Колибри - Сандро Веронези

названий, которых Марко не понял, и последними его словами, которые Марко расслышал, хотя тоже не понял, были «дом Голдфингера». Потом он уснул крепчайшим сном, и Марко, выпускник факультета медицины и хирургии 1984 года, а с 1988-го специалист в области офтальмологии, сделал то, что сделал, имея доступ к венам отца и морфину доктора Каппелли.

На следующий день был ровно месяц со дня смерти Летиции. На следующий день был день рождения Пробо. На следующий день Пробо был мертв, что означало, согласно религии Луизы, что оба его родителя стали цадиким. Однако Луиза не примчалась на этот раз на похороны из Парижа, не появилась и синьора Ивана из Кастаньето-Кардуччи, и даже Джакомо не прилетел из Северной Каролины: все отговорились занятостью. Немногим, пришедшим проститься с Пробо и спрашивавшим у Марко, как он себя чувствует, Марко отвечал: «Устал». Прах, выданный ему после кремации, хотя и вышел из той же печи, был намного темнее и грубее, чем прах его матери.

Давать и получать (2012)

пт 29 ноя

Доктор Каррадори? Это по-прежнему Ваш номер?

16:44

Здравствуйте, доктор Каррера! Да, это все еще мой номер. Чем могу быть полезен?

16:44

Добрый день! Хотел спросить,

когда Вам можно позвонить?

16:45

Сейчас я в Палермо, сажусь в самолет

на Лампедузу. Если это не срочно,

позвоните мне вечером,

после ужина, когда я устроюсь. Годится?

16:48

В высшей степени. Заранее извиняюсь

за беспокойство. Вы там из-за кораблекрушения

в прошлом месяце?

16:48

Да. Но не только поэтому. Этот остров – невероятное место, чтобы давать и получать. Сами Вы как?

16:50

К сожалению, не очень. У меня тут тоже кораблекрушение, мне нужны Ваши советы

16:51

Жаль слышать. Я в Вашем распоряжении, позвоните вечером

16:51

Спасибо, доктор! До скорого

16:52

До свидания, созвонимся

16:52

Кислородная маска (2012)

– Алло?

– Здравствуйте. Это доктор Каррадори?

– Да, это я, доктор Каррера. Приветствую вас. Как поживаете?

– Ну, как вам сказать…

– Что случилось?

– …

– …

– …

– Не знаю даже, как сказать, поверьте. То есть не знаю, как сказать, чтобы это не показалось чудовищным.

– Тогда рассказывайте как есть.

– …

– …

– Адель…

– …

– …

– Адель?

– Она погибла.

– О господи, нет…

– К сожалению, да. Восемь дней назад.

– …

– …

– …

– Сорвалась в Апуанских Альпах. Как говорят профессиональные альпинисты, такого просто не может быть…

– …

– … а в случае с Аделью это повергает в шок. Вы будете потрясены, доктор Каррадори.

– Чем?

– Тем, что у нее порвалась веревка. В то время как она взбиралась наверх. Перетерлась из-за соприкосновения со скалой. Крак, и лопнула. Но веревка не может порваться. Исключено. Она из полиэфирного волокна высочайшей степени прочности, будь она проклята, она не может порваться! И тем более она не могла порваться у Адели, вы же помните, что значила для нее веревка, для моей Адели! Что она для нее значила!

– Веревочка…

– Увы! Она провела половину своей детской жизни, оберегая эту сволочь, веревочку, чтобы она не запуталась, не порвалась. А потом…

– Это ужасно.

– …

– …

– Послушайте, попробуйте меня понять. Я не был бы счастлив, если бы она погибла в дорожной аварии. Но чтобы так, ей-богу…

– …

– …

– Кто-то должен подать на производителя этих веревок, ибо…

– Этим занимаются ее друзья, свидетели происшествия. Собираются предъявить иск фирме, производящей эти веревки, собираются их судить. Обвинители. Я им сказал, что знать ничего не желаю, попросил их оставить меня в покое и катиться к черту.

– Я действительно сказал «кто-то должен подать», но, само собой, я подразумевал…

– И потом полицейские, ведущие расследование, приходят, что-то изымают и морочат голову. Заместительница прокурора Лукки вызывала меня, но я ответил ей без обиняков, что не явлюсь, слышать не могу об этой истории.

– Вы правы, доктор Каррера.

– Еще бы, конечно, я прав. Но при всем том…

– Что вы хотите сказать?

– При всем том существует причина, доктор Каррадори, по которой я вам позвонил.

– Какая?

– Мать Адели. Моя бывшая жена. Ваша бывшая пациентка. Не знаю, как вести себя с ней.

– Мда. А как она себя чувствует?

– Не слишком-то хорошо.

– Она по-прежнему в Германии?

– Да. Лежит в частном заведении, это что-то вроде психиатрической клиники класса люкс. Перешла в хроническую стадию, похоже. Хотя в последнее время казалось, что…

– …

– …

– Простите, я что-то упустил. Что казалось в последнее время?

– Вы ничего не упустили. Это я не закончил фразу.

– А, хорошо.

– Короче, я ей еще ничего не сказал. И не представляю, как это сделать. Как сообщить ей, не…

– Но вы и не должны ничего говорить ей, доктор Каррера. Это обязан сделать лечащий ее немецкий коллега.

– Я его не знаю. Ни разу не видел.

– А кто оплачивает ее пребывание в этом месте?

– Пилот. Отец их дочери. Кстати, я забыл о Грете, сестре Адели. Надо ведь сообщить и ей, и это еще одна проблема, потому что в последнее время они, как бы сказать, ну, в общем, по-сестрински сошлись.

– По-моему, надо поговорить с этим пилотом. Вы с ним знакомы?

– Нет. То есть я с ним познакомился тринадцать лет назад, когда забирал Адель, она жила в его доме, но с тех пор больше его не видел. Кстати, Марина развелась и с ним.

– Тем не менее он оплачивает ее пребывание в этом лечебном заведении.

– Да.

– Тогда он, должно быть, приличный человек. Надо бы с ним поговорить.

– Но у меня нет никакого желания, доктор Каррадори. Вот в чем вопрос. Поэтому я вас и побеспокоил. Не хочу говорить об этом ни с кем. Не хочу никому сообщать. И потом, как? По телефону? Или я должен слетать в Мюнхен, чтобы сказать мужчине, который увел у меня жену, что моя дочь умерла? Я вряд ли сумею.

– Прекрасно вас понимаю.

– Мне даже еще не выдали ее тело, ибо им занимается полиция, у меня едва хватит сил пережить еще и похороны, когда его выдадут. Ну как я, по-вашему, могу оповестить родственников дочери в Германии?

– Ну и не оповещайте. Не делайте ничего, что вам не хочется.

– С другой стороны…

– Что с другой стороны?

– …

– …

– Извините…

– …

– Тут есть еще другое обстоятельство, но…

– …

– …

– …

– Я слегка путаюсь… Простите.