Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К° - Григорий Василенко

— Кто мешает? Устраивайся матросом на судно, идущее к берегам Америки, и ты — в Штатах без всякого оформления.

Гельзинг поднялся по ступенькам на улицу и увидел мачты кораблей в гавани.

«Только в Америку!» — сказал он себе и направился в порт.

9

Строгому майору Крикуну, как я заметил, нравились мои расспросы о чекистах Кубани. Этим я все больше завоевывал у него доверие и расположение.

— Ото, я вижу, интересуешься историей. Похвально для молодого человека, — с удовлетворением заметил он. — Одобряю любопытство неравнодушных. Да... Даже битые горшки в их руках оживают. Некоторые посмеиваются над чудаками, которые склеивают черепки и мастерят велосипед собственной конструкции, а зря.

Я уже знал, что Андрей Карпович, всю жизнь проработавший на Кубани, принимал участие во многих чекистских операциях и под настроение кое-что о них рассказывал. Мне даже показалось, что он ждал моих вопросов.

Да и своей внешностью он напоминал войскового писаря тех далеких лет, когда запорожские казаки заселяли Кубань: приземистый, скуластый, с жестким, как щетка, ежиком над лбом и остриженными под машинку висками и затылком. На нем были довольно свободный костюм и сорочка с вышитым воротничком, стянутым тонким шнурком с кисточками.

Как только в разговоре с ним я вспомнил о запорожцах, майор сразу оживился и тут же подхватил разговор о судьбе Сечи, разрушенной в 1775 году по приказу Екатерины.

— Осталась на ее месте только Покровская церковь, — сказал Крикун, произнося слово «Сечь» по-украински — «Сичь». — Часть запорожцев после долгих скитаний прибыла на Тамань, потянулась на юг, в наши края.

Майор увлеченно говорил о порядках, существовавших в Запорожской Сечи, назвав четыре должности, которые вершили всеми ее делами: кошевой атаман, войсковой судья, войсковой писарь и войсковой есаул.

— А какие обязанности выполнял войсковой писарь? — спросил я майора.

— Ну как же! Пользовался большой самостоятельностью как «письменный» человек. Заведовал канцелярией, вел счетоводство — приходы, расходы, составлял указы. Его пером писались дипломатические бумаги. Жил в курене и получал полсотни целковых в год. А вот войсковой есаул...

Меня интересовал более поздний период истории Кубани, а точнее — предвоенные и военные годы, и я стремился, чтобы майор, явно симпатизировавший запорожским казакам и считавший себя их потомком, перешел прямо к новейшей истории.

Беседа затянулась, время уже было позднее, а к интересующему меня периоду майор все еще не приблизился, находясь на весьма дальних подступах. Он посмотрел на свои старинные карманные часы на длинном ремешке и сказал:

— Приходи ко мне домой в выходной, вечерком, на чай. А чтобы не было скучно, скажу дочке, чтоб на танцы не ходила, принимала гостя.

Я поблагодарил Андрея Карповича за приглашение, пообещав приехать к нему в назначенное время. Мне, правда, не совсем была ясна цель упоминания о дочке, но все же, дождавшись воскресного вечера, я поехал трамваем в гости.

Андрея Карповича я застал в радушном настроении, одетого по-домашнему — в майке, широченных штанах и истоптанных шлепанцах. За открытыми настежь окнами уже сгустились сумерки, а духота жаркого летнего дня не спадала. В комнате, куда меня провел хозяин, не чувствовалось вечерней прохлады.

Андрей Карпович усадил меня на диван, а сам присел на стул за столом.

— Да, ну так вот... — что-то припоминая, начал майор. — Сам я из кубанских казаков. Учиться, можно сказать, мне было некогда. Так я и остался с церковноприходским образованием, — не без сожаления заметил Андрей Карпович, — а теперь служба идет к концу и жизнь уже, как говорят, все законспектировала. Да, так вот... В гражданскую войну вся контра сбежалась к нам на Кубань. На казаков надеялись, а оно не тут-то было. Казак за контрой не пошел. Сколько тут было царских полковников и генералов — пруд пруди, и все звали казаков и иногородних на восстание против Советской власти, но трудовое казачество послало их куда следует. Многие убежали в Крым, а потом в Турцию, но и на Кубани немало осталось бело-зеленых в горах, в плавнях, а то и в камышах. А потом начались заброски из Константинополя агентуры для поддержания штанов у бандитского подполья. Пришлось нам немало повозиться со всякого рода подпольными организациями и бандитскими группами. Наш брат тоже не дремал — ликвидировали «Круг спасения Кубани», как и многие другие круги и союзы. А сколько их было и каких!.. Удивляет меня до сих пор то, что в Кубчерчека тогда все были молодые люди — пролетарии, а справлялись с защитой революции. Правда, нам тоже досталось, но задачу выполнили.

— А были на службе в ЧК люди из бывших офицеров? — спросил я умышленно, имея в виду Гуляева, фамилию которого встречал в материалах. Мне хотелось, чтобы майор продолжил рассказ о нем. Андрей Карпович уставился на меня:

— А почему спрашиваешь?

— Мне попадалась у вас одна фамилия... Кажется, сын царского полковника, а работал в ЧК. И успешно работал.

— Так то ж Николай. Офицером он не был. Сын полковника — правильно. Умнейшая голова. А в каких операциях участвовал! Вам, молодым, надо поучиться, — как всегда, назидательно заметил майор.

В комнату вошла довольно полная женщина с белой скатертью и тарелками в руках.

— Познакомьтесь, — сказал Андрей Карпович. — Клавдия Гордеевна.

Я пожал пухлую руку супруги Андрея Карповича и назвал себя.

— Товарищ приехал к нам в командировку, — пояснил жене Андрей Карпович. — А где же наша стрекоза? Скоро придет? Да, так вот, Николай Васильевич был отчаянная голова. Его вся контра Северного Кавказа боялась.

— Как будто тебе больше нечего и сказать, кроме контры не о чем поговорить, — прервала мужа Клавдия Гордеевна. — Как сойдутся вдвоем, так только и разговоров, что о работе, а меня на кухню, чтобы я не слушала. И сижу там целый вечер, пока не наговорятся досыта, — жаловалась мне.

— Хорошо, хорошо, — поспешил он успокоить жену. — О Гуляеве я продолжу на работе. Так где же Тамара? — снова поинтересовался Андрей Карпович.

— Вот она. Легка на помине, — сказала хозяйка.

В комнату вошла высокая, полная, с загорелым лицом девушка лет двадцати, похожая на отца. Андрей Карпович представил ее мне. Видно, ему очень хотелось, чтобы я познакомился с его дочерью. Тут же он стал рассказывать о Тамаре. Окончила два курса учительского института, перешла на третий.

— Учится хорошо. Хочет жить самостоятельно, а не сидеть на шее у родителей, но каждый божий день ходит на танцы, — простодушно сказал он.

Тамара принялась помогать матери накрывать стол, выходила и приходила с посудой. Когда мы оставались в комнате одни, Андрей Карпович вполголоса продолжал мне рассказывать о работе Кубанской ЧК. Намеки Крикуна об успешных операциях чекистов с участием Гуляева очень заинтересовали меня, но майор не торопился.