Черноглазая блондинка - Бенджамин Блэк

— Нет, я её не знал. Я встретился с ней…

Он пренебрежительно кивнул:

— Вы были последним, кто видел её живой. Это не считая, — он кивнул в сторону двери, — тех двух кусков дерьма.

— Наверное, так и было, — сказал я. — Она мне понравилась. То есть мне понравилось, какой я её увидел.

Он посмотрел мне в лицо сбоку.

— Правда? — На его левом виске подергивалась мышца.

— Да. Она показалась достойной женщиной.

Он рассеянно кивнул. Странное, напряженное выражение появилось в его глазах.

— Она была моей дочерью, — сказал он.

Это заняло некоторое время. Я не знал, что сказать, поэтому промолчал. Каннинг всё ещё смотрел на меня. На его лице появилась выражение глубокой печали; оно пришла и ушло за считанные мгновения. Он поднялся на ноги, подошёл к краю бассейна и некоторое время молча стоял спиной ко мне, глядя в воду. Потом он обернулся.

— Не притворяйтесь, что Вы не удивлены, мистер Марлоу.

— Я не притворяюсь, — сказал я. — Я удивлён. Только я не знаю, что Вам сказать.

Я докурил сигарету до конца, и тогда подошёл Каннинг, с выражением отвращения вынул окурок у меня изо рта и отнёс его к стоящему в углу столику, держа перед собой зажатым между большим и указательным пальцами, как будто это был труп таракана, и бросил в пепельницу. Потом он вернулся.

— Как так получилось, что фамилия Вашей дочери была Питерсон? — спросил я.

— Она взяла фамилию матери, кто знает почему. Моя жена не была замечательной женщиной, мистер Марлоу. Она была наполовину мексиканкой, так что, возможно, мне следовало об этом догадаться. Она вышла за меня замуж из-за денег, а когда достаточно их потратила — вернее, когда я положил конец её тратам, — сбежала с парнем, который оказался мошенником. Не слишком приятная история, я знаю. Не могу сказать, что именно этот отрезок моей жизни является предметом моей гордости. Всё, что могу сказать в своё оправдание, — я был молод и, наверное, очарован. — Он вдруг ухмыльнулся, обнажив зубы. — Или так говорят все рогоносцы?

— Откуда мне знать.

— Тогда Вы счастливчик.

— Удача есть удача, мистер Каннинг. — Я взглянул на верёвки. — Сейчас, мне кажется, она не слишком на моей стороне.

Мой разум снова затуманился, что, вероятно, было вызвано ухудшением кровообращения из-за веревок. Но силы возвращались, я это чувствовал, если только это не было просто вызвано никотином. Интересно, как долго всё это будет продолжаться? И ещё — опять-таки, — чем всё это закончится. Я вспомнил выпученный глаз Лопеса и кровь на его рубашке. Уилбер Каннинг играл роль мягкотелого старика, но я знал, что в нем нет ничего мягкотелого, за исключением, может быть, его отношения к умершей дочери.

— Послушайте, — сказал я, — возможно ли предположить, что если Линн была Вашей дочерью, то Нико — Ваш сын?

— Да, они оба мои потомки, — ответил он, не глядя на меня.

— Тогда мне очень жаль, — сказал я. — Вашего сына я никогда не встречал, но, как я уже сказал, Линн показалась мне вполне в порядке. Почему Вас не было на её похоронах?

Он пожал плечами.

— Она была бродяжкой, — произнёс он без всякого выражения. — А Нико был жиголо, когда не вёл себя ещё хуже. В них обоих было много от матери, — теперь он посмотрел в мою сторону. — Вы шокированы моим отношением к сыну и дочери, мистер Марлоу, хотя я потерял их обоих?

— Меня трудно шокировать.

Он не слушал. Он снова принялся расхаживать по комнате, и у меня закружилась голова, когда я смотрела на него.

— Я не могу жаловаться, — сказал он. — Я не был идеальным отцом. Сначала они одичали, потом убежали. И я не пытался их найти. Потом было уже слишком поздно что-либо исправить. Линн ненавидела меня. Нико, наверное, тоже, только ему кое-что от меня было нужно.

— Что именно?

Он не потрудился ответить.

— Может быть, Вы не так уж плохи, как думаете, — сказал я. — Отцы часто судят себя слишком строго.

— У Вас есть дети, Марлоу?

Я покачал головой, и снова что-то, похожее на набор больших деревянных игральных костей, загремело у меня в голове.

— Значит, Вы не знаете, о чём говорите, — сказал он, и в его голосе было больше печали, чем прежде.

Хотя день, должно быть, клонился к закату, в большой комнате с высоким потолком становилось всё жарче. Это было похоже на августовский полдень в Саванне. К тому же сырость в воздухе, казалось, ещё сильнее затягивала веревки вокруг моей груди и запястий. Я не была уверен, что чувствительность когда-нибудь вернётся к моим рукам.

— Послушайте, мистер Каннинг, — сказал я, — или скажите, что Вам от меня нужно, или отпустите. Мне плевать на мексиканцев — они заслужили всё, что получили от Вашего Дживса.[88] В их случае, суровое правосудие вполне по заслугам. Но у Вас нет причин держать меня здесь, как цыплёнка для воскресного ужина. Я ничего не сделал ни Вам, ни Вашему сыну, ни дочери. Я просто сыщик, стремящийся заработать на жизнь и не слишком преуспевший в этом.

По крайней мере, мои слова заставили Каннинга перестать расхаживать, и это стало облегчением. Он подошёл и встал передо мной, уперев руки в бока и зажав под мышкой «чванливую палку».

— Дело в том, Марлоу, — сказал он, — что я знаю, на кого Вы работаете.

— Знаете?

— Да ладно Вам, за кого Вы меня принимаете?

— Я Вас ни за кого не принимаю, мистер Каннинг. Но я должен сказать, что очень сомневаюсь, что Вы знаете личность моего клиента.

Он наклонился вперед и протянул мне амулет, висевший на шнурке у него на шее.

— Знаешь, что это? Это глаз бога Кауильи. Очень интересное племя, кауилья. Они обладают силой прорицания, что научно подтверждено. Нет смысла лгать этим людям — они видят тебя насквозь. Мне выпала честь быть причисленным к числу этих достойны храбрецов. Частью церемонии была демонстрация возможностей этого драгоценного образа, этого всевидящего ока. Так что не пытайтесь мне лгать и не пытайтесь ввести меня в заблуждение, изображая невинность. Рассказывайте.

— Я не знаю, о чём Вы хотите, чтобы я рассказал.

Он печально покачал головой:

— Мой человек Дживс, как Вы его назвали, скоро вернётся. Вы видели, что он сделал с мексиканцами. Мне бы не хотелось, чтобы он сделал то же самое с Вами. Несмотря на обстоятельства, я испытываю к Вам определенное уважение. Мне нравятся мужчины, сохраняющие хладнокровие.

— Проблема в том, мистер Каннинг, — сказал я, — что я не знаю, чего Вы от