Сын Солнца - Ольга Елисеева

Широкоплечий, коренастый, намного ниже настоящих атлан и гораздо смуглее их, этот заносчивый парень с Ферры поначалу держался в доме Сенуи как царь царей. Видимо, ожидая неминуемых насмешек со стороны чистокровной атланской знати. Кажется, Принц Победитель был единственным, кто не оправдал его подозрений. Только невиданное богатство защищало тогда «их купеческое высочество» от оскорблений друзей Сенуи. Друз мог пригоршнями швырять золото на ковер лемурийским танцовщицам, чтобы они сутками не прекращали пляски.

Все кончилось в один день. Ферру сотрясло сильное землетрясение, обрушившее большую часть острова под воду. Сам кормщик уцелел только потому, что находился с двумя кораблями в море. Но теперь для него началась совсем другая жизнь. По закону, лишившись семьи, он должен был с оставшимся имуществом отойти к дому ближайших родственников. То есть Сенуи. Единственным, кто не изменил к нему доброжелательно-спокойного отношения, оказался опять же Акхан.

— Слушай, тебе это будет полезно, прежде чем ты начнешь крушить все вокруг себя, — торопливо заговорил феррец. — Они приходили ночью. Я своими глазами видел Мин-Эвру и твою мать. Сенуи сначала не соглашалась, плакала, говорила, что вы уже принесли своего первенца в жертву Атлат…

Принц болезненно сглотнул. Ему тяжело было вспоминать об этом. Друз замолк, но акалель сделал ему знак продолжать.

— Мин-Эвра, кажется, была удивлена таким поведением. Они что-то говорили о высокой чести… С Сенуи случилась истерика. Твоя мать брызгала ей в лицо водой, шептала на ухо. Все, что я смог разобрать, будто ты сам и все дети от твоего колена — чудовища, чем-то угрожающие Атлану. И все твои друзья казнены по той же причине. Больше я ничего не понял и не стал слушать, потому что пошел за близнецами. Они спали. Я взял их на руки, думал спрятать в хозяйственном дворе, где сарай с горшками для рассады… Но Цетис проснулась и заплакала. Прямо на лестнице уже стояла стража. Они весь дом оцепили. Прости.

Друз замолк, виновато глядя в бледное лицо принца.

— Ты ничего не мог сделать, — машинально отозвался тот, понимая, что собеседник ждет от него отпущения несуществующих грехов.

— Во время разговора Мин-Эвры и Тиа-мин, — продолжал феррец, — они были уверены, что ты из Ар Мор не вернешься. Сенуи спросила твою мать: «А как мы ему укажем? Как я буду смотреть ему в лицо?» Та ответила: «Не бойся, девочка. Разве ты не знаешь, что из страны мертвых обратной дороги нет?»

— Значит, они меня уже похоронили, — тяжело вздохнул Акхан. — Я не удивлен. Ну ладно. — Он вымученно улыбнулся Друзу. — Не надо, чтоб тебя со мной видели. А то и тебе достанется.

— Ты думаешь, мне не досталось за попытку спрятать детей? — Собеседник потеребил черный бараний завиток у виска. — Хорошего же ты мнения о братьях Сенуи. — Он замялся. — Я слышал, у тебя в эскадре недостает одного кормщика… Если сохранишь голову… И если снова куда-нибудь поплывешь…

— Я тебя понял. — Акхан кивнул. — Если…

Нубийцы с носилками уже обогнули площадь и продолжили путь по Дороге Процессий. Вскоре они остановились у дворца Тиа-мин. Как и дом Сенуи, он начинался со ступенчатого сада, где в небольших кадках цвели крокусы, принесенные со склонов священной горы. Между ними по камням прыгали обезьянки в золотых ошейниках. Все нарциссы, гиацинты и ирисы были с корнем вырваны и аккуратно сложены вдоль дорожек.

Принц до боли закусил нижнюю губу. Вкус крови вернул его к реальности. Всю дорогу он думал, что свернет Тиа-мин шею, если сейчас увидит ее с бритой головой и выщипанными в знак фальшивой скорби бровями. Акалелю даже скулы свело от напряжения, а правая рука сама собой сжалась в кулак.

Но Тиа-мин не сбривала волос. Ее великолепные, едва припорошенные сединой пряди были собраны в высокий конус. Акхан стремительно взбежал по лестнице, грохоча окованными медью сандалиями, и застыл на середине мегарона. Его мать стояла под квадратным окном в потолке и кормила сушеными кукурузными зернышками золотых рыбок в бассейне.

Медленнее, чем он ожидал, царственная Тиа-мин повернула свою тяжелую, как чашечка цветка, голову и остановила взгляд на сыне. Ее зрачки расширились, тонкие, подведенные краской брови дрогнули. И только.

— Что привело тебя ко мне в такой час и… в таком виде?

Низкий грудной голос Тиа-мин прозвучал презрительно.

