Последний конвой. Часть 3 - Виктор Романович Саморский

Страх парализует, заставляет включать разум, искать альтернативные решения. Иногда это помогает свернуть с кривой дорожки в самом начале пути, пока еще ничего фатального не произошло. Иногда — нет. Вот тогда и включаемся в работу мы… Нужно успеть остановить смуту, пока толпа не вышла на улицы громить магазины. Если это произойдет, то безвинных жертв не избежать.

Мы — волки, санитары леса. Если не убрать паршивую овцу из стада, она заразит бешенством всех. Нет ничего страшнее, чем обезумевшая от ярости толпа, которая от безысходности прет с голыми руками на пулеметы…

* * *

Что-то сильно ударило в ногу. Гейман скосил глаза вниз и мрачно выругался.

Ну что же вы, придурки, раненого добить не можете?

Снова очередь. Прикрылся «Калашом». Одна из пуль отрекошетила от ствольной коробки, вторая попала в деревянный приклад и расщепила его надвое. Развернул ствол покалеченного автомата в сторону нападавших и, зажав спусковой крючок, выпустил весь остаток магазина. Откинул бесполезный «Калаш» и достал любимый «Стечкин».

Хорошая машинка. Старая, надежная. Никогда не подводила.

— Ну что, дружище, мы с тобой сейчас немножко повоюем. Совсем чуть-чуть… А потом — на пенсию. Отдыхать. Мы с тобой это честно заслужили.

Сразу три пули вошли в грудную клетку, прошив тело насквозь, но он все еще был жив. Открыл было рот, чтобы крикнуть, но раздалось только хрипящее клокотание — горлом пошла кровь.

Ну что, твари, не так просто оказалось разделаться со старым чекистом?

Попробовал поднять руку с намертво зажатым «Стечкиным» и не смог. Перед глазами поплыло, фигуры наемников расплылись.

Но я все еще жив, — упрямо твердил ему мозг.

Осмелели, суки. В полный рост подходят. Думают, что я уже не опасен. Но я уже совсем не тот маленький еврейский мальчик за фортепьяно. Я теперь, черт возьми, опасен как никогда. Нужно только сосредоточиться и поднять руку с пистолетом.

Я опасен, только тем, что я все еще жи…

Глава 17

Лидия

27 февраля 32 года.

Все еще утро, бесконечно утро, а за ним — невыносимо длинный и жаркий день.

* * *

А потом подъехало это…

Даже правильного слова не смогу подобрать. Какая-то машина Судного дня. Гибрид автомобиля, трактора и паровоза. Спереди колеса, позади гусеницы, на крыше пулеметы. Короче — жуткая жуть! Страхолюдина — ни описать, ни представить, ни нарисовать. Авто-монстр. Дымит, коптит, тарахтит и лязгает на всю округу, но как ни странно — едет. В кошмаре приснится — со страху обделаешься.

Подъезжает это уродство поближе, из нее несколько наемников выскакивает, видимо, личные телохранители, а потом выбирается невысокий пожилой мужчина плотного телосложения. На вид — лет шестьдесят. Одет в изрядно поношенную военную форму песочного цвета. На голове куфия — традиционный арабский головной убор в виде платка, перехваченного жгутом. И вид у него самый что ни на есть серьезный, важный. Колоритный дед. Сразу видно — главарь всей этой шайки-лейки.

Тут мне сразу стало ясно, кто сейчас будет решать мою судьбу. И от этой мысли похолодело внизу живота, а по спине побежал маленький такой паучок страха и сомнений.

Ну все, думаю, Лидка, ты приехала. Конечная остановка. Можно выходить…

Не понравился мне этот старик. Ох, как не понравился! Лицо совершенно не отражает эмоций. Неживое, словно резиновая маска. Глаза маленькие, серые, колючие. Так и бегают. Осматривают, ощупывают, только что на вкус не пробуют. А глаза, между прочим, зеркало души. И если таково зеркало, то насколько же гадкой должна быть сама душа?

С другой стороны, если башку включить на полную мощность, то иного на мертвом континенте и не может быть. Чтобы просто выжить в пустыне, нужно быть не только физически сильным, выносливым и неприхотливым, но еще и жестоким от рождения. Иначе местные выловят, задушат и сожрут без соли и перца. А уж чтобы руководить всем этим наемническим сбродом и держать в страхе и подчинении местную округу, то придется все вышеперечисленные качества характера помножить на десять, а то и на сто.

Тем временем наемник подтащил меня к загадочному арабу, швырнул на песок и сложился в низком поклоне. Короткий обмен репликами на непонятном языке, из которого я узнала только одно слово — «окту». Значит, точно обо мне говорят. Но что за язык? На арабский не похож, на эсперанто — тоже. Неужели один из африканских диалектов? Как же мы друг дружку поймем? Не представляю! А поговорить надо. Ой, как надо! Без этого моя участь печальна и незавидна.

Я на всякий случай тоже поклонилась, тщательно скопировав позу наемника. Чтобы не подумали, будто я глупая белая обезьяна, неспособная осознать уровень величия собеседника. Судя по наличию телохранителей и транспортному средству, это и есть самый верховный правитель Африки. Не дай Бог оскорбить такого, башку мгновенно снесут, я и пискнуть не успею. Вон какие кинжалы здоровенные у всех.

А наемник продолжает тараторить что-то невразумительное на своем тарабарском наречии. Моментально вспомнилось фраза — «никогда сгоряча не стреляйте во врача». Понятия не имею, откуда она ко мне прицепилась, но только теперь я оценила всю глубину мудрости древних. Возможно, и бандит, что меня сюда приволок, тоже в детстве слышал похожую восточную мудрость. Как иначе расценить его благородный поступок? Мог ведь и не спасать от своих соплеменников, а стать в очередь для изнасилования и последующего убийства единственной бабы в захваченном лагере у белых.

Наконец-то наемник заткнулся, араб еще раз внимательно осмотрел меня с головы до ног. Хмыкнул многозначительно, а потом открывает рот и произносит:

— Только совсем глупые люди могли взять с собой в путешествие настолько прекрасную женщину и потом подвергнуть ее смертельной опасности.

Я так и осталась стоять с раскрытым ртом. Прекрасный английский, еще и приличное произношение. Даже у меня немного похуже будет, хотя в институте всегда имела твердую пять по разговорному и Medical инглишу.

— Слава Богу, — непроизвольно вырвалось у меня, хотя в этот момент я думала уже совсем об ином.

— О нежный лепесток жасмина, аромат которого олицетворяет любовь, чистоту и духовность. Каким восточным ветром тебя занесло в мою ужасную обитель?

Я несколько секунд честно пыталась сообразить, правильно ли я перевела фразу? Этот старый дурак пытается меня склеить, что ли? Или у них, у арабов, именно так принято разговаривать с женщинами? Ничего не понимаю!

Да и не хочу даже голову напрягать. Умение выживать в любых условиях и подстраиваться под характер собеседника — моя вторая