Последний выстрел - Эмма Пиньятьелло

его губ. Мягких – они ведь не должны быть такими мягкими? Огромные, устрашающего вида парни не умеют так целоваться. Как будто Макс была сделана из дыма или воды и он пытался поймать каждую ее частичку, пока она не исчезла навсегда.

У него был вкус кофе и банана, как в придорожной закусочной. Он отказался даже от глотка ледяной «Колы-лайт», которую она выпила перед визитом к Либби. И, похоже, теперь наверстывал упущенное.

Его грубые, мозолистые пальцы, так часто сжимавшиеся в кулаки, скользили по ее спине с невозможной нежностью, которая никак не вязалась с тем животным выбросом напряжения, которого следовало ожидать от возбужденного Грейсона Хоука. Ее язык проник глубже в поисках новых оттенков вкуса, и щетина царапнула лицо. В самой ее глубине, внизу живота, между бедрами, вспыхнуло неукротимое желание.

Его руки сдвинулись ниже, к тонкой кожаной юбке, и из ее горла вырвался жалобный стон.

– Не останавливайся, – прохрипела она, понимая, что он ждет разрешения.

Повторять не пришлось. Никаких татуировок у нее там не было, но его пальцы впивались в кожу, оставляя следы, которые, как ей казалось, сохранятся навсегда.

Должно быть, он ненавидел ее сильнее, чем она думала. Его руки и губы вели с ней самую жестокую игру. Иллюзия это или нет – ей было все равно. Даже если она уже погибла в этой автокатастрофе.

Но то, как он целовал ее в шею, то, как прижимался к ней, не могло быть ни иллюзией, ни обманом. Он уже добрался до ее белья, и она обхватила Грея ногой. От каждого прикосновения на ее замерзшем теле вспыхивали крошечные огни, способные растопить ее ледяную защиту.

– Черт, Конрад…

Хриплый, расколотый голос. Как острый край разбитой бутылки. Он сжал ее крепче, и кровь понесла электрические разряды прямиком к сердцу, возвращая ее к жизни. Она хотела знать все – что он думает, что чувствует в этот миг. Хотела выпотрошить его, забраться внутрь и спрятаться.

Но она не имела права ни на одно, ни на другое. Даже если он…

Она впилась зубами в его плечо, ощущая вкус праздника, шерри и виски, вкус, манивший ее к опасной черте. Таким, как он, – с таким запахом, с таким взглядом – нельзя свободно ходить по Земле.

Что-то дрогнуло у нее на шее, и она с опозданием поняла, что произнесла это вслух. Он улыбался, и глаза сверкали, как пещеры, полные спрятанных сокровищ.

– Хочешь?

Она уловила нотку неуверенности. Грейсон Хоук и неуверенность? Наверно, можно было бы торжествовать и самодовольно ухмыляться, но она лишь ощутила, как растекается по телу приятное тепло, – он смотрел на нее, он говорил это ей.

Кто-то назвал бы это наивностью.

Она прижалась к нему еще сильнее – на случай, если он передумает. Ее пальцы скользнули по обжигающе горячей коже груди, вцепились в футболку, потащили вверх, через голову. Ладони исследовали плоскую поверхность живота, прощупывая рельеф пресса. Именно эта часть его тела дразнила ее больше всего. Пальцы поползли вниз по дорожке волос и нырнули под ремень.

– Конрад… Ты представить не можешь, как сильно я пытался не думать об этом.

Что-то треснуло – крошечная трещина в иллюзии. Потому что я так тебе противна?

– И это хуже, чем твои кошмары?

– Гораздо хуже.

Он провел большим пальцем по ее ключице.

– И что случилось… – она прижалась к нему бедрами, – …в этом кошмаре?

Его глаза вспыхнули, как масло на раскаленной сковороде. Он зарычал и перекатился на бок, прижавшись к ее спине. Палец, что ласкал ее ключицу, теперь скользил по шелковой ткани. Макс прикусила губу, чтобы не издать ни звука, если рука не двинется туда, куда ей нужно…

– Хочешь, покажу?

Его слова едва пробивались сквозь гул горячей крови в ее ушах, когда он наконец коснулся соска.

– Да.

Она выдохнула это, как признание. Как приговор.

– Я думал об этом…

Его пальцы скользнули по кружеву бюстгальтера, мучительно нежно, намеренно избегая того места, которое ждало прикосновения.

– …с самого утра.

В голове всплыл довольно унизительный момент, когда она задирала футболку, пытаясь заставить его прикоснуться к себе, чтобы доказать свою невиновность.

– Это когда ты искал у меня татуировку итальянской банды?

Он помотал головой, и ее сердце бешено заколотилось в груди.

– Раньше.

Одним пугающе быстрым движением он расстегнул застежку.

– Тебе нужна новая одежда, Конрад. Я видел этот бюстгальтер сквозь твой тот паршивый топ еще до того, как ты попыталась убить меня в первый раз.

– Похоже, тебе вообще не нравится моя одежда… вернее, одежда Неллы… Может, мне просто… э-э… снова надеть ее?

Она протянула руку к бюстгальтеру, но он перехватил ее запястье, а глаза полыхнули игривой яростью.

– Моя работа – чинить вещи, – сказал он, сжимая ее бедро.

Она прогнулась под нажимом, и его дыхание рассыпалось искрами по ее шее.

– И, по моему профессиональному мнению, всю эту одежду нужно сжечь. Тебе не нужна одежда, Конрад.

– Если это твое профессиональное мнение…

Она откинула голову на подушку, наслаждаясь нежными поцелуями и покалываниями щетины.

– Я соврал. – Глаза у него были ясные и чистые, как стекло, с которого стерли пятно, и она как будто заглядывала в годами заколоченную комнату без окон.

– Да? – Сердце упало.

– Это я насчет полицейского фото.

Он сказал это так тихо, что ей могло и показаться.

Там ты гораздо красивее.

Она не хотела, чтобы он видел ее улыбку, видел, что делает с ней доброе слово.

– Никогда бы не подумала, что ты такой мастер постельных утех.

Она сама не поняла, почему это сказала. Может, из-за нежности его поцелуев. Может, из-за того, как легко ее тело подлаживалось под него.

Он нахмурился.

– Что, черт возьми, это значит?

– Я думала, ты трахаешь девушек у стены. Или на кухонной скамье.

Я хочу, чтобы ты сделал это со мной.

Но, когда он закрыл глаза, она поняла, что сказала что-то не то.

Худшее было в том, что ее тело стало ее врагом – неуправляемым мстителем, потерявшим ее доверие. Разум чувствовал то же самое – она не знала, намеренно ли повела их на этот обрыв.

Он отстранился, и ее тело едва не последовало за ним, пульсируя в тех местах, где он только что был. Вернись, черт возьми.

Она вдруг поняла, что, создав этот волшебный, невозможный, иллюзорный пузырь, заглушила все звуки мира, кроме голоса Грея.

Телефон зазвонил снова.

Грей взглянул на экран – Барбарани.

Она ошиблась.

Запах Грея не был тем моментом с рождественским подарком.

Ты рвешь упаковку, но на открытке