Дорога Славы - Роберт Хайнлайн

Стар, выходя из дому, надевала одежду, поэтому я одевался тоже. Она не пропускала ни единой возможности приодеться — умилительная слабость, которая время от времени позволяла забывать ее положение в империи. Ни разу не повторяла она своих нарядов, вечно пробовала что-нибудь новенькое — и огорчалась, если я этого не замечал. Кое-что из выбранного ею вызвало бы разрыв сердца даже на пляжах Ривьеры. Она считала, что наряд женщины неудачен, если у мужчины не возникает желания сорвать его.

Одним из наиболее эффективных костюмов Стар был самый простой. У нас неожиданно оказался Руфо, и ей вдруг пришло в голову одеться так, как мы были одеты в походе за Яйцом, и — бум-трах — костюмы оказались в наличии или, вполне возможно, изготовлены по заказу. Невианская одежда — крайняя редкость на Центре.

С той же быстротой появились луки, стрелы и колчаны, и мы превратились в Веселых Молодцев. У меня поднялось настроение, когда я пристегивал Леди Вивамус к поясу; со времени огромной Черной Башни она так и висела нетронутой на стене моего кабинета.

Стар — ноги поставлены твердо, кулаки сжаты на бедрах, голова откинута, глаза сияют и щеки горят — стояла передо мной.

— Ах, как это здорово! Как хорошо, как МОЛОДО я себя чувствую! Дорогой, пообещай мне, по-честному, что мы когда-нибудь снова отправимся за приключениями! Мне так дьявольски надоедает быть благоразумной.

Она разговаривала по-английски, так как язык Центра плохо приспособлен для передачи таких мыслей. Он обработан за тысячелетия заимствований и изменений; это упрощенный, обрубленный, формализованный и урегулированный язык.

— Подходяще, — согласился я. — Ты как считаешь, Руфо? Охота тебе пройти по Дороге Славы?

— Когда ее заасфальтируют.

— Тьфу. Пойдешь, я тебя знаю. Когда и куда, Стар? Впрочем, неважно куда. Только когда. Плюнем на вечеринку, давай прямо сейчас.

Внезапно веселость ее исчезла.

— Милый, ты же знаешь — мне нельзя. Я еще и на треть не прошла всей своей подготовки.

— Надо было расколотить мне это Яйцо, когда я его нашел.

— Не сердись, дорогой, давай пойдем на этот вечер и как следует повеселимся.

Так мы и сделали. Передвижение по Центру осуществлялось с помощью аппортов, искусственных “Врат”, которые обходятся без “волшебства” (или, наоборот, еще больше его требуют). Маршрут выбирается нажатием кнопок, как в лифте, так что дорожных проблем в городах нет — как и тысячи других неприятных вещей; в своих городах они не позволяют вылезать наружу. В этот вечер Стар решила сойти незадолго до конца пути, прошествовать через парк и пройти до входа. Она знает, как удачно трико подчеркивает ее длинные ноги и крепкие ягодицы; бедрами она покачивала, как индианка.

Ребята, мы произвели фурор! Сабель в Центре не носит никто, кроме разве что гостей. Луки со стрелами тут тоже все равно что зубы у курицы. Мы выделялись из массы, как рыцарь в доспехах на Пятой авеню.

Стар была довольна, как ребенок любимой игрушкой. Я тоже. Чувство было такое, точно на плечах находятся рукояти боевых топоров; хотелось отправиться на охоту на драконов.

Мы попали на бал, весьма похожий на земной. (Если верить Руфо, главное развлечение у всех наших рас повсюду одно и то же; собираться толпами, чтобы поесть-попить и посплетничать. Он уверяет, что холостяцкие пирушки и девичники — это признаки нездоровой культуры. Не стану спорить.) Мы прошествовали вниз по величественной лестнице, музыка оборвалась, народ ахал, уставившись на нас, — а Стар наслаждалась оказываемым вниманием. Музыканты вновь кое-как принялись за дело, а гости вернулись к официальной вежливости, которой обычно требовала императрица. Но внимание к нам не исчезло. Раньше я думал, что эпизод похода за Яйцом составляет государственную тайну, так как ни разу не слышал упоминаний о нем. Но даже в случае рассекречивания, как мне казалось, детали его будут известны лишь нам троим.

Как бы ни так. Всем было известно и то, что эти костюмы означают, и многое другое. Я стоял у буфета, накачиваясь коньяком с “Дэгвудом” собственной конструкции, когда меня поймала на Удочку сестра Шехерезады, та, что покрасивее. Она принадлежала к одной из не совсем похожей на нас человеческих рас. Одета она была в рубины с большой палец величиной и довольно-таки не просвечивающую ткань. Росту в ней, босиком, было не больше пяти футов пяти дюймов, весу фунтов сто двадцать, а талия в обхвате, наверное, была не больше пятнадцати дюймов. Это подчеркивало величину других ее частей, которая в подчеркивании не нуждалась. Она была брюнеткой с самыми раскосыми глазами, которые мне доводилось видеть. Похожа она была на красивенькую кошечку, а смотрела на меня так, как кошка смотрит на птичку.

