Время прощать - Джон Гришэм

— Итак, мистер Бакли, я назначил открытие процесса на третье апреля. До этого предстоит много работы. Вам, адвокатам, неоднократно придется собираться вместе, не исключено, в этом зале пройдет еще несколько предварительных слушаний. Нельзя допустить, чтобы каждый раз, когда мы будем оказываться вместе, возникали ссоры и устраивались представления. Дело непростое, мы все понимаем, что ставки очень высоки. Поэтому мой вопрос состоит в следующем: какой представляется вам ваша роль в этом деле — ваша и ваших мемфисских коллег?

Снова почувствовав себя свободным и получив возможность высказаться, Руфус неожиданно уверенно ухватился за этот шанс.

— Ваша честь, — произнес он, откашлявшись, — мы здесь, чтобы защитить права миз Летти Лэнг и…

— Это понятно, — перебил судья. — Я говорю о процессуальной процедуре, мистер Бакли. Мне кажется, в такой ситуации мистеру Брайгенсу, ведущему адвокату по утверждению завещания, и куче адвокатов, представляющих интересы бенефициара, просто будет слишком тесно. Вас чересчур много. Понимаете, что я имею в виду?

— Э-э-э… не совсем, ваша честь.

— Хорошо, выражусь яснее. Лицо, желающее опротестовать завещание, имеет право нанять адвоката и подать ходатайство, — махнул рукой в сторону адвокатов другой стороны судья. — Этому адвокату есть что делать с самого начала до самого конца. А вот бенефициара завещания представляет адвокат по делам наследства. В нашем случае это мистер Брайгенс. Персональные адвокаты бенефициара в некотором роде просто пользуются плодами его трудов.

— О, с этим я не согласен, ваша честь. Мы…

— Помолчите. Так вот, мистер Бакли… При всем уважении, должен сказать: не уверен, что ваши услуги действительно необходимы. Может, это не так, но вам придется постараться переубедить меня. У нас еще масса времени. Просто подумайте об этом, хорошо? Я не могу представить процесс, в котором личным адвокатам бенефициара была бы определена активная роль.

— Ну… судья, я думаю…

Судья Этли предупреждающе выставил вперед ладонь:

— Довольно. Я это не обсуждаю. Может, в другой раз.

Сначала показалось, Бакли готов вступить в спор, но, видимо, вовремя вспомнил, почему он здесь. Не было смысла вновь раздражать судью.

— Конечно, судья, благодарю вас, — скромно произнес он.

— Вы свободны.

Джейк снова взглянул на молодую женщину. Облегающие джинсы, красный свитер, весьма поношенные желтые кроссовки, стильная короткая стрижка. Она выглядела гибкой и ладной, совсем не похожей на типичных двадцатипятилетних чернокожих женщин округа Форд. Встретившись взглядом с Джейком, она улыбнулась.

А полчаса спустя она стояла перед столом Рокси и вежливо интересовалась, не сможет ли мистер Брайгенс уделить ей несколько минут.

— Ваше имя, пожалуйста.

— Порция Лэнг, дочь Летти.

Мистер Брайгенс был очень занят. Но Рокси понимала: это может оказаться важным, и попросила женщину подождать минут десять, а сама нашла небольшой зазор в расписании шефа.

Джейк пригласил гостью в кабинет и предложил кофе, она, поблагодарив, отказалась. Они расположились в углу, словно на сеансе психотерапии: Джейк — в старинном кожаном кресле, Порция — на диване. Не в силах удержаться, она с восхищением оглядывала большую комнату, красивую мебель и продуманный беспорядок на рабочем столе.

— Это мое первое посещение адвокатской конторы, — призналась она.

— Если повезет, то и последнее, — пошутил Джейк.

Девушка нервничала и поначалу держалась напряженно. Но ее визит мог оказаться очень важным, и Джейк делал все возможное, чтобы она почувствовала себя свободнее.

— Расскажите о себе, — попросил он.

— О, я знаю, у вас мало времени.

— У меня куча времени. Дело вашей матери для нашей конторы — самое важное.

Порция сделала попытку улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. Скрестив ноги в желтых кроссовках, она начала. Ей двадцать четыре года, она старшая дочь в семье и только что демобилизовалась из армии после шести лет службы.

В Германии до нее дошло известие о том, что мать упомянута в завещании Сета Хаббарда. Но это не имело отношения к ее демобилизации. Просто шести лет оказалось достаточно. Порция устала от армии и готова была сменить военную жизнь на гражданскую.

