Вечный Жид - Станислав Гагарин

Писатель вспомнил о попытке платоновского эпигона Плотина повернуть от этического дуализма к монизму. Материя не содержит в себе ничего от е д и н о г о  и потому есть зло, говаривал Плотин.

«Старик Плотин заблуждался, равно как и афинский корифей Платон, — мысленно усмехнулся Станислав Гагарин. — Вещи разрушают друг друга не в силу хаотического состояния, но именно потому, что обрели некую форму. Там, где отсутствует внутреннее обособление, там невозможен антагонизм. Проявляет зло лишь то, что уже о ф о р м и л о с ь… Вот как этот ж и г у л ь, что пытается зайти к нам справа…»

Писатель уже заметил темно-коричневого ж и г у л е н к а, который опасно зашел к ним с правой стороны и явно пытался выдавить мышиного м о с к в и ч а на встречную сторону.

— Дима, — сказал председатель шоферу, — обрати внимание на соседнюю мандавошку… Чего он трется рядом, скунс замоскворечный?

Водитель чуток сбавил газ, и коричневый ж и г у л ь проскочил несколько вперед. Тогда и увидел сочинитель номер. Девять и пять, а потом единица с нулем…

— Да это же головорез родимый! — возбужденно закричал Станислав Гагарин, — Что ему надо? Может быть, записку от м а д а м ы хочет передать…

Ах, как ему хотелось разрядить обойму с т е ч к и н а по колесам опять сближающегося с ними коричневого ж и г у л я, но после боевой операции в Подмосковье Вечный Жид велел огнестрельное оружие сдать.

— Не хватало, чтоб м е н т ы двести восемнадцатую статью вам припаяли, — ворчал Агасфер в ответ на робкие попытки Папы Стива оставить хотя бы завалящий м а к а р о в на разживу.

Правда, после указа Президента сочинитель приобрел шикарный ч е м п и о н, забугорный с т в о л  с шестикамерным барабаном, но из этого м а л ы ш а только вырубить противника и можно, а вот даже хреновенький корпус вазовского драндулета не прошибешь.

Чувствуя к е р о с и н н ы й оттенок возникшего ситуационного з а п а х а, Станислав Гагарин достал ч е м п и о н, ласково поерзал правой ладонью по изогнутой рукоятке и взвел курок револьвера.

— Дима! — крикнул он водителю. — Сделай так, чтоб мое окно пришлось на окно водителя…

В этот момент ж и г у л ь ударил в правый борт м о с к в и ч а, и шофер, стараясь смягчить удар, машинально выскочил на встречную полосу.

Идущая с противоположной стороны машина едва увернулась от лобового удара.

— Сучья морда! — выругался Станислав Гагарин. — Пришмандовка…

Но как ни ругайся, а  п и д о р прижал их к разделительной черте и не давал уйти на свободу, тем более, что ж и г у л ь лучше маневрировал и быстрее набирал скорость.

Только теперь, когда враждебный автомобиль маячил перед глазами меньше чем в метре, сочинитель рассмотрел, что стекла на нем зеркальные, через них ничего не увидишь, отражается лишь корпус попавшего в беду м о с к в и ч а.

Собственное стекло Станислав Гагарин уже опустил, напряженно всматривался он в переднюю дверцу противника, к которой приближалось его окно. Револьвер ч е м п и о н он держал до поры на колене, стискивая рукоятку правой рукой.

И когда его открытое окно поравнялось с зеркальным стеклом передней левой дверцы, Станислав Гагарин что есть силы ткнул по нему стволом.

Стекло разлетелось с первой попытки.

Сочинитель обомлел.

Он готовился увидеть за рулем хорошо знакомую о т в р а т н у ю морду, но морды председатель не обнаружил.

Сквозь разбитое стекло глянуло на Станислава Гагарина гнусное свиное рыло. Нет, это не была розовая и добродушная мордочка веселого Хрюши или достойная голова почтенной Хавроньи.

За рулем громоздился безобразный худющий и хищный х р я к  с двухдюймовыми клыками, с которых капала желто-зеленая пена. На втором сиденье еще один монстр козлиного — дьявольского? — обличья. Впрочем, пассажира-сообщника писатель рассмотреть не успел.

Не задумываясь, выхватил писатель револьвер и дважды выстрелил в свиное рыло.

— Гони! — крикнул председатель Товарищества Диме.

М о с к в и ч рванулся что есть сил, сразу оставив монстров позади. И тут же возник невесть как оказавшийся на кольцевой трассе зеленый бронетранспортер. Он подался чуть вправо, освобождая им дорогу, и едва м о с к в и ч обошел БТР, тот закрыл массивным корпусом свободное пространство и резко затормозил.

