Швея из Парижа - Наташа Лестер

спросила Фабьен. – И почему ты так долго хранила медальон? Кто этот мужчина? А Лена? Кто она? – Теперь глаза Фабьен потемнели от досады. Конечно же, Бабуля не может ответить ни на один вопрос. Вот и все. Они обе слишком долго ждали, и теперь никто так ничего и не узнает.

Эстелла закрыла глаза и уже через несколько секунд уснула. Тяжелый и полный переживаний день совершенно вымотал ее.

Фабьен уставилась на свидетельство о рождении и на медальон, прокручивая в голове бабушкины слова о любви и ее двух видах. Она предположила, что Эстелла намекала на какое-то юношеское увлечение, однако если она вспомнила о медальоне сейчас, на пороге смерти, то вряд ли речь идет о мимолетном романе… И по-прежнему нет объяснений, почему ни имя Эстеллы, ни имя дедушки не вписаны в свидетельство о рождении отца Фабьен. Неужели это правда? Неужели Эстелла не мать Ксандера? И тогда, несмотря на то что у обеих черные волосы, Фабьен ей вообще не родственница. От одной этой мысли стало жутко.

* * *

Шли дни. Фабьен сидела у постели бабушки, читала ей вслух, переписывалась с Уиллом и Мелиссой или разговаривала с ними по телефону. Наконец врач объявил, что если она хочет, то может забрать бабушку домой. Если Фабьен считает дом более комфортным местом для Эстеллы…

Чтобы умереть.

Фабьен вернулась в Грамерси-парк в машине «Скорой помощи». Она убедилась, что Эстеллу уложили в постель так, чтобы той было удобно, придвинула ближе фотографию дедушки и медальон, который бабушка хранила как сокровище.

Эстелла не пошевелилась; на время переезда ее накачали успокоительным. Медсестра заверила, что бабушка вряд ли проснется до наступления утра. И Фабьен неожиданно для себя спустилась на первый этаж и принялась рисовать эскизы одежды, находя утешение в вычерчивании линий на бумаге и преобразуя в силуэты путаницу в мыслях. Эскизы выходили далекими от совершенства, но ее это не волновало. Это было сродни медитации: она водила карандашом по бумаге, и на ней как бы ненароком проявлялись образы, взятые откуда-то из подсознания.

Время перевалило за полночь, а Фабьен рисовала и рисовала, не сделав ни одного перерыва. Более того, она отыскала бабушкины акварельные краски и перепробовала их все; несколько набросков испортила, словно взялась за дело впервые, однако постепенно вспомнила, как работать с краской и водой, чтобы передать в рисунках движение и объем.

Около двух часов ночи рука замерла. Фабьен вскинула голову. Перед ней словно расправились складки времени и открылся люк в прошлое; что-то провалилось туда, покинув настоящее и вернувшись в те давние дни, куда Фабьен не было доступа. Она метнулась наверх, в бабушкину комнату, и бросилась к постели.

– Нет, нет, нет!

Закончилась не просто одна жизнь – вместе с ней не стало целого мира. Мира, в котором правили дерзость, бесстрашие и сила духа.

Часть 5

Эстелла

Глава 17

Июль 1941 года

Со дня провального показа миновало несколько недель. Каждое утро Эстелла вставала и отправлялась на работу в «Студию Андре», где без лишних вопросов копировала чужие модели, прилежно и со знанием дела, делая только то, о чем ее просили. Эстелла прочла первые газетные репортажи о своем модном показе – по сути, колонки светской хроники, в которых судачили о ее родстве с Леной и лишь вскользь упоминали, что она занимается конструированием одежды, – и после того перестала заглядывать в газеты. Она больше не рисовала собственные эскизы, не шила. По ночам смотрела сны, потому что сон – лучшее место для фантазий, ведь в темноте их никто не сможет увидеть.

Эстелла ответила на первый из телефонных звонков Элизабет Хоус, поблагодарила ее за помощь, извинилась за то, что не оправдала ожиданий, и добавила:

– Полагаю, вы были правы. Все лучшие модели одежды создаются в домах моды французских кутюрье, и все женщины хотят покупать только их.

– Я писала это два года назад, – возразила Элизабет. – С тех пор многое изменилось, и ты это знаешь.

– Да. Изменилось многое. Я избавилась от излишней самоуверенности. Потому что бездумный оптимизм до добра не доводит.

И она продолжала жить той жизнью, которая ее страшила. Без матери, в чужой стране, выполняя ненавистную работу. Маниакальный хохот Гарри Тоу лишил ее всех денег и уничтожил все знакомства. Достаточно пальцев одной руки, чтобы пересчитать все, что у нее осталось: раскладная койка в «Барбизоне», дружба с Джейни и Сэмом, которую ничто не могло поколебать, и двадцать комплектов одежды, на которые она не в силах смотреть. А вот чего она не имела, набралось на длинный список: собственное ателье; модели одежды, продаваемые в магазинах под собственным брендом; стимул двигаться дальше, а не просто выживать; освобожденная от врага родина и мать, которая не лжет.

* * *

Испробовав все доступные варианты, Алекс понял, что, несмотря на самые дурные предчувствия, без помощи Эстеллы ему не обойтись. И однажды вечером в конце июля, после возвращения в Нью-Йорк, он сообщил Лене о том, что собирается предпринять. Она кивнула. Едва уловимый жест, вялый и безнадежный, однако Лена есть Лена. Женщина, плывущая по течению, безо всякого удовольствия и надежды на счастье. Вот почему он, помимо всего прочего, должен помочь и Лене, и Эстелле разобраться с проблемами.

На его счастье, Джейни, подруга Эстеллы, встречалась с одним важным банкиром, который следующим вечером как раз устраивал светскую вечеринку. Лена была в числе приглашенных. Джейни непременно придет с друзьями – Эстеллой и Сэмом, тем самым мужчиной, место которого в жизни Эстеллы Алекс затруднялся определить.

– Ты можешь пойти в качестве моей пары, – предложила Лена. Алекс не понял, с горечью или просто прагматично.

Он решил предпочесть последнее, и, когда заехал за Леной на другой день, она выглядела, как всегда, сногсшибательно: вечернее платье из серебристой ткани, выгодно подчеркивающей декольте, и нитка изумительного жемчуга вокруг шеи, хотя все эти вещи, как известно, никогда не привлекут такого внимания, как тело, которое они украшают.

– Ты выглядишь потрясающе, – сказал он, целуя ее в щеку. Лена слегка повернула голову, и поцелуй пришелся на уголок рта.

Алекс хотел извиниться, однако Лена улыбнулась и указала на свое платье:

– Работа Эстеллы. Персонально для меня.

– Очень мило с ее стороны.

– Очень, – ответила Лена, все с тем же непроницаемым видом.

Они прибыли в особняк в Верхнем Вест-Сайде. Алекс увидел Эстеллу, едва войдя в танцевальный зал; на ней было черное бархатное платье под цвет волос, словно сама полночь явилась во плоти. Единственная бретелька спущена чуть ниже плеча, второе плечо открыто; кремовая кожа притягивала – вот бы коснуться рукой декольте… Алекс резко втянул в себя воздух, что не укрылось от внимания Лены.

– Она великолепна.

– Как и ты, – ответил он.

Лена отошла в сторону и попала в водоворот толпы,