Агония и смерть Адольфа Гитлера - Коллектив авторов

То, что касалось меня лично, мне так и осталось вначале непонятным, но полученное боевое задание заставило сильно забиться наши сердца, так как мысль о предстоящих боях в разрушенном городе угнетала нас.

Я совместно с начальником штаба полковником Дюр-фингом немедленно приступил к подготовке приказа о перегруппировке корпуса, в ночь с 23 на 24 апреля. Во время этой работы начальник штаба укрепрайона Берлина полковник Рефиор передал по телефону приказ генерала Кребса направить офицера штаба 56-го танкового корпуса, с картой расположения частей, в имперскую канцелярию.

По двум причинам я решил сам поехать в имперскую канцелярию. Во-первых, я хотел узнать, в связи с чем был издан приказ о моем аресте и расстреле. Во-вторых, намеревался, если удастся, добиться того, чтобы корпус не участвовал в боях в разрушенном городе.

В 18 часов в сопровождении начальника отдела 1-а штаба корпуса майора Кнаппе я прибыл в имперскую канцелярию. С тротуара Фоссштрассе лестница вела в подземный город, который был выстроен между Вильгельм-штрассе и Герингштрассе. О размерах этого убежища можно получить представление, если принять во внимание, что во время усиленных налетов на Берлин каждый вечер «гостями» Гитлера являлись 4—5 тысяч городских детей, которые там размещались и питались.

Нас тут же проводили в так называемый адъютантский бункер. Меня приняли начальник германского генерального штаба генерал от инфантерии Кребс и личный адъютант Гитлера генерал от инфантерии Бургдорф. Встреча была несколько холодной, несмотря на то что я хорошо знал Кребса еще со времен рейхсвера и позднее, когда он являлся начальником штаба 9-й армии и армейской группировки «Центр».

В ходе последовавшей беседы мне удалось без труда убедить обоих генералов в том, что я не намеревался, да и не было никакого смысла и целесообразности передислоцироваться в Деберитц, если учесть военную обстановку последних дней. Они вынуждены были признаться, что приняли за факт какой-то незначительный слух, и сейчас, после моего объяснения, сожалеют о своей доверчивости. Тем не менее оказалось, что я все же был устранен со своей должности, однако об этом они мне ни слова не сказали.

Говоря о положении в Восточном Берлине, Кребс заявил мне, что большие заботы им доставляет глубокий прорыв русских частей. Со мной они желали обсудить, какие контрмеры могут последовать со стороны 56-го танкового корпуса.

Когда я довел до их сведения боевое задание корпуса, полученное из 9-й армии, Кребс воскликнул: «Невозможно, совершенно невозможно! Я об этом немедленно доложу фюреру». С этими словами Кребс оставил меня, а за ним тенью последовал Бургдорф.

Сопровождавшему меня майору Кнаппе я поручил предупредить по телефону начальника штаба, что корпус, может быть, еще этой ночью будет использован восточнее Берлина. Во время телефонного разговора начальник штаба сообщил, что им получена телеграмма из Управления личного состава сухопутной армии за подписью Бургдорфа, которая гласила: «Генерал артиллерии Вейд-линг переводится в резерв командного состава ОКХ. Командующим 56-м танковым корпусом назначается генерал-лейтенант Бутмеестер, командир 25-й танковой дивизии».

Я был крайне возмущен. Ведь только благодаря случайности мне удалось сейчас здесь реабилитировать себя. Но сколько генералов за последнее время пострадало лишь только потому, что у них не было возможности опровергнуть распространенные в отношении их слухи!

Пока Кребс и Бургдорф отсутствовали, я у одного из находившихся в распоряжении Кребса офицеров получил краткую ориентировку о положении в Берлине.

Гитлер с небольшим количеством своих сотрудников остается в Берлине, чтобы лично руководить обороной столицы.

Бегство государственных властей из Берлина началось 15 апреля. Дорога в Мюнхен получила название «имперской дороги беженцев».