В Клэнтонской старшей школе она считалась хорошей ученицей, но при нерегулярной работе отца у них не было денег на колледж. (Говоря о Симеоне, девушка нахмурилась.) Горя желанием уехать из дома и вообще из округа Форд, Порция записалась в армию и получила возможность попутешествовать по миру.

Вот уже неделю она снова дома, хотя не собирается оставаться в здешних краях. У нее накопились льготы на три года обучения в колледже, который она хотела окончить, — девушка мечтала о юридической школе.

В Германии она служила в JAG[11] и имела возможность познакомиться с деятельностью военных судов. Сейчас живет у родителей, которые вместе со всей семьей, кстати, недавно переехали в город.

— Они снимают старый дом Саппингтона, — не без гордости сообщила девушка.

— Я знаю, — кивнул Джейк. — Наш город маленький, слухи распространяются быстро.

Так или иначе, Порция сомневалась, что сможет долго прожить здесь, поскольку дом, хоть и намного просторнее прежнего, напоминает муравейник с без конца приезжающими и уезжающими родственниками и людьми, спящими повсюду.

Джейк слушал внимательно, ожидая главного, которое непременно должно было всплыть. Время от времени он задавал вопрос-другой, но девушка не нуждалась в подстегивании: почувствовав себя уютно, она и сама разговорилась. Шесть лет в армии стерли протяжность произношения, гнусавость и грамматическую небрежность, свойственные речи местных чернокожих. У нее была идеальная дикция, не заученная, а вошедшая в привычку. В Европе она выучила немецкий и французский и работала переводчицей. Сейчас изучала испанский.

Джейку хотелось по привычке кое-что записать, но это выглядело бы невежливо.

На прошлой неделе в выходные девушка ездила в «Парчмен» повидать Марвиса, и он рассказал о визите Джейка. О брате Порция говорила довольно долго, время от времени смахивая слезу. Он ее старший брат, ее герой, тяжело осознавать, что он в тюрьме.

Будь Симеон не таким плохим отцом, Марвис не сбился бы с пути. Да, он велел Порции передать маме, чтобы она держалась Джейка, сказал, что говорил со своим адвокатом Ником Нортоном, и тот подтвердил: мемфисские хлыщи все испортят.

— Почему вы пришли в суд сегодня утром? — спросил Джейк.

— Я и вчера была там, мистер Брайгенс.

— Пожалуйста, зовите меня Джейком.

— Хорошо. Вчера я была свидетельницей фиаско маминых адвокатов и сегодня утром в офисе секретаря знакомилась с судебным делом. Тогда-то я и услышала, что их везут из тюрьмы.

— Адвокатов вашей семьи?

— Да. — Сделав глубокий вдох, она заговорила гораздо медленнее: — Вот об этом-то я и хотела с вами поговорить. Мы с вами имеем право обсуждать дело?

— Разумеется. Мы ведь официально на одной стороне. Может, сейчас это не ощущается, но в настоящий момент мы с вами союзники.

— Ладно. — Еще один глубокий вздох. — Мне необходимо с кем-нибудь поговорить. Послушайте, Джейк, меня здесь не было во время процесса над Карлом Ли Хейли, но я все о нем знаю. Когда на прошлое Рождество я приезжала домой, тут только и было разговоров что о процессе, о Клэнтоне, Клане, Национальной гвардии и тому подобном. Мне даже стало жалко, что я пропустила такое действо. Но ваше имя в наших кругах хорошо известно. Моя мать несколько дней назад сказала мне, что чувствует: вам она может доверять. А это не так просто для черных, Джейк, особенно в такой ситуации, как наша.

— Такой ситуации у нас еще не было.

— Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Притом сколько денег на кону, мы… естественно ожидаем неблагоприятного исхода.

— Думаю, я понимаю.

— Ну вот, вчера, когда мы вернулись домой, разразилась очередная ссора. Крупная. Между мамой и папой, но, конечно, и непрошеные советчики вмешивались. Видите ли, я не знаю всего, что происходило в мое отсутствие, но ясно, что у них уже давно идут споры о чем-то серьезном. Мне кажется, отец винил маму в том, что она будто бы спала с мистером Хаббардом.

Ее глаза наполнились слезами, и она прервалась, чтобы вытереть их.

— Джейк, моя мама — не проститутка, она замечательная женщина, практически в одиночку поднявшая пятерых детей. Так больно сознавать, что многие здесь думают, будто она каким-то образом втерлась в завещание старика. Никогда в это не поверю! Никогда! Отец — другое дело. Они воюют друг с другом уже двадцать лет. Когда училась в старших классах, я умоляла маму уйти от него. Он ругал ее за все, что бы она ни сделала, а теперь ругает за то, чего она не делала. Я сказала ему, чтобы он прекратил это и заткнулся.