Что происходило за кормой бронетранспортера, ни водитель, ни его шеф видеть, разумеется, не могли. Но оба они чуть ли не физически ощутили, как преследовавший их ж и г у л ь со всего маху врезался в стальное тело боевой машины.

Вновь они увидели БТР, когда вышли на развилку, с которой можно было повернуть на совхоз «Горки Вторые», на Одинцово или ехать прямо — на Власиху.

Бронетранспортер, невесть как опередивший наших героев, как ни в чем не бывало стоял на обочине.

— Тормози, — сказал писатель водителю.

Едва Станислав Гагарин вылез из машины, с бронетранспортера спрыгнули два мужика в танкистских шлемах и пятнистых десантных робах, направились к председателю.

— Придется вас всюду на этой к о р о б к е сопровождать, — вместо приветствия сказал тот, что был высок рос том.

Он снял шлем и оказался писаным красавцем, брюнетом с голубыми глазами, мечтой всех, наверное, женщин.

— Охотятся на вас, партайгеноссе письме́нник, — проговорил второй десантник, белобрысый обладатель невыразительной наружности, добродушный на вид, но по глазам — самостоятельный и серьезный мужичок. — Здравствуйте, Станислав Семенович…

— Доброго вам здоровья, — ответил сочинитель, испытующе глядя на десантников. — Вас что? Павел Сергеевич Грачев ко мне отрядил? Помнится, подписывал он со мной полтора года назад договор о творческом содружестве между «Отечеством» и ВДВ…

— На хрена вы ему сдались, письменник, — грубовато, но откровенно ответил тот, что был п о с л а в я н и с т е е лицом. — У Павла Сергеевича другие теперь крылья.

— Понял я, кто так моей персоной озабочен.

— Вот и хорошо, — оживился брюнет с голубыми глазами, — вот и ладненько! Меня вы должны помнить, я вам с Агасфером фокусы показывал в пустыне. А товарища моего зовут Мартин. Лютер он, тот самый…

«Теперь, кажется, собрались мужики до кучи, — внутренне с удовлетворением вздохнул Станислав Гагарин. — Бригада контрзаговорщиков готова… И какая бригада! Не хватает, правда, Моисея. Но я думаю, что и без него обойдемся. Тем более, Моисей через Второзаконие и чтящих его иудеев присутствует в Матушке России всюду, от президентского окружения до электронного злобного я щ и к а, являющего зрителям дьявольских монстров».

Вслух он сказал:

— Здравствуйте, дорогой Заратустра и отец Мартин! Рад тому, что все мы волею Зодчих Мира в сборе… Не хватает только Моисея. Но, думается, как-нибудь без него обойдемся.

— Моисей на собственном хозяйстве, так сказать. Один в лавке остался, — с улыбкой пояснил Лютер. — У Моисея достаточно хлопот с приверженцами его, до сих пор мечтающими о мировом господстве. Бог мой! Скольким земным существам не давали покоя эти дурацкие грезы!

— Итак, вас шестеро, отцов-основателей… Да плюс товарищ Сталин, — проговорил сочинитель. — Великолепная семерка — да и только!

Заратустра и Мартин Лютер, как люди скромные, хотя и пророки, но в России прежде не бывавшие, слегка потупились. Может быть, не доводилось пророкам видеть фильмов о семи самураях и американских к р у т ы х парнях?

— А с теми что? — спросил Станислав Гагарин. — Которые в  ж и г у л е, значит… На кольцевой дороге?

— Форшмак, — однозначно ответил отец-протестант.

II

Неудержимо и как-то стремительно наступил Новый год.

В последний день старого — мать бы его в канатный ящик да еще и через канифас-блок! — високосного — отсюда все и беды! — девяносто второго года председатель в контору не поехал. В раздолбанном с а а ф е возник очередной скандал, теперь связанный с тем, что сочинитель решил снять панели, которыми опрометчиво украсил во время оно собственный кабинет.

Об этом пронюхал пришмандовка и  к у р в е ц, заклятый д р у г Станислава Гагарина, разорался, привел, п о ц эдакий, городового… Словом, дабы не разжигать страстей, соратники уговорили Папу Стива пока не в о з н и к а т ь. Тем более, вечером тридцатого декабря вернулся из Саратова Дурандин, пускай, дескать, Геннадий Иванович и поищет компромисс с  к у р в е ц о м  и муденко, оба они два чобота и гробовых тапочков пара.

Признаться честно, Станислав Гагарин с облегчением воспринял возможность не ездить в контору. С одной стороны, он хотя бы пару строк добавит в сей роман, который ты сейчас читаешь, дорогой соотечественник, а во-вторых, в последнее время противно ему стало бывать на службе.