Гений Одного Дня - Алиса Плис

 - Что случилось?

 - Кислота проела пол, - невинно ответил Нерст, страшно волнуясь.

 - Да я понял, что это не стеклянные бусы рассыпались! – рассвирепел Вингерфельдт. Его глаза были готовы просто метать молнии. Но метать их было не в кого – все отводили в испуге взгляд. – Как она вообще здесь оказалась?! Кто её пролил?

 За поступки надо отвечать, - подумал Мориц, ненавидя себя в душе за свою беспечность и радость достижения лёгкой цели. Он взглянул на своего босса, можно сказать, отогревшего его, и невольно съёжился от страха. Да, наказание было бы просто страшным, если бы Вингерфельдт узнал бы о том, что это он сделал, да ещё и по какой причине. «Главное, чтобы не уволили». Надо говорить правду. Не смотреть в глаза Алексу. Не смотреть в глаза. Мориц открыл было рот, но тут же закрыл его. Нерст, казалось просёк именно тот момент, когда Надькевич должен говорить, и поспешил опередить его:

 - Это я, Алекс! Это я пролил кислоту…

 От удивления у Морица готова была вытянуться шея и вылезти из орбит глаза. Он ожидал, что тот скажет всё по-честному, особо ничего не преувеличивая, сухо и сдержанно, в свойственном ему академичном стиле. Сердце Морица бешено заколотилось от страха и ужаса. Ведь Нерст шёл покрывать его! Но он ведь знает, на что идёт. Надькевич всем сердцем попытался преодолеть в себе волнение и дикий ужас за только что свершённый им поступок.

 Блеснули глаза Вингерфельдта недобрым огнём. Но Нерст устоял перед его взглядом, волнуясь, пожалуй, не меньше, чем сам мальчишка.

 - Ты? – просто спросил дядя Алекс.

 - Я, - более чётко произнёс Нерст, переглядываясь с Морицем, дескать, не надо волноваться.

 - Как это произошло? – стали угасать яростные нотки в голосе Вингерфельдта. Алекс разваливался прямо на глазах, более становясь спокойным после всего случившегося здесь.

 - Я хотел отнести колбу с серной кислотой в зал. Мне она нужна была, чтобы провести с ней один опыт. Знаешь, мне пришла новая идея с лампой накаливания… и отчасти она тут и повинна. Я пришёл к ней ещё вчера. Кажется, я заговорился, и ушёл от дела.

 - Нет-нет, ты продолжай! – загорелись глаза Вингерфельдта.

 - Сначала я доскажу тебе эту историю до конца. Я дошёл до лестницы, как вдруг запнулся и у меня выпала колба. К счастью, рядом оказался Мориц, спасший меня от перелома позвоночника, и не позволившего мне откинуть колбу куда-нибудь подальше, чтобы она затем разъела весь коридор и сразу несколько стен и кабинетов, к ним прилежащих.

 - Это был несчастный случай, - кивнул головой дядя Алекс. – Молодец Мориц! Пойдём, я дам тебе шоколадку, если, конечно, она не лежала в том ящике, который разъела кислота. Нерст, в следующий раз будь осторожнее.

 Альберт согласно кивнул, указал Вингерфельдту на карман его халата, из которого торчала шоколадка и вручил её дрожащему Морицу. Последний до сих пор не мог прийти в себя от услышанного им только что вранья. До этого он считал, что врать могут лишь дети. Причём Нерст делал это легко и беззаботно, буквально на ходу сочиняя гениальное оправдание, абсолютно не подвластное каким-либо подозрениям, и которое вполне могло бы быть на самом деле. Под руку Нерст и Вингерфельдт спустились вниз, лишь на миг Альберт остановился и подмигнул правым глазом мальчишке. С этого дня, можно сказать, переменилось на корню всё отношение Морица к этому, казалось бы, недоступному и ледяному человеку, которым прослыл Альберт.

 После этого памятного происшествия в здание компании тут же стали стекаться со всех сторон люди. Нерст за этот срок даже успел подсчитать убытки, с усмешкой добавив, что тот, кому потом достанется это здание, будет ещё долго жалеть – ибо тяжёлая калитка, обшарпанные стены, в одном месте прожженный кислотой кабинет, едва не взлетевшая на воздух лаборатория, полная огрызков стекла и прочих видимых и невидимых вещей – всё это не прибавляло радости. Впрочем, отчаиваться было некогда.

 Первой здесь оказалась племянница Вингерфельдта. Её можно было узнать по семенящей походке. Она напевала себе какую-то загадочную мелодию, торопясь зачем-то сюда. Шаги её постепенно приближались. Да, это был просто прекрасный день. Она вбежала сначала в кабинет Вингерфельдта, но не обнаружив его там, поспешила забежать в лабораторию где и обнаружила своего хмурого дядю. Тот, казалось бы, и вовсе её не заметил. Этого явно Мэриан не ожидала, несколько даже обиделась за такое невнимание к ней.

 - Кто это там кислоту пролил на пол в кабинете?

