Мастер побега - Дмитрий Володихин

Впрочем, особенного разговора на сей раз не вышло. К Тари явились соседи. У их девочки случился жар. Знахарка заговаривала хворь, заговаривала, да так и не справилась, пришлось нести дочь к лекарке, авось та поможет… Оставили ей в уплату несколько душистых луковиц Потом Тари побежала принимать у кого-то роды и вернулась за полночь. Рэм, проснувшись от шума в прихожей, почуял морозное дыхание улицы, услышал деловитый топоток каблуков, а когда Тари приблизилась, ноздри его вздрогнули от успокоительного запаха. Что за запах? И почему он – успокоительный? Кстати, надо бы спросить, куда она положила выпуск «Путешественника и первооткрывателя», где рассказывалось про дом Мемо Чарану…

С этими мыслями Рэм опять погрузился в темную воду сновидений.

С утра ее опять не было. Рэм облачился в форму, снятую с мертвеца, отыскал свое офицерское имущество и отложил бинокль в приятно пахнущем футляре. Поглядел тут и там – нет ли номера со статьей про дом Мемо Чарану? Нет, куда-то спрятался.

Ему до смерти хотелось поговорить с Тари. И он места себе не находил, покуда она не вернулась от колодца с двумя ведерками воды.

– Хорошо, что ты встал и привел себя в порядок. Сейчас будем завтракать.

Могла бы сказать: «Обедать». Или «ужинать». Все равно! Давно отошла в мир иной такая роскошь, как трехразовое питание. Осталась «главная еда» и, если тебе несказанно повезло, к ней прилагалась «маленькая еда»: немного хлеба с кипятком Зато хозяйка вольна была расположить «главную еду» в утренних часах или сберечь ее до вечера. Поистине императорская роскошь – иметь такой выбор.

Когда они сели за стол, Рэм протянул Тари бинокль.

– Ты потратила на меня уйму своей пищи. Я ведь понимаю, как тебе трудно с продуктами… Возьми, поменяешь на хлеб. Дал бы что-нибудь более ценное, но у меня ничего нет.

Она подняла правую бровь, мол, удивлена Взяла бинокль, повертела и сказала:

– Не знаю, пригодится ли он кому-нибудь…

Попыталась вернуть его хозяину. Но Рэм загородился рукой:

– Уверен, на черном рынке возьмут все. Вопрос только в том, сколько за него дадут.

Тогда Тари вздохнула, как перед тяжелой работой, и поставила бинокль на середину стола Выходило: не могу вернуть, но и не принимаю. Затем она произнесла, глядя на Рэма с неприятной твердостью:

– Нам следует потолковать. Прояснить кое-что, комиссар.

– Да… разумеется… поговорим… – запинаясь, ответил Рэм и подумал: «Хорошее кончилось».

– Ты все хочешь, чтобы мы с тобой разговаривали по-человечески. Как равные. Чтобы у нас какие-то отношения завелись, как у нормальных людей. Верно?

– Верно… – обреченно подтвердил Рэм.

– Ты хочешь, а я – нет. Не надо обманывать себя и меня.

У Рэма появилось странное ощущение: температура в комнате как будто упала градусов на пять, если не больше.

– Ты – выше, я – ниже. Твоя шатия не считает нас за людей. Мы – источник еды, одежды, полезных услуг. Вы – хозяева, которым предназначена одна роль – брать, ничего не давая взамен.

Он попытался защититься:

– Мы… охраняем вас… От горцев, от Монархического корпуса…

– Блестяще! Пришли бы они, так тоже охраняли бы нас. От революционной Повстанческой армии. И неизвестно, кто охранял бы лучше, а грабил меньше!

Кажется, его реплика лишь разозлила женщину.

Однако Рэм попытался оправдаться еще раз. Ему хотелось внушить ей мысль о пользе, о какой-нибудь, хоть самой простой и незамысловатой пользе новой власти:

– Мы установили порядок… Без нас бы тут властвовали банды разбойников и мародеров.

– Забыл добавить: и дезертиров. Прекрасно! Удивительно! Блестяще! – на мгновение ему показалось, что вокруг головы Тари появилось какое-то яростное свечение, огненная дымка – Мы тут толковали насчет порядка с соседями. И не знаем, видишь ты, какой порядок нам дешевле встанет! Может, твой, с кровью и обдираловом, а может, бандитский – на тех голубчиков нам самообороны хватит! Как-нибудь справились бы!

– Ты собираешься лично выйти в пехотную цепь с дробовиком? – закипая, осведомился Рэм.

– Если потребуется – не побрезгую! Я тут не хуже любого мужика управляюсь! И честно живу, всякий в округе скажет!

Это была какая-то бессвязица. Бабская ерунда! Словно Рэм обвинил ее в нечестной жизни, в грязи, в непонятных, но ужасных грехах! Ерунда, ерунда!

Но ему все-таки очень не хотелось с нею ссориться. Комната простыла, а ведь совсем недавно тут чувствовалось тепло. И Рэм очень хотел обратно в тепло. Он попытался найти у себя в голове что-нибудь примиряющее:

– Тари, разве я в чем-то обвинял?

– Еще бы ты обвинил!

– Тари, просто у местных жителей нет такого варианта, чтобы их оставили в покое и всякая власть ушла, кроме их собственной, общинной. Обязательно найдется кто-нибудь…

– Вы нашлись! Вы хуже любых бандитов!

– А мне кажется, мы далеко не самый плохой вариант…

Она картинно рассмеялась Рэму в лицо.

– Тари…

– Не смей называть меня по имени! – жутко закричала она. – Не смей! Не смей! Не смей!

Он замолчал.

– Я не желаю грязниться тобой! Что, тепленького захотелось? А? У медсестрички под боком? А? Сволочь! Я честно живу! Я одна! Я всегда буду теперь одна! Ясно тебе? Мерзота! Повстанец нестоячий!

Ослепленная гневом Тари влепила ему убийственную пощечину. Рэм едва удержался на стуле. От второй пощечины он точно упал бы, но третья, нанесенная с другой стороны, позволила ему удержать равновесие.

– Слюнявый убийца! Распустил хотелку?

Женщина схватила стакан и бросила ему в лицо. Рэм успел поднять руку и загородится, но стакан вертелся в воздухе как волчок, и, ударив ему в ладонь раструбом, стеклянный снаряд изловчился и все-таки с разворота тюкнул донцем в комиссарский лоб.

Рэм вскрикнул от боли и схватился за голову. Кровь потекла между пальцев.

– Вот дура! Дура!

Это почувствовал не столько боль, сколько унижение. Да что он ей сделал такого?

Женщина заметила кровь и сразу же присмирела Брань, извергавшаяся из нее водопадом, стихла Рэм не видел ее лица, но чувствовал: Тари сидит напротив с расширившимися от ужаса глазами. Она ни капельки не боится расстрела, проклятая идиотка, если бы! Она увидела, до какого страхолюдства довел ее гнев, и, увидев, испугалась собственной стервозности.

– Вы только не размазывайте, пожалуйста… Не… не размазывай кровь, это нехорошо…

Тупая полуобразованная стерва. У пандейцев все на «ты». Они, конечно, знают, что у срединного народа можно назвать собеседника и на «ты», и на «вы», вот только, когда волнуются, начинают путаться. Особенно те, у кого за душой нет серьезного образования…

Рэм молча отнял ладонь от лба. Кровь моментально добежала до брови, преодолела это препятствие и вторглась на территорию века, попала в глаза, закапала на щеку.