Дети Хедина (антология) - Людмила Минич

Даже говорит что-то о потерях, о прорыве периметра, о том, что в Шлагенбурге русские.

Оберфюрер не слушает его. Думает, что, если бы вел дневник, мог записать в него: «Когда дует ветер перемен, глупцы залезают в ближайшую канаву, а мудрецы строят мельницы».

Стряхнув пепел, молча указывает Циммерманну тлеющей сигаретой на панорамное окно.

За ним высокий сводчатый зал, похожий одновременно на цех оборонного предприятия и крупный полевой госпиталь. Там перемешаны в равных пропорциях решетчатые фермы и белые халаты персонала, штабеля бочек и ряды коек, ржавчина и пот, спутанные провода и окровавленная вата, ведра с нечистотами и ящики с патронами. Там, под руководством оберфюрера, благодаря его чуткому контролю над безумным гением доктора Юргена Марии Хексера (тот носится внизу, всклокоченный, размахивает тощими руками, как вдохновенный дирижер), были рождены прототипы.

Толстяк, устав от монолога, отдувается, смотрит вниз. Понимает, что предлагает командир. Краска сошла с толстых щек, уступив место нездоровой бледности, пот градом льется со лба.

Оберфюрер медленно кивает, как бы подтверждая серьезность не высказанных вслух намерений.

Утечка антиматерии, на кодовом языке вещество-Торн, обозначаемое одноименной руной (руна Торн, изображающая шип и символизирующая турсов, троллей, гоблинов, а также Врата и торжество скрытых отрицательных сил – точное и исчерпывающее определение проекта «Хельбункер»), эта утечка добавила им проблем.

Зато она предоставила прекрасную возможность испытать прототипы в деле.

Блютфляйшер смотрит на Циммерманна тем взглядом, который особым образом действует на подобных людей. Чуть откинув назад голову, прищурившись, вопросительно.

Толстяк, ожидаемо, выкатывает глаза, вскидывает правую ладонь. Сипит «яволь, майн фюрер!», щелкает каблуками. Шумно пыхтя, гремит сапогами вниз по железной лестнице, исполнять приказ.

Затушив в пепельнице сигарету, Блютфляйшер с удовлетворением отмечает, что в ходе брифинга не произнес даже полуслова.

Время утекает вместе с бегом рваных туч, заслоняющих луну, звоном ветра в сосновых кронах и осыпающимися с откоса мелкими камешками.

Разведчики все не возвращаются.

Зато в лесу, с той стороны, откуда они пришли и где все напичкано минами, раздается глухой взрыв.

– Какого хрена? – Снег оборачивается.

Их человек десять. Все в пятнистых куртках эсэсовских егерей, в обтянутых сеткой касках, убранных папоротниками.

Они бегут через лес, и ни у одного нет оружия.

«Врукопашную?» – удивляется Сидоров, вскидывая «ППШ». – «Или снова… ЭТИ?!»

Луна выходит из-за туч, освещая приближающихся эсэсовцев.

Видно, что их форма изорвана, один голый по пояс, у всех перепачканы лица, и все скалятся на бегу, будто улыбаются. Будто это шутливое состязание вперегонки, и всем им очень весело.

Один бежит быстрее других, приближается, астматически сипя, хрустя валежником, отмахивая прямо вытянутыми руками. Чем ближе, тем отчетливее видно, что кожа на его щеке свисает клочьями, вместо глаз – выпученные бельма.

Остальные выглядят не лучше. Бегут молча, но перепачканные рты их оскалены, с них срываются нитки слюны и темной крови.

– Твою мать, – говорит Снег с почти восхищенным выражением. – Гребаный ты ж свет, это же…

Сидоров реагирует быстрее.

Уперев приклад в плечо, поводит стволом «папаши», прицеливается, бьет одиночным.

У ближайшего эсэсовца из головы вылетает темный фонтанчик, его откидывает вниз по склону.

Второй, получив пулю в лоб, дернувшись всем телом, рушится следом.

Снег вскидывает «ППС», бьет короткой очередью.

Фрицы складываются пополам, кубарем летят вниз.

Оставшихся это не останавливает. Они целеустремленно бегут вверх по откосу. У ближайшего разворочено брюхо, свисает студенистая мотня.

– Про них толковал особистам? – кричит Снег в перерывах между выстрелами.

– Да! Не ожидал?! – «ППШ» гулко бьет одиночным.

– Гребаные мертвяки! Сидоров, в голову цель, понял? – «ППС» вторит эхом.

– Почему в голову?!

– Уже видел такое! Прикрой!

Снег кидается к рации.

Сидоров стреляет очередью. Срезает двоих, они, размахивая скрюченными руками, катятся вниз, погребая под собой третьего.

Еще трое настойчиво карабкаются вверх. У одного разодрана голова, лохмотья кожи открывают блеск черепной кости.

