Любимый ястреб дома Аббаса - Мастер Чэнь

Но чуда не произошло. И броня не помогла Самарканду.

А вот теперь пришла моя очередь. И все, что мне оставалось, — это надеяться, что блеск несравненного металла хотя бы заставит противника задуматься. А потом — что ж, можно будет выхватить невооруженных людей из верблюжьих сидений, бросить на седла, пойти на прорыв. Придумать что-то еще.

Среди ржания, топота, гула голосов я поднял руку с криком:

— Воины Согда, вспомните свой дом!

И они, затянутые в неуязвимый металл, начали стекаться к моей руке — а я строил их в ряд, лицом к клубящимся поперек дороги воинам в черном, всех десятерых вместе, никого не оставляя сзади.

— Бить по команде! — крикнул я. — Поодиночке вперед не вырываться!

Будто вырезанное из темного дерева лицо Мансура, сидевшего на верблюде, оказалось надо мной.

И — холодея от пришедшего, наконец, озарения, я закончил на пределе голоса:

— Защитить халифа! Сберечь кровь пророка!

Теперь оставалось лишь сказать то самое, последнее, слово.

«Атаковать».

И тут я увидел нечто очень странное. Мои подопечные никоим образом не волновались. Мансур со своим мальчиком спокойно смотрели вперед, даже не обращая внимания на воинов перед нами (мальчик, впрочем, не без любопытства рассматривал их мечи). А Бармак, так тот и вовсе, переводя дыхание, направлял палочкой своего верблюда вперед, навстречу красавцу.

Вот они остановились бок о бок, сблизили головы и обменялись несколькими словами. Потом одновременно сделали странный жест — вытянули руки и прикоснулись друг к другу кончиками пальцев. И Бармак, похлопав верблюда сучковатой палкой, неспешным шагом тронулся обратно к нам.

За спиной его происходило какое-то движение: десятка чужих всадников выстраивалась на дороге перед нами — и к нам спиной, явно готовясь ехать туда же, куда вроде бы направлялись и мы. Остальные обтекали нас по обочине, скапливаясь на дороге сзади, между нами и городом. Юкук, как я заметил, полностью перестал волноваться, а это никогда случайно не происходило.

Вот наша маленькая кавалькада тронулась вслед за десяткой всадников, объезжая замершего на обочине гордо вскинувшего голову и улыбавшегося красавца.

— Ведь это же мои сынишка Халид. Халид ибн Бармак, — с небрежной нежностью сказал со своей верблюжьей высоты бывший царь, поравнявшийся со мной. — Собственного войска у него тут немного — всего двести всадников, не то что в нашем с ним Балхе. Но видите, как они вовремя оказались здесь — молодец, юноша. Да ему войска и не надо. Он у Абу Муслима занимается чем-то поважнее. Деньгами. Казначей Хорасана. Выдает жалованье солдатам, и так далее. Так что, дружочек вы мой, тут все было очень туго завязано. Об этом мы поговорим, очень скоро, как только отъедем от города подальше. Кстати, что это вы там такое кричали насчет халифа? Очень красиво у вас получилось, но это вы кое-что неправильно понимаете. Или, точнее, почти правильно. Все будет несколько по-другому. Вот только бы вовремя доехать до Куфы… А пока что мы чуть-чуть отклонимся с дороги. И вас ждет небольшой сюрприз, дорогой мой Маниах. Он вам, возможно, даже понравится.

Сюрприз был похож на город и маленький военный лагерь одновременно, от него издалека несло тяжким запахом конской мочи и человеческих испражнений. Здоровенные мужчины — и ни одной женщины — слонялись туда-сюда, что-то жевали и смотрели на нас без особого интереса. Дальше были конюшни, кухни, и весь этот хаос взбирался на холм и исчезал за ним.

Десятка всадников Халида начала сложные переговоры с воинами, совершенно очевидно охранявшими зачем-то это скопище людей. Потом нам махнули рукой, от верблюда Бармака в хвост нашего тяжело груженного каравана поехал раб с пятнистым лицом.

— Я вот что подумал, Маниах, — засиял голубыми глазами гордый отец красавца Халида, — подумал, что жадность до добра не доводит. Зачем нам везти до самой Куфы всю эту гору железа, которую я, как вы помните, подарил вам исключительно по ошибке? Опять же верблюды эти еле тащатся. Наши с Мансуром хотя бы умеют идти рысью, а то и еще бодрее. В общем, если я вам подарил сто комплектов вооружения — то пусть уж они будут на чьих-то плечах. Принимайте под команду пополнение, Маниах.

Я понял, что снова могу улыбаться.

— Юкук, вы говорили мне, что тут есть такой лагерь рабов из армии Абу Муслима, — сказал я длинному воину. — Это что — мы как раз в Шаввале?

