Я и Софи Лорен - Вячеслав Верховский

Форс-мажор случился и со мной.

Занял очередь, стою на регистрацию. Подгребает внутренняя служба безопасности. И в высшей степени корректно:

– Это ваш багаж? Отлично. А в коробке?

– Там велосипедик, трехколесный.

Ну, вы помните, как благодарность за конфеты…

– А, к слову, это ваш велосипедик? – они въедливые.

Я чистосердечно:

– Нет, не мой! Я уже взрослый…

Шутить?! Они переглянулись:

– Как не ваш?!

– А так. Это просто передача, для Донецка!

– Кто передачу передал? – такие цепкие.

Пожал плечами:

– Как-то не спросил.

Это был провал неимоверный! Перевозить чужие вещи здесь нельзя: Израиль опасается терактов. И багажи здесь проверяют очень тщательно. Велосипедик попросили тут же вскрыть. Разобрали на мельчайшие детали, раскрутили до шурупчика, до винтика. Но ничего такого не нашли. И, пожелав счастливого полета, все детали ссыпали назад:

– Дома на досуге соберете!

Не успел я ахнуть, как исчезли.

Я уже предчувствовал скандал: в Донецке ожидали не «Конструктор»…

Все, наш аэропорт. Встречает дама:

– Вы Верховский? Очень хорошо! Ну, привезли вы наш велосипедик?

Я всучил. Не глядя, произнес:

– Соберете из деталей, будет ваш!

И попятился.

Она остолбенела…

Я думал: все. Все только начиналось!

Который день она меня изводит, эта дама:

– Где колесико?! – звонит по телефону. – Не хватает одного колесика, ответьте!

Я креплюсь, старательно молчу.

Но теперь она повадилась и ночью:

– Где колесико, ответьте, наконец?! (Будь оно неладно вместе с ней!) Верховский, вы кусок антисемита!..

И хотя я рассчитался с ней по полной – нервным срывом, до рассвета я уже не сплю. А вспоминаю: до чего ж мне было хорошо в Святой Земле. И не просто хорошо, а замечательно!

И прихожу к ошеломляющему выводу: велосипед – расплата за Израиль!..

Если ночью я иду одна…

У жука должна быть гордость.

Обязательно!

Слону довольно и великодушия…

– Нет пророка в своем отечестве, – вздыхал государь, – верно?

И пророки дружно отвечали:

– Что вы, батюшка, откуда здесь пророки?!

Его осудили за взятки. Он брал маленькие взятки, и ему не хватило на судей…

Когда пишут «точный вес» или «живой звук» – ищи подвох.

Сколько нянек было у циклопа?

Москва. По Новодевичьему с лопатами идут кладбищенские рабочие, и до меня долетает обрывок их беседы (о ком речь – непонятно):

– Во дает! Его перезахоронили прошлым летом, но на новом месте он почему-то снова не прижился…

У кого есть жажда жизни, тот не испил свои мучения до дна.

Такое впечатление, что я эту газету не читаю, а в нее подглядываю.

– Дайте мне сухариков… А почему такие черствые?! Директора!!!..

Когда моя порядочность притупляет чужую бдительность, я становлюсь самим собой…

– Ты почему такой печальный?

– Я не печальный, – он заметил, – а завистливый…

Если ночью я иду одна, то, не скрою, мне бывает страшно, а иду один – так пусть лучше отойдут, на всякий случай!..

Жил в деревне. Занимался плаваньем, подводным: тонул четыре раза, выплывал…

Шприц – и нищий!

А китайцы молодцы! Когда от их мыла остается обмылок, они притрагиваются им к новому кусочку. И все – и он к употреблению готов. А обмылок выбрасывают. Вот что такое преемственность поколений!

– Нет, что ни говори, а порядок все же лучше! Так, в нашей стране все было разложено по полочкам!

– Да, конечно! Зубы на полку, фильмы на полку…

Дам взятку в хорошие руки.

Закон о мытье рук принят во втором чтении в семье Пети Рубашкина.

Мама:

– Петя, вымой руки!

– Зачем?!

