Напиток мексиканских богов - Елена Логунова

– Очень красиво! – деловито заверил фотограф, приседая и вертясь с фотоаппаратом.

Щелкая камерой и сверкая фотовспышкой, он сделал несколько снимков, пытливо посмотрел в видоискатель, охнул и снова навел оптику – на сей раз явно мимо Жоры, Люси и невинно убиенных котиков.

– В чем дело? – нахмурилась Люся.

– Ромашка, Ромашка, я – Лютик! – страстно прошептал фотограф себе за пазуху.

– Жор, он извращенец! – Люся ахнула и потрясла мужа, как пыльный коврик. – Жора, забери у него фотик! Я не хочу, чтобы моя фотография осталась у какого-то психа!

– Ну ты, псих! – тяжело шевельнув плечами, грозно позвал Жора.

– Лютик, я – Ромашка! – утробным голосом чревовещателя пробасил псих. – Что у вас там?

– Активное движение в сторону объекта! Сначала какое-то чучело на кривой ноге, потом сладкая парочка, а за ними еще один тип, – забубнил в недра собственного организма психованный фотограф.

– А ну пошли отсюда, дорогая, – Жора цапнул ближайшего к нему котика.

Фотографироваться на фоне редкого природного явления, явно обещающего редкостные неприятности, ему решительно расхотелось.

– Да есть, есть у меня совесть! – тщетно пытаясь вырваться из лап Кинг-Конга, со слезой в голосе выкрикнула я.

– Тогда че тебе здесь нужно? – не разжалобилась Катька.

– Босоножки! – плаксиво ответила я.

– Совесть у нас есть, а обуви нет! – подсказала следующую реплику нахальная Тяпа.

Катька повернулась в Кинг-Конгу и растерянно поморгала:

– Ты че, обувью торгуешь?

– Не понял, – признался громила.

Он поднял меня повыше – как фокусник кролика, извлеченного из мешка, встряхнул и рявкнул:

– Шпионишь, падла?!

– От падлы слышу! – возмутились мы с Нюнечкой.

Я дернула ногой, и фаршированная булыжником туфля бухнулась на палубу, как пушечное ядро. Это прозвучало как сигнал «На абордаж!» – и пиратское нападение состоялось!

– По местам стоять, с якоря не сниматься! – азартно проорал знакомый голос, и через борт лихо перемахнул дружественный белорусский партизан Лева.

– Ты еще кто такой? – набычился Кинг-Конг.

Ответить Лева не успел.

– Всем стоять! – сурово потребовал еще один знакомый голос, и на палубу спелыми сливами посыпались люди в черном.

Спустя считаные секунды все, чья одежда имела другое цветовое решение, лежали на досках лицом вниз.

– А говорили «стоять»! – язвительно пробурчала я в палубу.

– Женщины могут подняться, – хмыкнув, сказал настоящий полковник.

Я оттолкнула его руку и встала сама. А развратница Катька ограничилась тем, что перевернулась на спину да так и замерла в пассивно-гостеприимной позе.

– И что тут у нас происходит? – с неподдельным интересом спросил Артем Петрович.

Очевидно, готовая легенда была только у меня, и я сообщила:

– Лично я хочу забрать с этого корыта одежду и обувь моей больной подруги! Парчовое платье и золотые босоножки.

Кинг-Конг высокомерно отвернулся, а Артем Петрович спокойно сказал:

– Данное судно находится под охраной, а его владелец – под арестом, так что в ближайшее время отсюда никто ничего не заберет.

– Арестовали-таки нечестного депутата?! – обрадовалась я. – Ай да дедушка!

Тут Артем Петрович поглядел на меня туманно и предложил:

– Давайте-ка мы с вами, Танечка, ненадолго уединимся.

Спорить было бесполезно. Да и не хотелось, если честно…

– Давайте, – согласилась я и пошла по ступенечкам в каюту.

– Опять все ей! – громко возмутилась Катерина.

– Это она о чем? – бесхитростно поинтересовался полковник, спускаясь следом за мной.

Я предпочла отмолчаться.

Внизу неожиданно оказалось довольно много места – судя по количеству дверей, как минимум, три помещения. Я сунулась в ближайшее, увидела там большую кровать, ойкнула и попятилась.

– Кажется, кают-компания здесь, – Артем Петрович распахнул дверь в другую каюту. – Однако!

Полковник присвистнул. Я вошла за ним, взглянула на картину, занимающую целую стену, и нарочито небрежно сказала:

– Это Репин, «Торжественное заседание Государственного совета». Один из ранних набросков к полотну, которое сейчас хранится в Русском музее, – и не удержалась от ехидной реплики: – Видимо, господин Колчин подогревал свой боевой депутатский дух, созерцая благородные лики предшественников.

