Кольцо (другой перевод) - Кодзи Судзуки

— А дочку почему с собой не взяла?

— У нее был мужчина. Его имя я тебя тоже попрошу запомнить: Икума Хэйхитиро. Он тогда числился доцентом на кафедре психологии в Т***ском университете. Сидзуко жила в Токио вместе с ним.

— Значит, Садако их ребенок?

— Точно не знаю, но, похоже, так оно и есть.

— Ты уверен, что они не были женаты?

— Уверен. За несколько лет до этого Икума женился, и у его законной жены тоже родился ребенок. Так что он был семейным человеком.

— Так и запишем: внебрачные отношения, — пробормотал Ёсино себе под нос и облизнул кончик карандаша. Сделав пометку в блокноте, он сказал в трубку: — Ага, я все понял. Что-нибудь еще?

— В начале пятидесятого года Сидзуко вернулась в родные края и встретилась с дочкой после трехлетней разлуки. Но в конце того же года она снова уехала с

Идзуосимы, на этот раз прихватив Садако с собой. Обе исчезают на пять лет. Никто не знает, где они жили и что делали все эти годы.

В середине пятидесятых до Такаси Ямамуры — двоюродного брата Сидзуко — доходят слухи, что его двоюродная сестра стала знаменитостью и процветает.

— Эти слухи имели под собой какое-нибудь основание?

— Не знаю. Слухи ведь дело такое. Птичка на ушко нашептала… Я когда старику визитку свою давал, он долго на нее смотрел, а потом говорит: «Да вам же,

газетчикам, лучше знать, что с моей сестрицей стало…» Так что, если верить его словам, то эти пять лет — с пятидесятого по пятьдесят пятый — мать с дочерью занимались чем-то таким, что могло привлечь внимание средств массовой информации. Но чем именно, старик не знает. На Идзуосиму информация с большой земли тогда доходила с перебоями…

— И ты, конечно, хочешь, чтобы я разузнал, чем же эта семейка занималась.

— Совершенно верно. Как ты угадал?

— Ну ладно тебе дурака валять, что я, совсем идиот, что ли…

— Но это еще не все. В пятьдесят шестом году Сидзуко с дочерью возвращается на родину. Такаси рассказывает, что за время отсутствия сестра очень изменилась, стала совсем другим человеком. Он пытался ее расспрашивать, но она не отвечала на вопросы. Большую часть времени Сидзуко просто неподвижно сидела в какой-нибудь из комнат и бормотала себе под нос непонятные слова. В конце концов она покончила жизнь самоубийством, бросившись в кратер вулкана Михара.

— Значит, я должен узнать, почему Сидзуко совершила самоубийство, так?

— Я очень тебя прошу! — Асакава даже слегка поклонился, хотя было ясно, что его собеседник не может увидеть этого вежливого жеста. «Если я в ближайшее время не смогу выбраться с острова, то кроме Ёсино мне не на кого рассчитывать… — пронеслось у Асакавы в голове. — Обидно, что я здесь застрял. На пару мы бы быстренько все выяснили…» Он уже жалел о том, что приехал на Идзуосиму. Ему казалось, что Рюдзи справился бы в Сасикидзи и без него, а он бы пока собирал информацию в Токио. Это, без сомнения, было бы гораздо разумней, чем торчать вдвоем на проклятом острове.

— Ладно, я сделаю все, что смогу. А тебе не кажется, что стоит дать мне еще кого-нибудь в подмогу?

— Я позвоню в редакцию и поговорю с Огури. Может, он найдет для тебя пару человек.

— Буду тебе очень благодарен…

По правде говоря, Асакава сомневался в том, что Огури вообще захочет говорить с ним на эту тему. Нехватка людей была одной из главных проблем в редакции. И,

соответственно, вероятность того, что Огури согласится отпустить кого-нибудь для работы с Ёсино, была ничтожно мала. Но попробовать все равно стоило.

— Ну вот. После смерти матери Садако до окончания школы жила в Сасикидзи у дяди. Теперь комнаты в этом доме сдаются на лето туристам… — Асакава хотел добавить, что они с Рюдзи остановились как раз у дядюшки Садако, но сдержался. Это не имело прямого отношения к делу и показалось ему лишним. — Через год Садако прославилась тем, что предсказала извержение вулкана Михара. Представляешь себе, в пятьдесят седьмом году именно в тот день и час, который предсказала соплюха-четвероклассница, вулкан ожил.

— Да, крутая девчонка. С такими никакие сейсмологи не нужны! — В голосе Ёсино слышалось восхищение.

Слухи о девочке-предсказательнице быстро распространились по всему острову. Информационная система Миуры сработала безотказно, и Садако Ямамура попала в картотеку профессора. Но об этом Асакава не стал сообщать Ёсино. Суть заключалась в другом…

— После извержения вулкана местные жители стали приходить к девочке с просьбами предсказать будущее, но Садако неизменно всем отказывала. Вроде как: «Что вы от меня хотите, я обычная девочка и ничего такого сверхъестественного делать не могу…»

— Стеснялась, что ли?

— Понятия не имею. Едва дождавшись окончания школы, Садако уехала в Токио. Вырастившие девочку родственники ровным счетом ничего о ее токийской жизни не знали. Один раз из Токио пришла открытка. В открытке Садако писала, что успешно прошла пробы и поступила в театральную студию «Свободный полет». О ее дальнейшей судьбе ничего не известно.

— То есть получается, что кроме «Полета» никаких зацепок нет.

— Получается, что так…

— Ну ладно. Значит, я должен узнать, чем именно с пятидесятого по пятьдесят пятый год занималась в Токио Сидзуко Ямамура, почему в пятьдесят шестом она бросилась в жерло вулкана и что стало с ее дочерью Садако после того, как в восемнадцать лет она поступила в театральную студию. Короче, мне надо постараться собрать всю информацию как о дочке, так и о матери, я правильно понял?

— Да. Все верно.

— Так с кого мне начать?

— Ты о чем?

— Ну, с Садако или с ее мамаши? Чего тут непонятного? Ты же сам сказал, что времени мало, значит, нужно начинать с самого важного.

Если так ставить вопрос, то никаких сомнений у Асакавы не оставалось. Его проблема напрямую связана с Садако.

— Пожалуйста, начни с дочки.

— Ясно. Тогда завтра с утра я схожу в студию.

Асакава взглянул на наручные часы. Начало седьмого. Наверняка репетиция сейчас в самом разгаре.

— Ёсино-сан, умоляю, сходи к ним сегодня вечером. Если можешь, прямо сейчас.

Ёсино тяжело вздохнул и покачал головой:

— Я все понимаю, дружище, но ведь у меня куча своей работы. Мне сегодня за вечер столько всего написать надо, как подумаю — руки опускаются… И завтра, между прочим, тоже… — Ёсино замолчал, понимая, что продолжить — значит окончательно унизить приятеля. Это было не в его правилах, он всегда старался вести себя по-мужски.

— Я очень прошу… У меня ведь послезавтра срок выходит… — только и сказал Асакава. Он прекрасно знал все «прелести» журналистской работы и не хотел чересчур навязываться. Не говоря больше ни слова, он терпеливо ждал, что ответит ему Ёсино.