Жажда мести - Владимир Никонорович Мирнев

в одиночестве. Одиночество, как он считал, — это состояние души, при котором чувства человека «перегоняются» в мысли, как перегоняется при определенных обстоятельствах молоко в сливки.

Из коридора одна дверь вела в гостиную, вторая — в маленькую спальню, где стояли рядом две застланных суконными армейскими одеялами кровати. При каждой из кроватей находились довольно грубой работы прикроватные тумбы желтого цвета, у стены стоял, нависая над всей комнатой, огромный платяной шкаф. Еще в коридоре Волгин сбросил ботинки и облегченно вздохнул: он в своей крепости, из которой его никто не выгонит, ибо квартира находится под личным патронажем самого маршала. Приятно пахло старым деревом и порохом. На антресолях маршал хранил большой запас охотничьей амуниции, — ружья, порох, картечь и дробь, все, что могло пригодиться на охоте.

Вдруг он услышал: к дому подъехал автомобиль, хлопнула дверца и раздались тихие, нарочито приглушенные голоса людей. Он выключил свет и подошел к окну. Так и есть. Напротив подъезда припарковался милицейский автомобиль и возле него, поглядывая на темные окна дома, стояли трое… Они о чем-то посовещались. Попался! Он думал, что дома будет в безопасности, а оказался в ловушке. Неизбежным казался арест, допросы. Теперь у них большой козырь: пистолет! Допрос с пристрастием. Волгин лихорадочно думал, что предпринять. Он разделся: если они ворвутся в квартиру, то лучше оказаться сонным и совершенно невинно развести руками и сказать: «Что вы, ребята? Какой пистолет?».

Потом решил позвонить Лене и обо всем рассказать. Если вмешается маршал, это их остановит. Как только они вышибут дверь, а сам он им не откроет, он скажет, что должен позвонить. И позвонит. Но дадут ли ему позвонить?

Он заметался по квартире и машинально включал свет в гостиной, окна которой выходили как раз в сторону подъезда, у которого расположился милицейский уазик. Милиционеры смотрели на осветившиеся окна.

Волгин набрал номер телефона и стал ждать, когда с той стороны возьмут трубку. Никто трубку не брал. Он глянул на часы — три часа тридцать минут! В три ровно Лена отключает телефон и принимает снотворное, чтобы заснуть. Он теперь не сомневался — квартира стала западней! Выход один — выбраться из квартиры и переждать время. Он ходил по квартире на цыпочках, боясь, что в каждую минуту распахнется с треском дверь и на него наставят оружие. А если при попытке вооруженного сопротивления его просто уберут! Он подошел к двери: за дверью кто-то шумно дышал. Это поднявшийся на этаж милиционер старался отдышаться. У двери дежурили! Волгин почувствовал, сердце у него заколотилось, как у загнанного зверя. Он заглянул на кухню. Балконная дверь открыта. Темно. Совсем темно. Ему в голову пришла смелая мысль, а что если бежать, используя для этой цели простыни? Те романы, над которыми он посмеивался ввиду очевидной их наивности, вдруг явью прочертили перед ним пути из западни. Так и есть, как он сразу не заметил, ведь окна комнат и кухни выходили в разные стороны. Из окна в гостиной были видны две милицейские машины, третья находилась под дубом, из нее в эту минуту выходили двое милиционеров. Двух простыней с одной кровати и двух с другой явно не хватит спуститься с шестого этажа. Волгин поставил стул и открыл дверцы антресоли и увидел веревку. Как он сразу не догадался, что каждый настоящий охотник на охоту без веревки в лес или в горы не пойдет.

Первое — надеть спортивный костюм, в нем удобнее спускаться с шестого этажа. Но, вспомнив, что придется бежать по городу в самый центр, к Лене, он надел свой неизменный черный костюм, галстук сунул в карман, прихватил паспорт, деньги, отредактированную рукопись, которую завтра необходимо занести в издательство, осторожно размотал веревку и, привязав один конец за перила балкона, бросил ее на землю. Надо торопиться. Некоторое время посидел на перилах и стал спускаться. Но это, оказывается, требовало не только больших физических усилий, но и навыков. Он ободрал руки до крови, и когда спустился на землю, ноги так дрожали, что он в первые минуты не мог стоять, пришлось прислониться к стене дома и отдышаться. Отполз от дома подальше и, прислонившись к шершавому стволу сосны, посидел. Потом привстал, прокрался к углу дома и выглянул. Никого. Прошел до другого угла: автомобили стояли на месте, милиционеры курили, переговаривались. У подъезда наизготовку стояли двое с автоматами. И тут он увидел две машины с погашенными фарами. Присмотрелся: милицейские, и в них — никого. Он близко подкрался, заглянул внутрь — никого. От автомобилей еще исходил теплый дух недавно работавших моторов. Он размышлял несколько секунд, потом взялся за дверцу — машина была открыта и ключ зажигания на месте. Что стоит повернуть ключ, водить «жигули» он умеет? Через двадцать минут будет в центре, бросит автомобиль и — у Лены. Он сел, в мгновенье завел мотор, включил скорость и рванул с места. Только колеса взвизгнули.

Он включил ближний свет. Через минуту заметил позади горящие фары — за ним гнались. Одна лишь дорога вела на Большую Филевскую, другой не было. Он нажал на педаль, выжимая последние силы из мотора. Автомашина, следовавшая за ним, повернула влево. Выходит, ехала не за ним. Он радовался и уже предвкушал победу, как на пересечении Большой Филевской и улицы Барклая увидел милицейскую автомашину и рядом с ней двух милиционеров, подававших жезлом сигнал остановиться. Он проскочил мимо, только сильно тряхнуло на перекрестке. Улица пустынно светилась редкими фонарями. В зеркало он увидел, теперь-то уж точно его преследует милицейская машина с мигалкой, а через пять минут он увидел, — за ним уже гнались четыре машины с мигалками. Если ехать по прямой, после Большой Филевской улицы начинается Шмиттовский проезд, который пересекается с улицей 1905 года. По рации милиционеры передали встречному посту о приближении «особо опасного вооруженного преступника», пусть перекроют путь. Волгин это прекрасно понимал и лихорадочно соображал, как и где повернуть, чтобы скрыться от милиции. Одна из машин, значительно опередив все остальные, медленно, но верно приближалась. То ли за рулем сидел опытный водитель, то ли автомобиль имел более мощный мотор. Он принял решение — выскочить на окончании Шмиттовского проезда на горку, затем вписаться в узкие улочки Пресненского Вала и, уйдя от погони, бросить автомашину и оттуда пешком добираться к цели. Если, конечно, ему не пересекут дорогу. Впереди мелькнул мост, где можно было попытаться оторваться. Но эта мысль проскользнула в мозгу уже потом, когда мостик остался позади, ведь дальше будет поворот на улицу 1905 года, и