Саврасов - О. Добровольский

Необходимо только добавить, что и в музыке пейзажу Саврасова суждено было сыграть свою роль. Академик Б. В. Асафьев, неоднократно возвращавшийся в ряде своих работ к картине «Грачи прилетели», писал о связи русской живописи и музыки: «Наступило время, когда русская живопись почувствовала не внешнюю только видимость — очень скромную — русской природы, а ее мелодию, душу пейзажа. И тогда, параллельно, русская музыка услышала особенную живописность переливов, переходов одного времени в другое: родилась русская звукопись, музыка пейзажей-настроений и музыка поющих сил природы».

…Когда приближаешься к «Грачам», то охватывает удивление — какое маленькое полотно! Как все скромно, просто. И в то же время понимаешь: перед тобой чудо, открытие художника, великое творение.

Только весной, и именно в марте, в средней полосе России, льется с небесных высей такой чистый лазоревый свет, деревья, березы и осинки, будто после болезни, пробуждаются к жизни, стоят отсыревшие, мокрые, еще не набухли на их ветвях почки, но уже насыщены они живительным соком обновления. И пусть небо не ясное — и только над старой облезлой колокольней синеет просвет, все равно солнечное сияние проникает сквозь облака и высвечивает мартовский снег, зеленоватую остекленелость талой воды, белые стволы берез, забор, дома, пятиглавую церковь с шатровой колокольней…

И образ весны сливается с образом Родины. Уголок глухого русского села. Корявые березки с темными гнездами, серые строения, церковь, а смотришь на все это, смотришь вдаль — на поля, на широкую равнину — и словно встает перед тобой вся Россия…

Еще при жизни Саврасова сложится мнение, что картина «Грачи прилетели» — это вершина его творчества, удивительный, в чем-то загадочный взлет дарования, и что ничего подобного, достойного встать рядом с этой работой, в дальнейшем он уже создать не смог, что, должно быть, «священного огня» у артиста хватило только для одного действительно выдающегося холста. Ведь история знает немало подобных случаев и в живописи, ив музыке, и в литературе. Таким образом, как бы утверждалось, что Саврасов вошел в историю русского искусства лишь как автор знаменитых «Грачей». Это мнение перешло и в наш век. Такое отношение к художнику объясняется в значительной степени тем, что его творчество фактически не изучалось, в основе предвзятости лежало неведение.

Современные исследователи, искусствоведы, проделавшие большую кропотливую работу, будто заново открыли Саврасова. Стало совершенно ясно, что суждения о пейзажисте как авторе единственного шедевра глубоко ошибочны. Да, «Грачи прилетели», конечно же, вершина Саврасова, в ней ярчайшим образом воплотились лучшие черты и особенности его таланта — проникновенный лиризм, народность, одухотворенность кисти. Но это не единственная вершина в его творческом наследии. У него были не менее высокие достижения до создания «Грачей», будут они и после. И это нисколько не умаляет значения саврасовской картины. Наоборот, говорит о том, что появилась она не случайно, а с непреложной закономерностью, и стоит она в ряду других замечательных полотен большого мастера.

«УМЕЙТЕ ВИДЕТЬ КРАСОТУ…»

С утра и до позднего вечера не замирает жизнь в большом старинном доме с колоннами, принадлежавшем некогда богачу Юшкову. Идут занятия в классах. В головных, фигурных, натурных. Преподаются и общеобразовательные, научные предметы — история, география, анатомия… Разумеется, и закон божий. В перерывы все высыпают гурьбой в коридоры, кто спешит в курилку, кто в буфет, где всегда есть пеклеванный хлеб с горячей колбасой, свежие калачи, чай и молоко. В большой перерыв — с трех до пяти — некоторые ученики отправляются в трактир на углу Мясницкой. И снова в училище, на вечеровые занятия.

Большинство воспитанников из бедных, малообеспеченных семейств, многие приехали в Москву из других городов. Ранним зимним утром, когда еще темно, в мороз и снегопад, плетутся они со всех концов Белокаменной, где либо живут с родителями, либо снимают углы или комнаты в неказистых домишках у мещан. Каждый день пересчитывают оставшиеся у них в наличности пятаки и гривенники. Плохо одеты — старенькие, перепачканные красками блузы, стоптанные сапоги. Бледные лица, усталые глаза. Но что только не вытерпишь, не перенесешь ради неугасимой любви к искусству, ради заветной мечты стать художником!

…Мастерская академика Саврасова расположена на четвертом этаже. Это просторная комната с высоким потолком и большими окнами. Посмотришь в окно — увидишь совсем рядом церковь Фрола и Лавра, ее золоченые купола с крестами. А в ясную погоду можно разглядеть лесные дали Сокольников. Сколько раз ездил туда Алексей Кондратьевич на этюды с учениками, сколько раз работал там один!

В тот злополучный день, когда господин Собоцинский сообщил, что принято решение лишить его казенной квартиры, и особенно, когда он вынужден был выехать из нее, ему показалось, что как-то неестественно и жутко порвалась столь длительная, кровная связь с училищем. Но стоило Саврасову подняться по лестнице на четвертый этаж и войти в мастерскую, как это ощущение исчезало и являлось сознание того, что, в сущности, ничего не изменилось, ведь главное — это его класс, ученики. И все здесь, в этой большой светлой комнате, так знакомо, так привычно на протяжении многих лет. Вдоль наружной стены, поближе к окнам, выстроились в ряд мольберты с этюдами, эскизами, картинами. Вместо стульев обыкновенные табуретки. Бьют настенные часы. Все привыкли к их скрипучим, глуховатым ударам. Зимой отставной солдат Плаксин, сторож мастерской, разжигает железную печку; сухие березовые поленья он берет из приготовленной заранее в углу кучи дров. Но печка эта не может хорошо обогреть комнату, в классе холодновато, на окнах белеют узоры инея, и ученики, чтобы не мерзнуть, стараются одеться потеплее…

Вернувшись из Ярославля, Саврасов с радостью узнал, что приятель его Василий Григорьевич Перов стал профессором училища: еще в марте был назначен старшим преподавателем натурного класса вместо умершего Зарянко.

По характеру, темпераменту Перов и Саврасов были совершенно разные люди: один — властный, порой резкий; другой — мягкий и добродушный, уступчивый. Но, как известно, полярность человеческих характеров не только не мешает дружбе, а, напротив, нередко способствует сближению. Внешне Перов и Саврасов также очень отличались друг от друга: Василий Григорьевич среднего роста, с горбатым носом, с острым проницательным взглядом. Он похож в профиль на орла. И рядом с ним — высокий огромный Алексей Кондратьевич, с простым добрым лицом русского крестьянина, с окладистой бородой.