Она смерила Принца Победителя оценивающим взглядом и сухо рассмеялась. Этот звук был единственным, что выдало ее волнение. Акхану вдруг стало не по себе, он почувствовал, что взмок, размазал краску на лице, что ноги в сандалиях на удивление пыльные для человека, путешествующего в носилках. Принц настолько забылся, что ворвался в дом, не разуваясь, и теперь стоял перед матерью обутый, попирая все мыслимые и немыслимые приличия.

— Где мои дети? — рявкнул он.

Женщина молчала. Ни тени смущения не промелькнуло на ее лице.

— Где они? — взвыл Акхан, делая шаг к Тиа-мин.

— Я полагаю, ты уже посетил ее высочество Сенуи-мин, — в словах пожилой принцессы слышалась издевка, — и знаешь, где ее дети.

— Вы смеете говорить мне об этом в таком тоне? — Акалель сжал кулаки.

— Ты забываешься! — Слова Тиа-мин звучали резко, как пощечина. — Кто тебе позволил являться сюда без приглашения? Задавать мне вопросы, требовать ответов?

Теперь она надвигалась на него, и повелительные нотки в ее голосе заставили принца на мгновение попятиться. Тиамин привыкла командовать. Она долгие годы занимала одну из высших жреческих должностей — Собирательницы Шафрана и Дарительницы Пеплоса. Ежегодно на церемонии Возрождения она преподносила Мин-Эвре, в которую вселялся дух богини Атлат, чистые одежды в знак обновления мира. Это была высочайшая честь. И то, что теперь еще двое внуков Тиа-мин стали достоянием богов, наполняло ее сердце несказанной гордостью.

Тонкие ноздри принцессы гневно раздувались. Акхан вдруг подумал, как, должно быть, тяжело было для этой гордой, властной женщины оказаться в Гиперборее. А ведь там она носила титул королевы! Но… при муже короле. А Тиа-мин в этот момент с ужасом осознавала, как далеко ушел ее первенец по дороге перерождения. Как он похож… Боги, лучше было отдать его послам Алдерика!

Но нет, она никогда не позволила бы погубить Великий Остров только потому, что четверть века назад в чужой холодной стране, одинокая и испуганная, не сумела защитить себя от грубых лап самовлюбленного царька! И сейчас эта наглая северная кровь так и хлестала через край в ее сыне! Обезображивала его прекрасные, истинно атланские черты! Она еще тогда знала, что носит под сердцем выродка. Почему ей не разрешили убить его сразу? От этих полярных варваров не могло произойти ничего хорошего. «Первую половину жизни он будет служить Атлан, и Змееокая увенчает его меч победами» — таков был приговор Лунного Круга. Но вторую-то половину жизни… «Надо только вовремя остановить». Да, они знали, что говорят. Но она-то пыталась спасти его, отдать в жреческую касту, тогда бы ничего не случилось! Теперь уже поздно.

— Ты не владеешь собой, — уже спокойнее отчеканила Тиа-мин. Ее взгляд уперся в злополучные сандалии Акхана, и на щеках принцессы вспыхнул румянец негодования. — Ты совсем одичал в своих походах! Разговариваешь, стоя на одном полу со мной!

Действительно, Акхан в пылу гнева переступил и эту грань. Он имел право говорить с Тиа-мин, только находясь на ступень ниже нее. Именно поэтому центральная часть мегарона была чуть выше огибавшей зал галереи.

— Ты пришел спрашивать, так изволь принять подобающую позу.

Принц отступил на шаг и медленно опустился на одно колено. Ненависть клокотала у него в душе, но врожденная привычка повиноваться взяла верх.

— Что за шум ты поднял? — продолжала Тиа-мин. — Разве с детьми твоих сестер что-то случилось? В твоем роду все в порядке. И тебе, лично тебе, благородному принцу из дома Тиа-мин, не о чем беспокоиться.

— Но детей Сенуи убили именно потому, что это мои дети! — не выдержал акалель.

— И что? — Мать смотрела ему прямо в лицо. — Дому Сенуи была оказана величайшая честь. Дому Сенуи, а не нашему. Очнись, Акхан!

Принц опустил голову. По атланским понятиям, мать была права, а он вел себя как извращенец.

— Не будь смешон, — сухо подытожила женщина. — И кстати, тебе надо заново покрасить волосы: они отросли, у корней совсем белые. Твоя гиперборейская кровь в последнее время и так слишком явно дает себя знать.

Жестом она сделала ему знак удалиться. И он пошел прочь, почтительно склонив голову и ругая себя последними словами.

На улице Акхан остановился потрясенный и подавленный. Он так и не смог ничего добиться. Не сумел отстоять своего достоинства. Сначала ударил и без того несчастную Сенуи, а потом трусливо отступил перед собственной матерью. Перед всей силой и мощью тысячелетних традиций Атлан.