Из ОКВ и ОКХ образовали два оперативных штаба: первый штаб «Норд» во главе с фельдмаршалом Кейтелем и второй штаб «Зюд» — с фельдмаршалом Кессель-рингом. К последнему был прикомандирован в качестве начальника штаба генерал-полковник Йодль.

Насколько быстро и непродуманно произошла реорганизация, можно было судить уже потому, что оба штаба забрали с собой из Берлина все радиостанции. Германское командование в Берлине должно было довольствоваться только оставшейся радиостанцией СС, связанной со ставкой Гиммлера.

Мне рассказали коротко о следующем интересном событии.

23 апреля как бомба на имперскую канцелярию свалилась телеграмма Геринга из Берхтесгадена. Геринг требовал от Гитлера передачи исполнительной государственной власти в связи с тем, что Гитлер не в состоянии выполнять в Берлине правительственные обязанности. Геринг ссылался при этом на речь Гитлера в рейхстаге 1 сентября 1939 года, где он якобы назначался преемником Гитлера.

Кребс и Бургдорф вернулись с доклада от Гитлера. Кребс сказал мне: «Вы должны немедленно доложить фюреру о положении в вашем корпусе. Приказ 9-й армии отменяется. Корпус еще этой ноныо будет использован восточнее Берлина».

Тогда я дал волю своему возмущению и заявил, что о положении корпуса должен докладывать его новый командир — генерал Бутмеестер. Совместными усилиями обоим генералам едва удалось меня успокоить, причем они заявили, что Гитлер решил, конечно, оставить во главе корпуса меня.

Несмотря на то что в убежище фюрера я проходил в сопровождении обоих генералов, все же мои бумаги проверялись трижды самым тщательным образом. Под конец унтерфюрер СС отобрал у меня портупею и пистолет.

От так называемого Коленхофа все глубже под землей ведет путь в лабиринт убежищ. Через небольшую кухню мы вошли в своего рода офицерскую комнату, в которой ужинало большое количество офицеров. Затем мы спустились этажом ниже и попали в приемную кабинета фюрера.

Там находилось много людей в серой или коричневой форме. Проходя по приемной, я узнал только министра иностранных дел Риббентропа. Затем открылась дверь, и я предстал перед Адольфом Гитлером.

В сравнительно небольшой комнате он сидел в кресле перед большим столом. При моем приходе Адольф Гитлер встал с заметным напряжением и оперся обеими руками на стол. Левая нога у него непрерывно дрожала. С опухшего лица на меня смотрели два лихорадочно горящих глаза. Улыбка сменилась застывшей маской. Он протянул мне правую руку, обе руки так же дрожали, как левая нога.

«Я с вами знаком?» — спросил он. Я ответил, что год назад получил из его рук награду — крест с дубовыми листьями. На это Гитлер заявил, что он легко запоминает фамилии, а лица нет. После этого приветствия Гитлер снова опустился в кресло.

Я доложил об обстановке в корпусе и заявил, что уже началась его передислокация для перегруппировки на юго-востоке. Если теперь последует приказ об обратной переброске корпуса на 180 градусов, то уже завтра утром произойдет ужасная неразбериха.

После короткой беседы Гитлера с Кребсом мне снова был подтвержден приказ о направлении корпуса на восточный участок Берлина.

В конце Гитлер развил в продолжительном разговоре характерный для его преступного дилетантства оперативный план по освобождению от блокады Берлина. Он говорил тихим голосом с продолжительными паузами, часто повторялся и неожиданно заинтересовался второстепенными вопросами, которые почему-то обсуждались всесторонне.

«Оперативный боевой план» Гитлера сводился к следующему.

Из района южнее Бранденбурга выступает 12-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта Венка, чтобы через Потсдам продвинуться в юго-западную часть Берлина. Одновременно 9-я армия получает приказ оторваться от противника на линии Одера и вести наступление в юго-восточной части Берлина. В результате взаимодействия обеих армий русские силы южнее Берлина должны быть уничтожены.

Для создания маневренных возможностей 12-й ударной армии и 9-й армии, в северную часть Берлина против русских будут направлены следующие немецкие силы: из района Науена — 7-я танковая дивизия и из района южнее Фюрстенберга — ударная группа СС «Штайнер».