Первая любовь (СИ) - Князева Мари

— А ты… во сколько… мм… начала интимную жизнь?

Она кивнула со смущенной улыбкой:

— В восемнадцать. Влюблена была до беспамятства. Примерно как ты.

— А что потом? — ахнула я.

— Потом… узнала, что он женат. Он взрослый был, лет на десять старше меня. Я почему-то западаю на таких… Ну, и… в общем, ушла от него сразу. Он еще звонил, просил, умолял… а потом знакомая рассказала, что я у него далеко не первая такая интрижка на стороне. В общем, у меня сильная аллергия на женатых мужчин…

Я искренне желала послушаться Глеба и больше не общаться с Денисом, но интуиция мне подсказывала, что намного безопаснее будет свести это общение на нет постепенно. Поэтому я продолжала отвечать ему, когда он мне писал, но односложно, и сама никогда первая не начинала диалог.

«Как ты там, Манюсь? Скучно, наверное, без меня»

«Нет, все нормально. Нам тут не до скуки»

«[недовольный смайлик] А чего делаешь?»

«Заготавливаем с мамой варенье и консервы на зиму»

«Ахаха, Манюсь, ну и понятия у тебя о веселье! Я, вот, вчера, ходил на турнир по пляжному волейболу, а потом была туса в спортбаре, которая плавно переместилась в караоке и ночной клуб… Вот это я понимаю, нескучно!»

«Рада за тебя»

«Ты не любишь светские развлечения?»

«Люблю, но не такие»

«А какие?»

«В школе я посещала театральный кружок и литературный клуб. Было интересно»

«Ничо ты какая… Тургеневская барышня. А пригласишь меня как-нибудь на литературный клуб?»

«Он для школьников»

И так далее и тому подобное. Я отвечала, чтобы Денис не начал разузнавать, расспрашивать, волноваться. Пусть сидит там у себя в городе спокойно и потихоньку забывает меня. Должна же у него однажды батарейка закончиться!

Заготовки и впрямь шли полным ходом, правда, моя помощь состояла в основном в том, чтобы мы с Кирюхой не болтались у мамы под ногами. А примерно в восемь вечера пришел Глеб. Он был немного мокрым: на майке без рукавов тут и там темнели пятна от воды, лицо блестело от нее же.

— Ты попал под дождь? — весело улыбнулась я, бросив короткий взгляд на абсолютно чистое безоблачное небо.

— Нет, под душ… — пробормотал мой парень, притягивая меня к себе с такой же точно счастливой улыбкой. — Просто терпения не хватило вытереться как следует. Соскучился по тебе безумно… — Говоря, он придвигал ко мне свое лицо все ближе и ближе и под конец стал шептать прямо в губы. Это обдавало меня бешеной волной сладостного предвкушения. — А ты, Манюся, скучала?

— Спрашиваешь! — выдохнула я хрипло.

— Спрашиваю…

— Глеб..!

— М?

— Поцелуй меня, пожалуйста, уже наконец!

Два раза его просить не пришлось. Нас будто поглотила черная дыра: исчезло и время, и пространство. Померк свет, звуки стихли. Остались только я, он, наши губы и руки. Мои обвили его шею, его — мою спину и талию. Мы слились и сплелись в одно целое, забыв об остальном мире. Он, правда, все же решил напомнить о себе деликатным покашливанием. Глеб вдруг резко выпустил меня из приятного плена и посмотрел за мою спину.

— Добрый вечер, тетя Валя, — пробормотал он смущенно.

— Привет-привет, — с иронией в голосе откликнулась моя мама.

Я полуобернулась и глянула на нее исподлобья.

— Иди-к сюда, мадемуазель, — поманила она меня пальцем и увела в дом. — Марья Андревна, вы уж как-то хоть немножко приличнее себя ведите, а то неудобно перед людьми…

— Прятаться получше? — уточнила я краснея.

— Ну хотя бы. В том числе от своих. А то неловко наблюдать ваши бразильянские страсти. Сереже точно не понравится.

— Хорошо. Прости. Я же не знаю… я никогда…

— Ладно. Беги. А то измучается там твой кавалер.

Мы вышли обратно вместе, и мама с порога спросила:

— Глеб, ты ужинал?

Он задумался на секунду, но потом отрицательно покачал головой:

— Нет, но я не голоден. Спасибо, тетя Валя.

— Ну конечно! — усмехнулась мама. — Целый день работал, как конь, и на одних поцелуях жить собрался… Погодите минутку, — она обернулась и зашла в дом.

