Агония и смерть Адольфа Гитлера - Коллектив авторов

44. В присутствии Гитлера она была всегда очаровательна и заботилась всячески о его удобстве. Но она оставалась вполне в этой роли, только пока была с ним. Как только он выходил и не мог слышать, она начинала говорить о неблагодарных свиньях, покинувших своего фюрера, и о том, что всех их нужно убить. Все ее замечания звучали по-детски, и, по-видимому, единственными «хорошими» немцами были в этот момент те, кто попал в бункер, а все другие были изменники, потому что не были здесь, чтобы умереть вместе с ним. Причины ее готовности к смерти с остальными были те же, что и у фрау Геббельс. Она была просто убеждена: что бы ни случилось, дальше третья империя не будет больше годиться для жизни в ней настоящих немцев. Часто она выражала огорчение тем, что есть люди, не способные уничтожить себя, и которым придется жить без «чести», как человеческим созданиям без души.

45. Райч подчеркивает очень очевидные неглубокие умственные способности Браун, но говорит, что она была очень красивой женщиной. Райч считает весьма маловероятным, что Браун имела какое-либо влияние на Гитлера вне выполнения своего назначения. Слух о свадебной церемонии в последнюю минуту Райч рассматривает как весьма неправдоподобный не только потому, что считает, что Гитлер не имел такого намерения, но и потому, что условия в бункере в последние дни сделали бы такую церемонию смешной. Вплоть до момента, когда Райч ушла из бункера только за день до извещения о смерти Гитлера, никаких разговоров о такой церемонии не было. Слух о том, что от этой связи были дети, Райч быстро опровергает как фантастический.

46. Мартин Борман

Борман очень мало двигался, все время оставаясь за своим письменным столиком. Он «фиксировал события момента для будущих поколений». Каждое слово, каждое действие заносилось на бумагу. Часто он приходил к тому или другому и с мрачным видом спрашивал точное содержание разговора фюрера с лицом, которое только что имело у него аудиенцию. Он тщательно записывал также все, что происходило между другими в бункере. Этот документ должен был быть тайно вынесен из бункера в самый последний момент, чтобы, по мнению скромного Бормана, он мог «занять свое место между величайшими главами германской истории».

47. Адольф Гитлер

За время пребывания Ганны в бункере поведение Гитлера и его физическое состояние опускались на все более и более низкий уровень. Сначала казалось, что он играет свою настоящую роль, ведя оборону Германии и Берлина, и вначале это было в некоторой мере возможно, так как связь еще была довольно надежной. Сообщения поступали по телефону на башню зенитной артиллерии и оттуда передавались по радио посредством переносной антенны, подвешенной на воздушном баллоне. Но с каждым днем это становилось все труднее, до тех пор пока под вечер 28-го и весь день 29-го связь не стала почти невозможной. Примерно 20-го апреля, на вероятно последнем заседании военного совета у Гитлера в рейхсканцелярии, фюрер был, говорят, настолько подавлен безнадежными сообщениями, что обнаружил полное отчаяние в присутствии всего совета. В бункере, где Ганна услышала об этом, говорили, что после этого даже самые большие оптимисты из свиты Гитлера убедились в том, что война проиграна невозвратно. По словам Райч, Гитлер больше не оправился ни физически, ни морально после этого удара в зале заседаний.

48. Иногда казалось, что он все еще надеется на успех генерала Венка, пробивающегося с юга. Он мало говорил о чем-либо другом и весь день 28-го и 29-го строил тактические планы, какие Венк может применить для освобождения Берлина. Он шагал по бункеру, размахивая дорожной картой, которая уже почти разлагалась от пота его рук, и строил планы кампании Венка перед всяким, кто его случайно слушал. Когда его возбуждение доходило до предела, он хватал карту с места, где она лежала, быстрыми и нервными шагами ходил по комнате и громил, «управляя» защитой города армиями, которые уже не существовали (потому что даже армия Венка уже была разгромлена, чего Гитлер не знал).

49. Райч описывает это как патетическую картину полного крушения человека. Трагикомедия разочарования, бесплодности и бесполезности — видеть человека, бегающего как слепой от стены к стене своего последнего убежища, размахивая бумагами, болтающимися в его нервно дергающихся руках, или сидящего сгорбившись у стола, водя по пропитанной потом карте пуговицы, представляющие его несуществующие армии, как мальчик, играющий в войну.

50. Возможно ли, что Гитлер еще жив?

Райч считает совершенно абсурдным, что Гитлер мог уйти из бункера живым. Она говорит, что убеждена, что Гитлер был физически неспособным уйти, когда она сама покидала бункер: «Если бы для него была расчищена дорога от бункера к свободе, то и тогда у него не было бы сил ею воспользоваться». Она считает также, что к концу у него не было намерения жить и что только надежда на Венка удерживала его руку от осуществления плана массового самоубийства. Известие, что Венк не может пробиться, считает она, сразу же привело бы в действие хорошо продуманный план уничтожения.

51. Когда ей говорят о слухах, что Гитлер, может быть, еще жив и находится в Тироле и что ее собственное бегство туда же после ухода из бункера может быть не случайным, она кажется глубоко взволнованной тем, что такие мнения еще даже поддерживаются. Она говорит только: «Гитлер мертв! Человек, которого я видела в убежище, не может жить. У него не было цели жить, и трагедия была в том, что он это хорошо знал, знал может быть лучше, чем кто-либо другой».

52. Мнение Ганны о фюрере

Из слов Райч видно, что она имела глубокое уважение к фюреру. Возможно, это верно, когда она говорит, что ее «хорошее» мнение значительно пострадало на заключительной стадии войны. Она описывает видимые ошибки руководства, какие наблюдала и о которых узнала в бункере. Например, Берлин был лишен оружия для удержания позиций на Одере. Когда эта линия обороны была прорвана, то оказалось, что не подготовлено никакого связного плана обороны Берлина, и соответствующих сооружений для командования обороной из бункера, безусловно, не было сделано. Не было никакого средства внешнего сообщения, кроме телефона, ведущего только в башню зенитной артиллерии. Гитлер, по-видимому, только в последний момент решил руководить боем из бункера, и потому не имел самых нужных средств для этого. Не было карт, не было планов боя. Не было радио. Имелась только наскоро налаженная связь курьерами и один телефон. Тот факт, что Гитлер не знал о разгроме армии Венка даже спустя несколько дней после этого, — это только один пример плохой организации. Все это привело в результате к тому, что фюрер Германии беспомощно сидел в своем бункере, бессильно играя в войну на столе.

53. Райч говорит, что Гитлер-идеалист умер, и его страна умерла с ним из-за неспособности Гитлера-солда-та и Гитлера-политика. Все еще с некоторым оттенком преданности она делает вывод, что никто из знавших его не может отрицать его идеалистически мотивированных намерений, так же как и отрицать то, что он просто был полностью не способен управлять страной и что одним из его самых крупных недостатков была неспособность правильно анализировать людей возле себя, что приводило к выбору лиц, в той же мере не способных занимать высокие посты. (Наиболее яркий пример — Геринг.)

54. Она повторяет, что такому человеку нельзя никогда снова дать управлять Германией или какой-либо другой страной, но странно, что она, по-видимому, не считает его лично ответственным за все то зло, которое полностью признает и на которое быстро сама указывает. Она говорит: «Значительная часть ответственности лежит на тех, кто им руководил, заманивал его, преступно направлял по неправильному пути и неверно информировал. Но ему нельзя никогда простить того, что он сам выбирал тех, кто им руководил».