начал узнавать места, в которых побывал много лет назад.

Долина, имевшая форму чаши, была где-то поблизости. И пока никто не бросил ему вызов. Ангел оказался прав. Нассеф снова проявил свой необыкновенный дар незаметно проскальзывать мимо вражеских дозоров. Могло создаться впечатление, что по пустыне движется войско, состоящее не из людей, а из призраков.

Эль Мюрид радостно рассмеялся, увидев с края долины шпили храмов, похожие в лунном свете на серебряные башни.

Час настал. Королевство Покоя было в его руках.

– Благодарю тебя, Юсиф, – прошептал он. – На сей раз ты перехитрил самого себя.

Глава 14

Украденные мечты

Гаруну казалось, что Аль-Ремиш совсем не изменился. Пыль, отбросы и кишащие повсюду паразиты остались точно такими, какими он их запомнил. Жара была как всегда нестерпимой. Казалось, что она стекает по стенкам чаши, заливая долину. Из-под навесов, восхваляя свои товары, вопили уличные торговцы. Женщины визжали на детей и на других женщин. Обозленные жарой мужчины при малейшем столкновении взрывались приступами ярости. Единственным заметным изменением по сравнению с предыдущими визитами было меньшее количество людей в городе. Но Гарун знал, что по мере приближения Дишархуна это различие исчезнет, и, как только толпы паломников затопят столицу, напряжение возрастет ещё сильнее.

Уже сейчас в воздухе в атмосфере Аль-Ремиша ощущалось какое-то нездоровое напряжение, значительно большее, чем можно было бы ожидать в обычных обстоятельствах. Напряжение это было невозможно описать словами, но появление валига Эль Асвада со всем хозяйством и войском породило чувство вины и стыда среди тех, кто и пальцем не пошевелил для того, чтобы помочь Юсифу в его борьбе где-то далеко на юге. Его присутствие постоянно напоминало им об их вине, и это им крайне не нравилось. Кроме того, над столицей витала бледная тень страха. Реальность угрозы со стороны Эль Мюрида теперь могли отрицать лишь те, кто сознательно закрывал на неё глаза.

– Именно это они и делают, – сказал Радетик Гаруну. – Ослепляют себя. Человек хочет верить, что неприятность минует, если её полностью игнорировать. Такова уж человеческая природа.

– Некоторые из них ведут себя так, словно во всем виноваты мы. Мы сделали все, что в наших силах. Чего же они ещё хотят?

– И это тоже свойственно природе человека. Человек рождается узколобым, близоруким и неблагодарным негодяем.

Гарун покосился на учителя и, саркастически улыбаясь, произнес:

– Ни разу не видел тебя в столь кислом состоянии духа, Мегелин.

– Пребывание здесь преподнесло мне довольно много горьких уроков. И я боюсь, что уроки эти применимы и к так называемым цивилизованным нациям у меня дома.

– Что там происходит? – спросил Гарун, увидев какую-то суету около отцовского шатра. У нескольких человек были щиты со знаками королевского дома.

– Пойдем посмотрим.

Около шатра им повстречался Фуад. У дяди был несколько растерянный и изумленный вид.

– В чем дело? – спросил Гарун.

– Это Ахмед. Он пригласил твоего отца и Али разделить с ним трапезу сегодня вечером. Там же будет и король.

– Ты удивлен? – фыркнул Радетик.

– Да, очень. Особенно после того, как они игнорировали нас вот уже столько вечеров.

Гарун похолодел и обвел взглядом окружающие столицу холмы. До заката оставалось совсем немного времени. Им овладели дурные предчувствия.

– Скажи Юсифу, чтобы тот держал свои взгляды при себе. Они сейчас здесь неприемлемы. Абуд – старик, мыслит он медленно, и ему требуется время, чтобы до конца осознать потерю южной пустыни.

– Он бы понял все быстрее, если бы этот идиот Ахмед не болтался под ногами.

– Возможно, Гарун! В чем дело?

– Не знаю. Происходит нечто странное. Мне кажется, что приближающаяся ночь будет очень необычной.

– Провидческие мысли, мой друг? Берегись тех снов, которые посетят тебя этой ночью. Фуад, убеди Валига не наседать на Абуда. Чтобы добиться успеха у Абуда, он прежде всего должен стать приемлемым членом придворного общества.

– Скажу непременно, – ответил Фуад и отбыл, унося на лице одну из самых зловещих своих улыбок.

– Пойдем, Гарун. Ты сможешь помочь разобрать мои бумаги.

Плечи Гаруна уныло опустились. Бумагам и заметкам не было числа. И все они находились в полнейшем беспорядке. На то, чтобы их рассортировать, потребуются годы. К этому времени наберется новая гора записей.

Он ещё раз взглянул на холмы. Они показались ему недружелюбными и какими-то холодными.

Лалла была жемчужиной в гареме Абуда. И хотя ей едва исполнилось восемнадцать и в число жен короля она не входила, юная красавица, вне всякого сомнения, была наиболее могущественной женщиной в Аль-Ремише. Столица полнилась песнями, восхваляющими её красоту и грацию. Абуд был от неё без ума и выполнял малейшие прихоти. Ходили слухи, что он готов взять её в жены.

Много лет тому назад девочку подарил королю один из мелких валигов с побережья моря Коцум. Но внимание Абуда она привлекла совсем недавно.

Абуд вел себя как ослепленный страстью, неумный и упрямый мальчишка. При каждой возможности он выставлял напоказ прелести Лаллы, которые только он познал до конца, искушая весь двор своей любимой игрушкой. Каждую ночь он вызывал её из сераля и заставлял танцевать перед собравшейся знатью.

Юсиф не мог оторвать глаз от её гибкого тела. Как и всякому мужчине, Лалла ему нравилась, но временами его мысли уплывали куда-то вдаль, и он начинал ощущать чувство необъяснимой вины. Его сердце не желало принимать доводы разума. Он не мог стряхнуть с себя чувство отчаяния, вызванное тем, что ему пришлось покинуть дом своих предков.

Он и его сын Али были гостями кронпринца Ахмеда. Ахмед остался единственным человеком в окружении короля, которому ещё не опротивели попытки Юсифа организовать большой поход против Ученика.

Юсиф не находил себе места. В Аль-Ремише творилось нечто странное и неправильное, хотя ничего конкретного Валиг не видел. Чувство беспокойства усиливалось всю неделю и этим вечером достигло такой силы, что по его коже поползли мурашки.

Что-то очень нехорошее присутствовало и в Ахмеде. И это нехорошее особенно ярко проявлялось в те моменты, когда он смотрел на Лаллу. В его глазах была видна откровенная похоть. Но не только она одна. Он казался слишком возбужденным, и на его губах блуждала алчная и зловещая улыбка, которую он был не в силах скрыть. Юсиф опасался, что улыбка эта предшествует большому несчастью.