Тишину нарушает лишь вой ветра в кронах, хруст валежника под множеством ног, сиплый хрип и редкие одиночные выстрелы.

– Немезис, я Снег! Ведем бой, как поняли меня, прием?

Напялив наушники, он крутит верньер, оглядывается на подступающих мертвяков.

Сидоров дает очередь, срезает нескольких, следующей выкашивает оставшихся.

Полуминутного затишья как раз хватает, чтобы сменить магазин.

– Немезис, я Снег! Ведем бой на объекте! Атакованы мертвяками, прием!

– Снег, я Немезис! Не шшш…нял, повтор…

– Я Снег, атакованы ходячими мертвяками, как поняли меня, прием?

– Что… шшш…ня?! Какими шшш… …твяками? Прием!

– Гребаные умертвия! Прием! Меняем позицию! Обеспечьте карантин! Карантин, как поняли?!

– Вас …нял, понял! Держи… шшш…

Сзади раздается громкий хрип.

Снег оборачивается, сбрасывая наушники, хватает автомат, ловит в прицел в бегущего к нему мертвяка в разодранной маскировочной робе.

Очередь разносит его голову в клочья.

– Сидоров, видишь ход? – Снег указывает на развалины. – Слева, за пулеметным гнездом. Прорываемся к нему! Бегом!

Йотунштейн снаружи – нагромождения замшелых камней и обвалившиеся арки, поросшие мохом.

Внутри – лабиринт запутанных бетонных ходов, оплетенный толстыми проводами, тускло освещенный электричеством.

В глубинах здания заунывно воет сирена.

С автоматами наготове Сидоров и Снег бегут вперед.

За поворотом коридора впереди слышен слитный грохот сапог:

– Пасс ауф! Лос, лос![20]

Они ныряют в боковое ответвление коридора.

Впереди распахнутая стальная дверь. От нее тянется за угол широкий кровавый след. За углом темно, доносится чавканье и урчание.

Снег из-за угла заглядывает в коридор. Чавканье смолкает. Из темноты приближаются хрипы, тяжелое дыхание.

Снег выходит из-за стены и бьет одиночными. Во вспышках выстрелов дергается тело в драном черном мундире, с окровавленной оскаленной пастью.

Они бегут дальше, коридор выходит на открытую галерею с хлипким решетчатым ограждением. За ним – подобие вокзального зала ожидания.

Мозаичный пол, высоченный камин, в полстены алеют штандарты со свастиками, по углам свалены ящики.

С одной стороны в зал врывается, хрипя, дыша с присвистом, наседая друг на друга, спотыкаясь, падая, царапая руками пол, толпа в лохмотьях черных мундиров, белых халатов и серых рабочих комбинезонов.

С другого конца зала из высоких дверей выбегает взвод солдат с «маузерками».

– Аларм, аларм![21] – офицер на бегу размахивает «люгером». – Дас фоер онэ бэфэль![22]

Взвод стреляет от дверей, перезаряжают винтовки.

Ефрейтор, бросив «МП-40», хрипя и плюясь кровью, бежит назад к дверям. Офицер в упор стреляет в него.

Солдаты сходятся с толпой мертвяков врукопашную, их сминают, офицер бежит, держась за окровавленную руку, орет:

– Шайзе, вир харэ лассэн!! Их бин фервундэт![23]

Он замедляет ход, голова трясется, изо рта, пузырясь, течет пена. Отбросив «люгер», офицер кидается под ноги своим в панике бегущим солдатам, вцепляется одному из них в сапог зубами. Солдат падает, роняя винтовку. Бывший командир вгрызается в его шею.

Из дверей выходят двое в противогазных масках и длинных огнеупорных плащах, поливают из огнеметов и подступающих мертвяков, и бегущих от них эсэсовцев.

Охваченные пламенем мертвяки налетают на них, подмяв копошащейся массой, задние ряды напирают, карабкаются через тех, что заняты пиршеством, врываются в распахнутые створки.

Снег молча тянет Сидорова по галерее влево.

Внизу кипит кровавый пир мертвяков. Брызги темной крови летят на алые нацистские штандарты вдоль стен.

Штандартенфюрер Циммерманн, пыхтя и отдуваясь, бежит по взлетной полосе.

Он торжествует. Его час пришел!

Напыщенный индюк Блютфляйшер даже не представляет, во что ввязался. Он думает, что у него все под контролем. Думает, толстомясый дурак у него на коротком поводке, боится его до усрачки. Думает, что утечка Торн-вещества – досадная случайность, которая хоть и создает помехи проекту безумца Хексера, но зато может быть использована для тестирования его чертовых прототипов. Слепец, он думает, что утечка Торн-вещества – случайность!

В продолжение игры в толстого дурака Циммерманн послушно выпустил прототипов.

Но скоро все эти игры закончатся. Он почти достиг точки своего назначения.

За краем взлетной полосы среди леса расчищена широкая поляна. Кругом стоят высокие резные камни, очень массивные, очень древние.