Дорога мстителя - Алексей Алексеевич Доронин

не собирался. На участках, где от асфальта не осталось ничего (а может, его сняли для ремонта как раз перед самой Войной, да положить новый не успели), движение гужевого транспорта было не настолько интенсивным, чтобы хорошо укатать грунт. Эти места были самым настоящим мучением – Сашка набил о борта синяки, раз сильно ударился головой об ящик с инструментами. И по напряжённым лицам «водителей» он понимал, что реальный риск – это не волки и не разбойники, а повреждённая ось или сломанная нога лошади. Колёса тоже надо было беречь. Хотя, когда на одном из них лопнула покрышка, её быстро поменяли на запасную, как раз на свалке купленную. Впрочем, и повреждённую забрали с собой.

Жаль, что нельзя проделать этот путь на автомобиле, мысленно вздыхал Саша. Точнее, на вездеходе. Он иногда видел в деревнях трактора, и некоторые были даже на ходу. Наверняка имелись и машины, типа УАЗа, хотя бы одна-две на несколько деревень, только вряд ли на них далеко ездили. Бензин настолько ценен, что не мог быть даже всеобщей валютой. Большинству он так же не нужен, как роскошный прикид на свалке.

Сашу утомляло однообразие степных пейзажей. Иногда только по меняющемуся полотну дороги можно было понять, что они не стоят на месте под неподвижными белыми облаками. Вилась пыль, изредка пролетали вороны, посвистывали суслики.

Под одинокой кривой берёзой, которая клонилась к земле, будто её сломала тяжёлая жизнь, был старый колодец. Вода в нём оказалась затхлой, Младший умылся и полил себе, как обещал, на голову. А попил из канистры. Остальные пили колодезную воду без проблем.

Зато интересно было смотреть по сторонам, когда проезжали через заброшенные поселения. Саша уже не огорчался, что ему не суждено побывать в Белорецке и Ямантау. Живописные руины, железнодорожный переезд с раскуроченным, сошедшим с рельс составом из цистерн и платформ, карьер с мёртвыми самосвалами и экскаватором, похожим на скелет доисторического исполинского животного, стоянка ржавых грузовиков… были по-своему красивы. И всё складывалось в его память, как кусочки мозаики.

Но степь поглощала цивилизацию так же, как лес, затягивая травой и превращая в себя.

Вечером стало прохладно, налетел ветер. Легко одетый (зимнюю одежду он оставил в Орловке, чтобы не тащить лишний груз), Саша сильно замёрз. У него была только штормовка, даже тёплый свитер он не взял, решив, что пока не понадобится. О том, что ещё будет и осень, и зима (а может, и несколько), он даже не подумал. Так далеко он теперь не загадывал. Ночью можно будет забраться в спальник, а пока придётся терпеть. Чтобы хоть немного согреться, Саша соскочил с телеги и пошёл, размахивая руками. Но вот, наконец, Витёк мягко потянул на себя поводья, и его пара остановилась. Обрадованный Никодим сказал своей кляче:

– Тпру, Ксюня!

Начали располагаться на ночлег. Последняя ночь в дороге спустилась и окутала их внезапно.

Закрывшись в спальном мешке с головой, Саша читал при свете фонарика. Страшные истории Кинга выглядели бледно в сравнении с тем, что уже случилось в его жизни. И с тем, что ещё должно было случиться. Он бросил читать мастера ужасов и переключился на «Основание» Азимова. Но сегодня оно показалось ему скучноватым. Всё это – галактические империи и республики, гигантские звёздные крейсеры и роботы… было бесконечно далеко. Как звёздное небо, похожее на раскрашенный полог палатки. Как огромная степная луна, на которой Саше виделись континенты и океаны.

Он никогда не жаловался. Всю дорогу старался ничем не раздражать своих временных товарищей и помогать им. Но видел, что его воспринимают как обузу. Едкий и грубый Витёк раздражал его, болела отбитая на колдобинах «пятая точка», к тому же он умудрился подхватить насморк. Поэтому Саша был очень рад, что очередное испытание подходит к концу.

Ничего экстремального в пути не случилось, но эти неполных пять суток вымотали его почти так же сильно, как самый трудный пятидневный отрезок пешего перехода зимой.

* * *

С караваном он расстался даже раньше, чем рассчитывал. Его высадили в чистом поле, возле очередной заправки, на которой, впрочем, не было ни колодца, ни навеса, ни каких-то признаков людей. До Уфы оставалось километров пятнадцать.

На близость крупного города указывало только то, что стало попадаться больше мёртвых машин. В остальном на шоссе и по обочинам ничего интересного не наблюдалось.

– Въезд там платный. Заранее придумай, чем будешь платить. Бывай, парень, дальше нам не по пути, ещё кое-куда заглянуть надо. Тут недалеко, ты молодой, добежишь, – сказал Витёк.

Молчун и Никодим кивнули, один брат «из ларца» нехотя изобразил прощальный жест, второй даже не повернулся. Саша покорно слез с телеги. Возмущаться и возражать – бесполезно. Жаловаться некому. Чёртов Ермолаев, свёл его с этими жуками.

– До свидания, – приученный к вежливости, сказал он.

Караван продолжил свой путь. Лошадки пошли бойко, как заведённые, будто чувствуя, что путь близится к концу.

Опять один. Но тут уже рядом цивилизация. Сначала Младший шёл мимо заброшенных пригородных посёлков. Свороты к ним заросли травой и почти сливались со степью. Ветром ли постепенно нанесло достаточно земли, чтобы зелени было на чём разгуляться, или трава и низкорослые кустарники пробились прямо сквозь асфальт?

На самой трассе растительности поменьше. Тут, всё же, какое-никакое движение происходит. Хотя… пройдёт ещё лет пятьдесят, и от шоссе останутся только воспоминания. И будет вместо трассы грунтовка с тележной колеёй.

Сразу захотелось подкрепиться. В дороге его, разумеется, никто не кормил, питание не входило в стоимость проезда. У Саши была с собой целая сумка со всякой снедью, которую собрала Лена. С пирожками, половинкой курицы, варёными крутыми яйцами, картошкой в мундире он постарался расправиться в первые два дня. Дальше в ход пойдут сухари, сало, рыба вяленая, пёрышки зеленого лука.

Как-то на привале, изучая содержимое сумки, он нашёл в боковом кармашке бумажный свёрток с халвой. Лена делала её не часто, и в основном для детей, хотя Саше тоже иногда этого лакомства перепадало. Он вообще был сладкоежка, а халва казалась ему пищей богов. Никогда до этого он её не пробовал, слово только в книгах встречал. То ли подсолнухи в Прокопе росли неподходящего сорта, то ли рецепта тамошние хозяйки не сохранили.

Тогда, развернув свёрток, Саша замер, глядя в одну точку, пережидая, когда успокоится бешено заколотившееся сердце. В памяти всплывали картинки – вот Лена мажет чем-то его ладони с кровавыми мозолями от лопаты, тихонько дует на них и приговаривает: «У сороки заболи, у Саши заживи»… Вот она гладит его, измученного и полуживого, распаренным