— Себя, — объявила она.

— Говори.

— Сверлани. Мир… — Название и код — никогда о таком не слышал. — Изучаю конструирование пищи, математико-сибаристский уклон.

— Оскар Гордон. Земля. Воин.

Я пропустил координаты Земли; кто я такой, она знала.

— Вопросы?

— Спрашивай!

— Да, сабля?

— Да.

Она посмотрела на нее, и зрачки ее глаз расширились:

— Да — была сабля уничтожить конструкта сторожить Яйцо? (“Является ли находящаяся здесь сабля прямым потомком в последовательной пространственно-временной перемене, не считая теоретически возникающих при переходах меж Вселенными искажений, Сабли, использованной для убийства Рожденного Никогда?” Сложная конструкция глагола, удовлетворительно-прошедшее время, обуславливает и тут же отбрасывает понятие о том, что идентичность — это понятие абстрактное: “Та ли это сабля, которой ты, в повседневном смысле, пользовался на самом деле, и не дурачь меня, воин, я не ребенок”.)

— Был — да, — соглашался я. (“Я там был и даю гарантию, что не расстался с ней по дороге сюда, стало быть, это все еще она, да”.)

Она чуть слышно ойкнула; соски ее грудей набухли. Вокруг каждого был нарисован, а может, вытатуирован, символ множественности Вселенных, который мы называем “Троянской стеной” — и такой сильной была ее реакция, что бастионы Илиона рухнули вновь.

— Трону? — моляще сказала она.

— Тронь.

— Трону ДВАЖДЫ? (“Пожалуйста, можно мне немного подержать ее, попробовать, что это такое? Ну, пожалуйста, очень вас прошу! Я требую слишком много, и вы вправе отказать, но я обещаю, что ничего плохого не сделаю”, — слова им служат для передачи того, что нужно, но весь сок в том, как это говорится.)

Неохота мне было это позволять, да еще с Леди Вивамус. Да вот не могу я устоять перед красивой девушкой.

— Тронь… дважды, — нехотя уступил я. Я вынул ее и эфесом вперед передал ей, готовясь перехватить ее прежде, чем она выколет кому-нибудь глаз или проткнет себе ногу.

Она осторожно приняла ее, широко раскрыв глаза и рот и взяв ее вместо рукояти за чашку. Пришлось ей показать. Рука у нее для сабли была уж слишком мала; руки и ноги ее, такие, как и талия, были супер-стройны.

Она засекла гравировку.

— Значение?

“Давайте жить, пока живем” в переводе не очень-то звучит, но не потому, что такая мысль им непонятна, а потому, что она для них — как вода для рыбы. Как же еще можно жить? Но я попытался.

— Тронь — дважды жизнь. Ешь. Пей. Радуйся.

Она задумчиво кивнула, потом сделала, согнув кисть и отставив локоть, выпад в воздух. Я не смог этого стерпеть и отобрал оружие у нее, плавно заняв защитную позицию для рапир, сделал выпад в верхней зоне и вышел из него — движение настолько грациозное, что даже здоровенные волосатые мужики в нем смотрятся. Вот почему балерины занимаются фехтованием.

Я отдал честь и вернул оружие ей, затем поправил ей положение правого локтя, кисти и левой руки — вот поэтому балерины и обучаются за полцены, потому что учителю учить их приятно. Она сделала выпад, чуть-чуть не проткнув одному из гостей ляжку по правому борту.

Я снова забрал оружие, отер клинок, вложил его в ножны. Мы собрали тьму народа. Я взял с буфета свой “Дэгвуд”. но она не собиралась прощаться. — Сама прыгать сабля?

Я поперхнулся. Если она понимала весь смысл — или если его понимал я — значит, ко мне обратились самым вежливым образом, какой я только слыхивал на Центре, с предложением. Обычно оно бывает прямее. Но ведь наверняка же Стар не афишировала подробностей нашей брачной церемонии? Руфо? Я ему не говорил, но Стар могла и сказать.

Когда я не ответил, она, не понижая голоса, объяснила все до конца.

— Сама недевственница, немать, небеременна, небесплодна. Я объяснил, со всей возможной на этом языке вежливостью что не очень-то сложно — что у меня свидания расписаны. Она оставила эту тему, посмотрела на “Дэгвуд”.

— Капелка трону вкус?

Это было другое дело; я передал его. Она отведала солидную капельку, задумчиво пожевала, вроде бы обрадовалась.