Папа:

– Не переспрашивай, если мама сказала – это закон!

А по ночам у светофоров нервный тик…

На улице застенчиво темнело…

Воровато оглядываясь, наступал рассвет…

Она стреляла глазками, стреляла… Пока с годами не закончилась обойма…

В наших отношениях стояла арктическая зима. От Натальи веяло таким холодом! Вдруг она мне улыбнулась и заплакала. Я:

– Что, что с тобой, Наташа?! Отвечай!

– Тает лед, бегут ручьи… – она сказала.

Я на все смотрю чужими глазами. Хорошо ли, плохо, – я не знаю. Главное, свои не устают…

В поисках своей половинки мне всегда хватает четвертинки.

Мы с ней спали не только на разных кроватях, но на разных кроватях валетом.

Эта мебель из ореха плодоносит до сих пор…

Я не умру. Невежливо быть мертвым!

С тобой прощаются – а ты не отвечаешь!

В дороге одна старушка проводницу ну просто заболтала, и тогда – о!

– Женщина, тихо! Двадцать минут – санитарная зона!

Мэр Александр Петрович Погорелов: «Мы должны защищать интересы национальных секс-меньшинств!» Журналисты уточнили: «Вы о ком?» Мэр пояснил: «А главное не в этом!»

Сижу в гостях. Где-то в полночь я смутился: а не засиделся ли? А не притомил ли я хозяев? И, конечно, тут же уточнил:

– Мне не пора?

– Ой, что ты есть – что тебя нет. Сиди!

И я остался.

Говорят, умрём. Ну что ж, бывает. Говорят, что вечный сон. Пусть будет так. Но при условии. Если это настоящий сон. А если вдруг бессонница – и вечная?!

Когда я возвращался домой, то увидел, что из моей квартиры воры выносят телевизор. Чтоб не смущать воров, я сделал вид, что не заметил…

Мама приобрела в секонд-хенде обновку.

– Ну и как вам моя кофточка? – спросила мама у соседки Горчаковой.

– Нормальная кофточка, – сурово ей сказала Горчакова. – Будете продавать – лучше выбросьте!

Гасите свет, а то не будет денег.

– Негодный вы человек! – сказала она и, тут же спохватившись, успокоила: – А что вы хотите?! Все приходит в негодность…

И я успокоился.

– Слава, ты меня прочел? Тебе понравилось?

– Та кто я здесь такой, чтоб мне понравилось?! – ответил я ему дипломатично.

Дерево стояло и упало. Но деревья, с которыми оно росло с детства, не кинулись его поднимать, а шелестели рядом, равнодушные. Кто не понял, это я о людях…

Когда маленький мальчик узнал всю правду, он заплакал:

– Родины такими не бывают!

Нашел сто гривен. Прямо на дороге. Я. Терзался долго: это неспроста! Что это за знак? А если вдруг?..

Лечился у известных психиатров. Успокоился, лишь истратив на врачей все триста. Евро…

Альтернативная медицина – медицина, которая лечит.

Написал я мемуары. Думал: все уже. Но тут-то все как раз и началось.

– А обо мне забыл!

– И обо мне!

– А как же я, Верховский? Как ты мог?!.

Ну что мне делать? Разве что сказать:

– Всех, о ком не написал, – того люблю!

Я думал: выкрутился. Но не тут-то было!

Пришлось любить, такие это сволочи!

Вначале она мне сказала:

– Ну, здравствуй!

А уже потом открыла рот…

Наша мысль – длиннее жизни! Но не радуйтесь.

Просто жизнь еще короче, чем мы думаем…

…может обернуться большим конфузом. Дело в том, что, когда невмоготу (а это время наступило уже снова)… Интеллигенция ведь тоже пишет на заборах. Но, чтоб никто – из местных жителей – не понял, она все это пишет на латыни…

Вот почему к ним папу не зовут. На всякий случай.

В связи с тем, что правды мы не узнаем никогда, наши догадки никогда не станут заблуждениями.

Кажется, что все говорят одновременно. Ведущий, не в силах перекричать, в отчаянии. С места – рука:

– Можно взять слово?