— Глеб, так не годится! — возмутилась я негромко. — Ну что это такое?

— Манюсь, да я ел в четыре. И черт с ним совсем, с ужином. Не хочу я на него время тратить… — он опять обвил руками мою талию и уткнулся носом мне в волосы.

— Ага… — пробормотала я, млея от удовольствия и мурашек, разбегавшихся по телу. — А где ты силы возьмешь, чтобы на руках меня носить?

— О, на это они всегда найдутся!

Он тут же принялся подтерждать это, подхватив меня за талию и приподняв над землей, но уже через секунду на пороге вновь возникла моя мама. С бутылкой молока и пакетом пирожков.

— Вот. Чтоб съел все до последней крошки, не то я обижусь! — наказала она строго.

Глеб поставил меня на пол и взял у нее еду.

— Спасибо, тетя Валя. Обязательно съем.

Когда мама ушла, бросив на нас хитрый, все понимающий взгляд и прикрыла за собой дверь, Глеб снова прижался ко мне и прошептал на ушко:

— Манюсь, пойдем поваляемся… на сеновале?

Я даже вздрогнула — такой мощной толпой пробежали по мне мурашки — и посмотрела на своего парня вопросительно.

— Просто поваляемся! — пожав плечами, невинным тоном сказал он. — Там уж точно никого не смутят наши поцелуи…

— Хорошо… пойдем.

Мы прихватили еду и отправились на соседский участок в добротный просторный сарай, где большими мягкими тюками было сложено сено. Пахло там чудесно — ароматной сушеной травой и деревом. Глеб улегся в уголке и меня потянул к себе. Я слегка провалилась спиной в приятно пахнущую пушистую субстанцию и усилием воли расслабила тело, которое словно готовилось к какому-то мощному прыжку.

— Здорово тут… — пробормотала я. — Так мягко и аромат восхитительный.

— Угу… — Глеб лежал на боку и глядел на меня, не отрываясь.

— Почему ты так смотришь?

— Хочу насытиться этим зрелищем, но, наверное, это невозможно. Только на минуту отвернусь — и чувствую голод.

Я сразу вспомнила про другое чувство голода, которое мы с Диной сегодня обсуждали, и покраснела. Глеб отвел с моего лица длинную рыжую прядь:

— Манюсь, а ты… в каком возрасте планируешь выйти замуж?

Я смущенно усмехнулась:

— Разве можно такое планировать? Это ведь не я предложение буду делать…

— Ну а представь, что можешь выбрать… возраст. Запланировать.

— Мм… мама говорила, что не надо откладывать в долгий ящик. Вот институт закончу — и…

— А может, и раньше? — с надеждой спросил Глеб, его горячее дыхание обожгло мне щеку.

— Ну… может… если так получится… Если человек… мужчина, которого я люблю, попросит меня стать…

Он не дал мне договорить — закрыл рот поцелуем, оплел руками, окончательно утопил в ароматной мягкости сухой травы. Мы целовались очень долго, почти не прерываясь, и это было волшебно прекрасно. Мягкие гладкие губы, щеки и подбородок Глеба совсем не царапали меня. Пахло от него каким-то мужским запахом, от которого приятно кружилась голова. Я, кажется, насквозь пропиталась им и радовалась этому, как безумная. А еще я наконец осознала все те собственные ощущения, о которых говорила Дина. Тепло, вибрация… возбуждение. Да, это совершенно определенно было оно! Крепкие сильные объятия и губы Глеба разжигали это чувство все сильнее, оно заполняло меня, начиная от живота и расходясь по всему телу острыми теплыми волнами. Было очень сладко и хотелось еще. Хотелось большего. Руки моего парня выражали похожее желание. Они блуждали по моему телу, захватывая все новые территории, разжигая на них костры возбуждения. Вот одна осторожно скользнула по бедру и, не получив сопротивления, через короткое время вернулась туда, ведя себя уже увереннее. Потом она нырнула под попу и прижала меня к мужскому торсу, на котором спереди я ясно ощутила нечто твердое и выпирающее, и от этого почему-то тут же вспыхнула еще сильнее. Словно кто-то плеснул в костер бензина. Я обвила ногой бедра Глеба, и он коротко промычал — не то мучительно, не то с наслаждением. А следом отозвался его желудок, завибрировав с утробным урчанием. Все это я ощущала так сильно, словно оно происходило во мне. Глеб замер и оторвался от меня, тяжело дыша. Он был красным, растрепанным (не без моего участия), с бешено горящими глазами.