Мальтийский крест Павла Первого - Наталья Николаевна Александрова

— Ну, тут я тебе ничем помочь не могу.

— На самом деле можешь. Можешь ты раздобыть список всех жителей нашего города, страдающих гемофилией?

— Ох, это не так просто! Это ведь личные данные… хотя… конечно, если поднять базы данных аптечного управления, можно выяснить, кому выписывали соответствующие лекарства. Ладно, не буду тебя этим грузить, попробую сделать такой список.

— Заранее благодарен!

— Да, и еще… я тебе перстень передал со своим ассистентом.

— Перстень? Какой перстень?

— Ну тот, что был на руке куклы.

— А, ну да… серебряный, с мальтийским крестом.

— С крестом — да, это точно, но только он вовсе не серебряный. Он оловянный.

— Оловянный? Странно… а я думал…

— Думать ты можешь что угодно, но уж как-нибудь отличить олово от серебра я могу.

— Ну ладно, только зачем он мне? — вздохнул Муравьев, но в трубке уже пикало.

Не успел Муравьев повесить трубку, как в дверь его кабинета деликатно постучали.

— Войдите!

Дверь открылась, и в нее просочился долговязый молодой человек с блеклыми рыбьими глазами. Это был Угоревич, ассистент криминалиста Ставриди. Он был под стать своей фамилии — весь какой-то скользкий и гибкий, как угорь, с длинными тонкими руками и ногами, казалось, лишенными костей.

— Здрассте, товарищ капитан! — проговорил он своим бесцветным голосом. — Меня к вам послал Александр Константинович. Просил вам передать вот это… — и он положил на стол перед Муравьевым небольшой запечатанный пакетик.

— А, хорошо… — Муравьев хотел еще что-то сказать, но Угоревич уже исчез, так же беззвучно, как появился.

«В столовую сходить, что ли… — непонятно почему подумал Муравьев, — там вроде сегодня рыбу подают…»

Он тут же забыл о столовой, развернул пакетик и извлек из него массивный перстень с мальтийским крестом. Повертел его так и этак, примерил на палец… точнее, только попытался примерить — перстень оказался ему безнадежно мал.

И в это время зазвонил его телефон.

Муравьев подумал, что звонит Ставриди — хочет уточнить, получил ли он кольцо.

Сняв трубку, поднес ее к уху и проговорил:

— Да, Шурик! Приплывал твой парень, принес посылку…

Однако в трубке раздался удивленный женский голос:

— Какой Шурик? Какую посылку? Вы меня, наверное, с кем-то перепутали. Это Леокадия Львовна из Михайловского замка. Мы с вами встречались на… месте преступления.

— Ох, извините, я действительно ошибся… здравствуйте, Леокадия Львовна! Вы мне что-то хотели сообщить?

— Да, хотела… вообще-то я хотела, чтобы вы к нам приехали. И чем скорее, тем лучше.

— А в чем дело? Что-то случилось?

— Случилось… нашелся Костя Бабочкин. Вернулся, и сейчас сидит у меня в кабинете. И я с ним не могу сладить.

— Бабочкин? — переспросил Муравьев. — Какой Бабочкин?

И тут же он вспомнил, что так звали специалиста по восковым фигурам, который руководил созданием композиции в спальне несчастного императора и который после этого бесследно пропал в Сибири, в поселке Березово…

Может быть, сейчас в его расследовании произойдет прорыв? Может быть, Бабочкин расскажет что-то очень важное?

— Никуда его не отпускайте! — выпалил в трубку Муравьев. — Я к вам сейчас приеду!

— Да он и сам никуда не денется! — с тяжелым вздохом ответила Леокадия Львовна.

Через полчаса Муравьев уже влетел в тесный кабинетик Леокадии Львовны. Сейчас там было еще более тесно, чем обычно, потому что за столом хозяйки вольготно развалился крупный белобрысый мужчина в свитере с вывязанными на нем северными оленями. От него ощутимо несло перегаром, что еще усиливало ощущение тесноты. Под левым глазом у него красовался лиловеющий синяк, а в глазах плескалась неизбывная печаль.

Сама Леокадия сидела в уголке на табуретке и печально взирала на своего гостя. При появлении Муравьева она облегченно вздохнула и проговорила:

— Ну слава богу, вы приехали, а то я уже не знала, что с ним делать! Вот, прошу любить и жаловать, это создание — Константин Бабочкин. А это, Костя, Андрей Васильевич Муравьев, он из полиции…

— Петрович, — поправил ее Муравьев, — впрочем, это не важно. Можно и без отчества.

— Андрей, — Бабочкин тут же развернулся к нему всем телом. — Ну ты-то со мной выпьешь? А то она, Леокадия, не соглашается, а одному пить, конечно, можно, но это уже крайняя степень падения…

Тут же он откуда-то извлек фляжку и придвинул Муравьеву стакан.

— Нет-нет! — Муравьев накрыл стакан ладонью. — Мне нельзя, я на службе!

— Мы все на службе, — немного заплетающимся языком ответил Бабочкин. — Ибо вся наша жизнь — служение… музам, или обществу, или еще кому-нибудь…

Он отодвинул ладонь Муравьева, наклонил над стаканом фляжку, но из нее скатилась только одинокая капля.

— Опа! — разочарованно воскликнул Бабочкин. — А оно кончилось! Как же теперь жить?

— Константин! — воззвал к нему Муравьев. — Извольте объясниться. Куда вы пропали? Что с вами случилось в Березове? Вас там безуспешно ждал водитель…

— Березово! — повторил Бабочкин за полицейским, и лицо его перекосилось страданием. — Не говорите мне о нем!

— Но мне необходимо знать! Я, между прочим, расследую серьезное преступление. Убийство. И я обязан взять у вас показания. А вы обязаны мне их дать.

— А смысл? — воскликнул Бабочкин тоном провинциального трагика. — Все равно моя жизнь кончена!

— Да почему же вдруг? Вы еще молодой, здоровый человек, у вас хорошая профессия, у вас вся жизнь впереди…

— Нет, нет, у меня все позади! — Бабочкин для верности бросил взгляд через плечо. — Впереди у меня ничего хорошего, даже фляжка, и та кончилась! А мне необходимо, просто необходимо выпить!

— Вот что… — Муравьев хитро прищурился. — А если я пойду с тобой в одно очень уютное место, где нам нальют пива, ты расскажешь мне, что с тобой случилось в Березове?

Он подумал, что в сложившейся ситуации можно и даже нужно перейти со свидетелем на «ты».

— А ты со мной выпьешь?

— Выпью! — решительно заявил Муравьев.

Он перехватил осуждающий взгляд Леокадии Львовны и одними губами проговорил:

— Это для дела!

— Заметано! — согласился Бабочкин, поднялся из-за стола и, слегка покачиваясь, побрел к двери.

Леокадия Львовна облегченно вздохнула и открыла форточку.

Выйдя из замка, мужчины прошли два или три квартала и оказались перед массивными деревянными воротами.

За этими воротами находился известный в городе лофт — уютный дворик, в котором помещались десятка два всевозможных заведений. Были здесь и сувенирные лавочки, и магазин виниловых пластинок, по совместительству студия звукозаписи, и ателье молодого популярного дизайнера, и маленькое издательство.

Но больше всего здесь было кофеен и бистро — от строго вегетарианских и даже веганских до натуральной пивоварни, где варили собственное пиво по старинному скандинавскому рецепту.

В эту-то пивоварню Муравьев и привел своего нового знакомого.

К ним тут же подошел