– А кто у нас благородные предшественники? – Артем Петрович с мальчишеским интересом рассматривал лысоватых дядечек на полотне. – Так, это Голицын, это Муравьев…

Очевидно, отдельные портреты были подписаны, иначе вряд ли полковник сумел бы блеснуть интеллектом.

– Николаев… Ольденбургский…

– Где?!

Я сунулась к картине, едва не воткнувшись в холст носом, как Буратино в нарисованный очаг.

Его Императорское Высочество принц Ольденбургский был изображен в профиль. Сидя за бескрайним столом, он то ли произносил речь, то ли дискутировал с соседом и при этом весьма эмоционально жестикулировал. А на воздетой руке сенатора желтело кольцо со сверкающим камнем миндалевидной формы!

– Так вот он какой – топаз «Золотая рыбка!» – беззвучно, чтобы не услышал полковник, ахнула я.

– Ты знаешь, о чем я сейчас подумала? – медленно проговорила Тяпа.

Но тут меня отвлек Артем Петрович, которого очень интересовала наша с Райкой роль в истории с пропавшими документами депутата Колчина.

– Вот привязались все с этими документами! – вздохнула я. – Да ни при чем мы тут, поверьте!

– Я верю фактам, – теперь вздохнул мой собеседник. – А из них первый и наиболее примечательный – ваше близкое родство с депутатом Ивановым, который не раз конфликтовал с коллегой Колчиным и даже публично обещал «вывести негодяя на чистую воду». Далее, смотрите сами, разве это не подозрительно: ваша подруга знакомится с Колчиным, едет с ним на яхту и через пару часов уплывает с нее тайком. А вместе с ней пропадают документы…

– Не вместе с ней, а одновременно с ней! – задиристо поправила я. – Это, согласитесь, принципиальная разница!

– «После того» не значит «вследствие того», – согласился полковник. – Но что происходит дальше?

– А что происходит дальше? – Я провела рукой по лбу.

В хитросплетении событий последних дней можно было запутаться, как в липкой паутине.

– Дальше на курорт прибывает олигарх Ефимчиков, больше всех заинтересованный в том, чтобы завладеть упомянутыми документами Колчина, – любезно подсказал Артем Петрович. – Прибывает собственной персоной, на личном вертолете, который садится на крышу отеля «Перламутровый» буквально на пять минут – и тут же улетает, унося с собой господина Ефимчикова.

– То есть этот господин на курорт не для отдыха прилетал и даже не для участия в саммите? – сообразила я. – Только для того, чтобы провести одну короткую встречу на крыше отеля!

– С кем? – быстро спросил Артем Петрович.

Я внимательно посмотрела на него и кивнула:

– Думаете, уж не со мной ли?

– Вы ведь живете в «Перламутровом»! Более того, вы были на крыше в тот день, когда прилетал Ефимчиков!

– Я вам еще больше скажу: я этого вашего Ефимчикова с его вертолетом даже видела. И того, с кем он встречался, тоже видела! – я хитро посмотрела на полковника и усмехнулась: – Да и вы его видели совсем недавно!

– Кто это? – Артем Петрович подался вперед так резко, словно собирался меня поцеловать.

– Если что – не вздумай оказывать сопротивление! – быстро проинструктировала меня Тяпа.

– Погоди! – отогнала ее умничка Нюня, со скоростью шахматного компьютера просчитывая варианты.

– Я думаю, тот молодой человек, который снимает номер по соседству с моим, – сообщила я итоги наших расчетов. – Тот самый, в постели которого я потеряла коралловый браслет несчастной Аллочки! У него такие приметные солнечные очки – отчетливо мужского фасона, но при этом оправа украшена стразами. Сваровски, наверное, уж очень они здорово сверкают, прямо как алмазы. Кстати…

– Цыц! – яростно свистнула Тяпа.

Я замолчала.

– Что ж, возможно, это и есть недостающее звено, – полковник соизволил улыбнуться и отступил от меня на шаг.

– Останови его! – застонала Тяпа.

– Ни за что! – гордо ответила Нюня.

– Но нам еще понадобится помощь! – хитрюга Тяпа попыталась подвести под амурный интерес деловую основу, но не преуспела.

– Сами справимся! – с редкой для нее твердостью сказала Нюня.

В принципе, осталось сделать не так уж много…

В дверь стучали, а я не слышала – спала. Теперь, когда все прояснилось, душа моя успокоилась, и сон впервые за много дней был крепким, как у малого ребенка. Поэтому я не особенно удивилась, услышав сквозь сон родной голос, с нежностью называющий меня Танюнечкой.