Диего Марадона. Автобиография - Диего Армандо Марадона

Немцы – с Шумахером на воротах. Бреме, который через четыре года забил нам гол с помощью Кодесаля. Фёрстер и Якобс – в центре, сумасшедший Бригель – слева, по центру – Бертольд, Маттеус, Эдер и Магат, который должен был контролировать мяч, и впереди – Аллофс и Румменигге.

Вопреки всему

Мы шли по дороге, которая ведет из раздевалок к полю, позади ворот, и казалось, что это наш родной дом. Я возглавлял наш строй, а Бурду шел последним. Мы всегда выходили в таком порядке. Всегда. Раньше мы разыгрывали весь этот цирк с Тата Брауном, который играл с нами против Болгарии, будто уже век назад. Немцы, как всегда серьезные, смотрели на нас словно на сумасшедших. Но никаких эмоций не проявляли. Я сказал Тата: «Старик, эти ничего не боятся».

Брауна я поймал еще в раздевалке и начал говорить с ним серьезно: «Тата, ты лучший защитник в мире, понимаешь? Лучший в мире… Тебя не выдвинули основным игроком в «Депортиво Испаньол», но тут нет никого лучше тебя, никого. Ты порвешь немцев, понимаешь?» И я поцеловал его в лоб. А потом, в шутку, спросил: «Но, сукин ты сын, кто стрижет тебе волосы?»

Когда мы собрались в центре поля, чтобы петь гимны, мы уже были очень сосредоточены. Гимн, как всегда, сильно подействовал на меня, он проникает мне в душу, наполняет мою грудь. Я почувствовал, что лента капитана просто разорвется у меня на плече, и затягиваю ее потуже… И думаю обо всем, обо всем. О Вилье Фиорито. О месте, где я родился и где я сейчас. Похожие мысли приходят ко мне до сих пор, когда я слышу гимн.

Мы стояли там, чтобы сыграть в финале чемпионата мира, под гигантским «пауком», которого все хорошо запомнили, поскольку он отбрасывал на поле тень. Это была телевизионная камера, что-то вроде. Но ее тень очень напоминала паука, нарисованного на траве.

Только закончился гимн, и мы с Тата начали кричать, наклонившись вперед: «Даааавайте, эй, дааааавайте!..» Нас собралось одиннадцать сумасшедших, готовых к войне. Если бы мы играли на опасной территории, было бы даже лучше. И через минуту, не более того, я понял, что это и будет опасная территория. Я получаю пас, мяч уходит от меня, и тут же стихает свист. Ах так? Все против? Ну вы еще увидите, еще увидите!

Против были почти все, потому что играли аргентинцы. И итальяшки тоже. Точнее, неаполиташки. Все резко стали нашими болельщиками и со всего света летели самолеты. Из Аргентины вылетали чартерные рейсы, даже люди из правительства приехали на игру… Да, именно те, которые хотели сместить Билардо, когда я им не позволил.

Через три минуты – первый фол против меня. И тут же я понял, что Маттеус будет следить за мной. Обратите внимание, это была не простая игра. Это был не Рольф, который опекал Платини. Нет, этот знал, как играть в футбол. Лотар находился в отличной физической форме. Не будучи огромным, он играл очень быстро и живо, отнимая мяч и передавая его другому игроку. Лотар мог бы быть восьмым, десятым, но в итоге играл защитником. Он молодец, Лотар. И мой друг. Но на тот вечер он стал моим врагом, моим главным врагом.

Когда я увидел приближающуюся руку, я отправил мяч направо. Если я не могу забить гол, так пусть это сделает другой член команды. Меня не волновало, кто именно забьет, я или другой наш игрок; мне было важно, чтобы гол в ворота противника состоялся… Мне пришло в голову провести мяч по флангу, и я думал о команде, а не о собственной игре. Когда я разогнался, этот быстрый Лотар не последовал за мной, когда я был совсем открыт. Но Беккенбауэр увидел это и стал кричать ему, чтобы он последовал.

Я пересматриваю игру первый раз спустя 30 лет и понимаю, что меня били со всех сторон, но я совсем этого не помню. В памяти этого нет. Я помню всю игру, каждую минуту, но мне хотелось бы перемотать вперед до момента пенальти, который Арппи Фильо не засчитал мне. Арппи Фильо, именно тот судья, который вел нашу игру за год до этого, в июне 1985‑го, в матче против Перу, когда судейство было очень честным.

Но давайте я расскажу все по порядку… расскажу об этой игре, которая отличается от любой другой. Это финал чемпионата мира.

Мяч должен быть нашим

Через пять минут после начала игры мы дали понять немцам, что правила диктовать будем мы. Баск, феноменальный Баск, который играл как монстр, продавил защиту по левому флангу и сделал угловой удар. Пас принял Чечо и сразу потерял мяч в пользу Шумахера. Шумахер уже начал пакостить. Надо было атаковать его – спереди и сзади.

Кроме того, требовалось защищать поле и для этого был я, чтобы играть сзади, на нашей половине поля. А я – настоящий труженик в игре, не неженка. Если требовалось бежать, чтобы достать мяч, я бежал. Они ввели в игру Бертольда, который присутствовал в «Вероне» и после этого играл в «Роме». Потому что с Маттеусом, который следил за мной, им не хватало одного игрока. Но у нас все было верно.

Была и другая партия. Вальдано против Бригеля, Бригель против Вальдано. Бригель являлся триатлонистом, культуристом, не знаю, кем еще. У него были толстенные вены, а икры – шире моей груди. Примерно через четверть часа этот танк вошел в игру. Хорхе не мог остановить его, и Тата упал на землю. Это не фол, не фол! Но бразилец засчитал его. Немцы выполняют штрафной, а мы видели в игре с Францией, что они делают его очень четко в два касания, и мы должны были преградить дорогу. Арппи назначает еще штрафные. Я протестую, и он объявляет предупреждение, предупреждение! Через 15 минут бразилец начинает следить за мной, больше, чем Маттеус. После второго штрафного мяч отскакивает ко мне, тогда я снова вошел в игру.

И снова ярость. Да что вы? Все против? Вы еще увидите! Я прошел по правому флангу, где был Лотар, и передал мяч Кучу. Его перехватывают, и Маттеус преграждает мне путь рукой, так что я бью штрафной и немцы получают желтую карточку. Вот тебе, бразилец, вот тебе! Ничего тебе не остается.

Я делаю штрафной удар справа, он попадает Бурру, мяч полетел вперед и отправляется за пределы, отдаляясь