 - Он! – одновременно сказали Нерст и дядя Алекс, указывая друг на друга пальцами.

 - Оба? – приподняла удивлённо брови Мэриан.

 - Вообще-то это… Мориц! Точно, это он во всём виноват! – сразу свалил всю вину на Надькевича Вингерфельдт, и Нерст невольно удивился точно подобранной фразе.

 - Ах, давай, дядя, сваливай всё на слабых и беспомощных! – улыбнулась она, после чего подошла к столу и медленно развернула свёрток, который несла с собой.

 Нерст навис сзади, угрожающе дыша в затылок Мэриан. С другого конца показалась тучная фигура дяди Алекса. Племянница Вингерфельдта довольно отошла в сторону и взору обоих предстала аппетитная картина: два больших пирога, начинённых ягодами, несколько яблок, а так же два блина. Нерст невольно облизнулся, вспомнив, что он с утра совсем ничего не ел.

 - Ну что ж, ты спасла нас от голодной смерти! – потирая руки, произнёс Вингерфельдт, засучив рукава халата и осторожно взяв в руки один из пирогов. – М-м-м, как аппетитно выглядит!

 - Сама пекла, - смущённо улыбнулась она. – После работы с оркестром.

 Вингерфельдт чуть не прикусил себе палец. Он взглянул на племянницу без прежнего восторга, быстро что-то просчитал в голове, и поспешил спросить, продолжая жевать откушенный кусок пирога:

 - А как же Академия?

 Мэриан невинно взглянула на своего дядю, затрепетала ресницами, и выразительно принялась делать дырку в поле носком туфли. Ответ в принципе и так был ясен Вингерфельдту, но он имел вредную привычку лишний раз переспрашивать, чтобы удостовериться в верном ходе своих мыслей. Племянница дяди Алекса перевела взгляд на Нерста, облокотившегося на стол, и все последующие фразы произнесла, смотря на него, явно избегая взгляда своего строго дядюшки.

 - Понимаешь, дядя Алекс, ну… Вот как меня взяли в оркестр, я перестала туда ходить. Не моё это, - в её голосе послышалась уверенность в собственной правоте. – Не надо заставлять меня делать то, чего мне не нравится.

 - Тьфу, - сплюнул Вингерфельдт. – Сколько денег, и всё впустую. Знал бы, так и не платил бы за твоё поступление туда. А теперь нам так не хватает тех денег…

 - Зато можно радоваться, что мы узнали об этом именно сейчас, - вставил своё слово Альберт. – Иначе это могло бы закончиться и позднее. И денег было бы потрачено больше. Хм, подпеваешь, говоришь, в оркестре?

 - Пою, - кивнула она головой, и золотые пряди вместе с головой качнулись туда-сюда. – Давно уже. У нас скоро концерт запланирован.

 Вингерфельдт уже полностью прикончил пирог и довольный, отошёл от стола, явно утолив голод. Что поделаешь, если бы не Мэриан, они бы так ничего бы и не поели, полностью поглощённые своей работой – а за ней они уже забывали абсолютно всё на свете. Нерст в последствии даже отмечал в своём дневнике, который ещё успевал вести в перерывах: «Я сплю урывками между шестью и девятью утра. А потом снова за работу. И так каждый день. Каждый месяц». Зато лучше этого времени, по мнению Альберта, в его жизни никогда и не было.

 Дядя Алекс давно уже знал о музыкальных способностях Мэриан, но никогда бы не подумал, что этим можно заниматься профессионально. «Что, за твои завывания ещё и деньги платить будут?» - он искренне удивлялся тому труду, который он прикладывал, чтобы получить что-то и труду певцов, который ровным счётом не был уж таким и трудным. «Мы сильно устаём» - часто жаловалась Мэриан, что окончательно выводило Вингерфельдта из себя. Он подводил её к станку в своей лаборатории и говорил, угрожающе шипя: «Песни петь – не устанешь. А вот ты поди, за станком восемь часов поработай, и мы посмотрим на твою усталость». Он был прав, и отношение к труду было как-то несправедливым испокон веков. Правда, лёгкомысленная Мэриан не придавала этим чудачествам своего дяди никакого значения.

 - Концерт? – переспросил Нерст. – И когда же, если не секрет?

 -Скоро, - усмехнулась она. – Вы узнаете об этом первыми. И не забывайте есть – иначе пироги зачерствеют, а яблоки испортятся. Что бы вы без меня делали – вернее, без моей еды. Я хоть забочусь, чтобы вы потом не падали замертво от голода. А где Мориц кстати?

 - Я не хамелеон, чтобы следить одним глазом за тобой, а вторым за ним, - пожал плечами Альберт.

 - А что случилось с Бари? – вдруг спросила она в упор.

 Настала очередь Вингерфельдта делать из себя ангела. Но на вопрос он так и не ответил, сославшись на поедание пищи. В мыслях его бушевали самые разные идеи, укоры. В глазах отражался отблеск молний – и всё по этой же причине, в которой был повинен он сам, чувствуя на себе всю эту вину.