Агапея - Булат Арсал

— Я возьму Оксану Владимировну в нашу коммуну, но ты больше здесь не должен появляться, пока не найдёшь возможность вывезти её из Мариуполя. Есть одно моё требование.

— Слушаю.

— Вы оставите здесь продукты и воду. — Помолчала и добавила: — Дай мне оружие с патронами. Лучше автомат.

— Я подумал об этом, и вам сейчас сгрузят коробки с едой. И возьми мой «калаш». — Он снял с плеч короткоствольный АКС и вынул из разгрузки два магазина с патронами.

Вернувшись к машине, Михаил открыл дверцу и помог матери спуститься на землю. Двое военных занесли четыре коробки со снедью в подвал, но так и не дождались благодарности от обитателей убежища, которые молчаливым укором сопроводили бойцов, пока те не вышли из укрытия.

— Я хотел спросить про ребёнка, — начал было говорить Михаил, как тут же был прерван Агапеей:

— Про это забудь. Он твоим ребёнком не будет никогда. И не спрашивай меня про любовь. Ты сам всё перечеркнул, и на этом закончим.

— Можно я тебя поцелую на прощание. — Он потянулся к ней.

— Нет! — снова громко и с вызовом ответила Агапея и, развернувшись, ушла прочь.

Только когда машина исчезла за углом дома, девушка подошла к свекрови и крепко обняла рыдающую женщину. Слёзы тут же брызнули из голубых глаз бывшей невестки.

Разум, возненавидевший любимого человека, ещё долго разрывает душу, не умеющую рационально мыслить.

* * *

Умение прощать и искренне сострадать чужому горю свойственны исключительно сильным людям. Сила эта проявляется в жертвенности, которой человек слабый, с мелкой душонкой обладать не может. Здесь, если хотите, беззаветный альтруизм предстаёт как некое донорство, когда волевой личности есть чем поделиться с нуждающимся. И он делится. Делится теплом своего сердца, способного действительно согреть в беде, приняв на себя ту долю тревоги и тоски, какая очень быстро душит и губит людей, потерявших равновесие и находящихся в трагической, безысходной ситуации. Особо одарённые и наиболее сильные люди отдают своё тепло и дарят поддержку даже тогда, когда сами находятся не в лучшей ситуации.

Война, разруха, крах надежд, смертельная опасность и ежедневные артиллерийские дуэли с летающими и свистящими над головой и около снарядами — тяжёлое испытание для всех. Не каждый в мирное время крепкий мужчина способен оставаться стальным стержнем в пучине лихолетья, а что уж говорить о хрупкой молодой женщине, какой была Агапея? Но она оказалась именно такой, объединив вокруг себя растерявшихся, испуганных стариков и мамаш с детьми. Теперь к ней под защиту привезли и мать её бывшего мужа, который для неё и её подопечных отныне и во веки веков останется ненавистным врагом.

Но виновата ли в античеловеческих преступлениях мужа женщина, которая когда-то посвятила себя не отъявленному нацисту, а простому аграрию, бороздившему поля, сеявшему хлеб и собиравшему урожай озимых и яровых? В чём состоят прегрешения матери и есть ли в ней тот корень зла, который со временем превратил её крохотное дитя в палача, карателя с нацистскими взглядами и философией изуверов?

Простая сельская баба, долгие годы ожидавшая своего счастья и рождения ребёнка, просто жила такой же простой жизнью, радуясь растущей силе, недюжинному уму и природной красоте сына. Когда и как её родные люди повелись на сатанинскую пропаганду и напитались ненавистью к людям, смеющим думать иначе и сопротивляться грубой античеловечной силе? Она уже не задавала себе этот вопрос. У неё не было мо́чи даже сформулировать его правильно. В таком положении люди часто приходят к суициду или просто живут с парализованной волей в смиренном ожидании конца. Вот такую Оксану Владимировну приняла с рук бывшего мужа Агапея. Теперь этот крест был на ней.

«Ничего. Я справлюсь. Пусть это будет моим испытанием за предательство, совершённое мной по отношению к своей бабушке. К своей маме…» — думала она, когда сидела у края кровати, с ложечки кормя ослабевшую женщину бульоном.

— Мама, вы поспите сейчас. Не ровен час, начнётся обстрел. Там только молиться останется и не до сна будет, — тихо сказала Агапея и погладила старушку по руке.

— Доченька, возьми там, в сумке, маленькую иконку Николая Угодника. Это всё, что осталось от матери моей. Умру, пусть тебе будет памятью обо мне. А за Мишку я тебя не буду ни о чём просить. Сама решишь. Всё детство с отца пример брал во всём, вот и втащил его это ирод в непотребное дело. Ох, горе мне…

Агапея заметила, что свекровь нарочито говорит по-русски, и приняла это как должное. Очень уж не хотелось ей слышать здесь и сейчас украинскую мову, как не хотелось её слышать практически всем обывателям «ковчега» под девятью этажами панельного обезлюдевшего дома.

* * *

Восьмое марта — Международный женский день. Выглянуло солнышко. Женщины с утра поздравляли друг друга, а дядя Витя даже раздобыл где-то две бутылки самогона. Российские пушки молчали с вечера. Автоматная стрельба была слышна уже не только в Кальмиусском районе северной части города, но и в Приморском районе, что на юге, где, по слухам, высадилась морская пехота россиян. Кто-то из старичков, постоянно слушавший эфир на транзисторе, поймал радио ДНР, которое в десять часов утра сделало обращение к обороняющейся стороне: «Мариуполь блокирован со всех сторон. Вы находитесь в полном окружении. Подразделения Вооружённых сил РФ и ДНР вышли к административным границам Донецкой области. Ваше командование сбежало, резервы разбиты, помощи не будет. При дальнейшем сопротивлении вы обречены на смерть. Ваш единственный шанс выжить — это сложить оружие и уйти из Мариуполя по гуманитарному коридору».

Снова надежда на скорое избавление от мук. Еды пока хватает. С водой посложнее. Режим экономии под контролем «завхоза» дяди Вити. Агапея в тот день решилась на небольшую прогулку по окрестностям, надеясь хоть где-то найти какой-нибудь источник или просто брошенные баклажки с водой. Человек верит в случайности в такой ситуации, как в Божественное Провидение в пустыне. Пройдя два квартала в сторону университета, решила дальше не рисковать. Выстрелы были слышны близко, и она поняла почему… В стороне, где некогда стояла застройка длинных высоток, лежали руины и насквозь просматривался город на три-четыре квартала вперёд. Там, очевидно, и шли бои.

Возвращаясь, услышала характерный свист пролетающей мины. Залегла в кустах. Полежала минут пять. Встала — и снова свист. Опять залегла. Страх сковывал ноги, но не голову. Надо быстрее уйти из этой зоны и добежать до ближайшего дома с открытым подвалом. Посчитала до шести после услышанного выхода мины, которая грохнулась за домом, прямо на проспекте.