— Именно так, — с мрачным удовлетворением кивнул он. — И есть еще кое-что. Ведь совсем неподалеку отсюда…

Тут нас отвлекли: первые из желающих поносить балхские кольчуги начали подходить к нам с Юкуком.

Хаос, грохот и лязг, который начался после этого и никак не мог прекратиться, описать невозможно. Юкук, собранный, уверенный, спокойный, только успевал метаться туда-сюда, подчиняясь в том числе моей команде: брать только согдийцев (я же должен быть уверен, что они понимают мои команды). Каждый из моих чакиров неожиданно для себя оказался командиром десятки воинов. Потом появились, кроме согдийцев, еще и тюрки, и я понял, что отряд наш теперь не победить и тысяче воинов. Люди менялись кольчугами, тащили из лагеря свое старое и привычное оружие, сравнивали с новым. Были копья, короткие для пехоты и длинные для всадников. Колчаны из кожи, откуда стрелы торчали веером. Дальше пошли кони, и этот вопрос оказался весьма серьезным, а Юкук еще затребовал запасных — притом что лишившийся груза верблюжий караван мы оставили в лагере в виде компенсации.

Я понял, что устал.

Мне захотелось отойти от этого грохочущего кошмара на какой-нибудь холмик, поднять голову к небу, где были рассыпаны мириады рифмующихся строк. «Остался след ее в пыли неспящих городов»? А ведь это было хорошо. Но вот уже новые строки звучат в моей голове:

О неба бледная и злая вышина, пронзенная кинжалом кипариса!

Еще немного, еще несколько строк. Хоть три. И не надо слать их брату. Надо, чтобы они просто оказались здесь, уже в нашем мире.

Но тут я вспомнил, что кисточка, папирус и все прочее, конечно же, остались в Мерве. С письменными принадлежностями мне просто не везло!

А дальше начал спускаться вечер.

— Овощи, Мансур, обязательно овощи — какие угодно. И не меньше одного барана на десять человек, это же здоровенные воины, — брал я приступом казначея дома Аббаса. — Плату за службу вы им сможете отдать в конце пути. Но кормить их надо хорошо уже этим вечером.

Мансур, все также не отпуская от себя спасенного мною мальчика, грыз ноготь и задавал на удивление точные вопросы — о том, что надо где-то брать еще котлы, добывать хлеб. Но на меня он смотрел какими-то удивленными глазами и… я бы сказал, что этот человек с неподвижным лицом был немножко смущен. А Бармак тонко улыбался.

— Можем спокойно тут переночевать, — ответил он затем на мой невысказанный вопрос. — Они получили по морде раз, от ваших девушек. Два, когда нас встретил и проводил сынишка Халид. Три, когда по его приказу наш отряд вырос до сотни. Да еще и с таким вооружением. Хватит уж им горячку пороть. Хашим теперь будет ждать Абу Муслима, а того, как вы верно и вовремя нам сообщили утром, нет в городе. Эту ночь можем спать спокойно.

Но спать мне не пришлось. Потому что когда забулькали неизвестно откуда появившиеся котлы над кострами, Юкук подсел ко мне, приложенной к сердцу рукой поприветствовав погружавшихся в сон Мансура, Бармака и прочих.

— Господин, я начал тогда говорить, а меня прервали. Так вот, знаете ли вы, что тут находится совсем неподалеку?

— Дорога в Куфу, о которой я не имею понятия, — отвечал я. — Мы поедем через весь Иран, Юкук.

— Я знаю эту дорогу очень хорошо… Сад, господин. Сад убийц. До заката можно было бы доехать.

Тут Бармак, лежавший навзничь, открыл один глаз и чуть повернул к нам осунувшееся лицо.

— А если не тот сад? — рывком сел я. — А как узнать…

— Двое на лучших конях уже туда отправились, если вы не возражаете, господин, — без выражения сказал Юкук.

Бармак открыл второй глаз.

— Мы охраняем жизнь этих людей… — начал было я.

А в моей голове уже крутились, как перекати-поле среди пыли, бешеные планы.

Взять ее живой и без царапины. Связать. Повезти с собой на запад, по дорогам Ирана. Нет, отправить с ней двух человек обратно, в Мерв. Сдать целителю. Найти Ашкенда. Дать Ашкенду запас сонных трав. Довезти ее до Самарканда. Сдать брату. Получается! Отлично получается!

Мои мысли замерли: Мансур сидел теперь абсолютно прямо, нет — чуть наклонившись вперед, в побелевших пальцах его был нож, которым он медленно пропахивал глубокую борозду в земле по направлению к себе.

Я посмотрел на его лицо — и раз и навсегда понял, что становиться врагом этого человека не следует никому и никогда в жизни.

— Я сам поеду, — сказал он голосом, скрипучим, как песок.