Картина Черного человека - Наталья Николаевна Александрова

выдавила из себя невразумительное приветствие и пошла за ним на кухню.

После кофе мне малость полегчало, поэтому я съела две булочки, чтобы подкрепить силы, но нашла в себе силы отказаться от третьей.

За едой мы молчали, я прикидывала, как бы мне половчее откланяться и уйти из этой квартиры. Потому что Глеб начнет меня спрашивать, в чем, собственно, дело, а что я могу ему сказать, если сама ничего не понимаю? Не понимаю, в какую жуткую историю меня втянула судьба. Черт бы побрал эту картину!

Тут часы начали бить и показывали одиннадцать утра.

— Ой, мне же в больницу надо! — спохватилась я. — Петровну забрать!

— Кто такая Петровна? — Глеб даже подскочил от моего крика. — Слушай, ты должна мне сейчас же рассказать все, что знаешь, в противном случае…

— В противном случае что? — Я была уже в дверях, но повернулась и посмотрела на него в упор.

Очень я не люблю, когда со мной разговаривают угрожающим тоном.

— Давай договоримся раз и навсегда, — отчеканила я. — Ни я тебе ничего не должна, ни ты мне ничего не должен! Так понятно?

— Понятно, — мрачно произнес он, — только я думал…

— Это зря! — я повернулась и побежала вниз по лестнице.

Глеб меня не удерживал.

Разумеется, в больнице все пошло не так.

Лечащего врача Петровны на месте не было, он дежурил и в данный момент находился в реанимации.

— Вы бы еще попозже пришли! — приветствовала меня тетка в регистратуре. — Выписка у нас до двенадцати, я ухожу! — и она демонстративно захлопнула окошко, хотя на часах было без четверти двенадцать. Хотелось двинуть в окно ногой, но я сдержала порыв, все равно толку не будет.

Провалявшись в детстве в многочисленных больницах, я изучила их порядки, тут скандалом ничего не решить. И я отправилась к Петровне в палату.

Там все было по-прежнему, только скандальную бабу-алкоголичку выписали. И это очень хорошо, потому что от того, что я услышала, мне самой захотелось надеть на Петровну намордник. Или, по крайней мере, глушитель.

Период старых советских песен быстро прошел, начался период частушек. Вместо прежней субтильной старушенции с завитыми седыми волосами на кровати Петровны сидела коротко стриженная, не старая еще тетя в фирменном спортивном костюме, которая держала в руке телефон. А моя Петровна пела тоненьким голосом:

— Самолет лети-ит, колеса стерлися, а мы не звали вас, а вы приперлися…

— Отлично! — сказала тетя, нажимая на кнопку. — А еще, Нина Петровна, можете?

— Могу, запросто! — с энтузиазмом согласилась Петровна и завела высоким голосом: — Огурчики-помидорчики, меня милый целовал в коридорчике!

— Замечательно! — бурно восхищалась тетя. — Понимаете, — обратилась она ко мне, — я городским фольклором занимаюсь, такие вещи очень важны для…

— Весело живете, — вздохнула я, и отправилась на поиски лечащего врача, и нашла его в палате реанимации. То есть туда меня не пустили, он выскочил на минутку в коридор; и то заставили меня надеть халат и выключить мобильный телефон.

Врачом оказался тот самый рыжий парень, которого я видела раньше. Он сказал, что бабуля моя идет на поправку семимильными шагами, капельницы помогают, но хорошо бы еще дня три ее подержать на лекарствах.

Я прикинула, что так будет лучше для всех, поскольку сейчас мне совершенно не до Петровны. А кроме меня, до нее никому из нашей семейки и дела нет.

Мы с врачом договорились, что я зайду во вторник и, выйдя из больницы, я дала себе слово, что так или иначе, но до вторника я ситуацию разрулю.

— Что за личность! — Глеб покачал головой, глядя вслед Але, затем наклонился и ловко подхватил кошку Алису, которая при всяком удобном случае стремилась выскочить на лестницу с упорством, достойным лучшего применения.

— Ну что тебя тянет в эту грязь? — привычно упрекнул он кошку. — Что ты там забыла?

Кошка могла бы ему ответить, что многое.

Можно, к примеру, побежать наверх, на чердак, и если дверь туда будет открыта, то побегать за голубями. Голуби такие глупые, они думают, что на чердаке находятся в безопасности, а тут как раз подоспеет Алиса. И даже если не получится перехватить ленивого белого турмана, зато какой переполох можно устроить…

А когда улетят голуби, можно просто побегать по чердаку и выскочить на крышу. А по крыше перебраться в соседний дом, там наверху есть такой балкон, на котором вечно торчит огромный пес, бельгийская овчарка. И можно пройтись по карнизу перед самым балконом, изящно ступая мягкими лапами и держа пушистый хвост строго перпендикулярно полу, и наблюдать, как пес беснуется от беспомощности, потому что ему ну никак не достать Алису.

Да, мысленно вздохнула Алиса, как хорошо было бы немножко развлечься. Но сегодня явно не получится.

Глеб втащил кошку в квартиру и решил пойти в студию, чтобы как следует рассмотреть картину. Если Аля не хочет ничего рассказывать, следует подойти к проблеме с другой стороны.

Сначала он вышел на Загородный проспект и прошел по нему до того проулка, где вчера взорвали Алину машину. Остатки машины уже увезли, на том месте было очень грязно, и ближайший фонарный столб здорово обгорел.

Глеб свернул в проходной двор, чтобы вышло быстрее, миновал два гаража и помойку, потом свернул еще в один двор.

Он прошел в угол двора, подошел к железной дверке, над которой красовалась вывеска с веселым нетрезвым Буратино. Дверца была заперта, и он постучал в ставню полуподвального оконца.

Ставня с ревматическим скрипом приоткрылась, и недовольный, хриплый голос осведомился:

— Это кто там приперся?

— Это я, дядя Миша!

— Это какой еще «Я»?

— Да я это, Глеб!

— А, ну так бы сразу и говорил… ключ тебе, что ли?

— А то!

Ставня приоткрылась пошире, и на асфальт упал ключ, как две капли воды похожий на тот, который сжимал в руке Буратино.

Глеб открыл этим ключом дверь и вошел в мастерскую.

Он поздоровался с пожилым мастером в инвалидном кресле и хотел было пройти ко второй двери, но дядя Миша остановил его красноречивым междометием:

— Пс-с-т!

Глеб остановился, вопросительно взглянул на старика:

— Что, дядя Миша?

— Разговорчик имеется.

Дядя Миша неторопливо положил на стол инструменты, обстоятельно вытер руки обрывком чистой ветоши и проговорил, доверительно понизив голос:

— Тут, это, такое дело случилось… Жаконя померла.

— Кто? — удивленно переспросил Глеб.

— Ты что — Жаконю не знаешь?

Глеб молчал, и мастер пустился в объяснения:

— Тут, в нашем районе, шайка орудует. Посторонние машины они угоняют, разбирают в гараже на детали и продают по другим районам в автомастерские…

— Посторонние машины? — переспросил Глеб. — Какие это — посторонние?

— Ну, понятно, какие.