Дневник. Том V. 1863–1864. Все и во всем Бог. Возлюби ближнего твоего, как самого себя - Иоанн Кронштадтский

Все, что можешь делать угодное людям, делай это, как себе, без огорчения, без мнительности и подозрительности, в простоте сердца. — Якоже себе…у

Приносит ли пользу невольная, наружная молитва? — Нет. Она противна Богу. То же разумей и о учении. Учение невольное, буквальное не приносит пользу. Как невольный молитвенник только слова перебирает, а силы их часто не понимает и не чувствует, и не просвещает, не согревает и не оживотворяет ими сердца своего, —так и невольный ученик. Надо приучать добровольно учиться, надо учить размышлять о том, что говорят.

Для всех все — Господь Богу; все — Божие добро, и мы ничего своего не имеем. Если мы чего‑либо из своей собственности жалеем для других, на пример пищи и питья или денег, — мы самовольно вступаем в права Божии: ибо все принадлежит Богу, не нам. — Хлеб наш насущный, говорим, даждь нам днесь (Мф. 6, 11); говорим: не мой, а наш хлеб; говорим: даждь нам, исповедуя, что хлеб есть дар Божией милости, а не наше только достояние; даждь нам, говорим, заботясь по христианской любви сколько о себе, столько и обо всех, ибо мы — одноу. — Горе захватывающим щедрые дары Божии исключительно в свои руки, презирающим нищую и бедную братию и отревающнм ее от своего сердца и от своего милосердия.

Любостяжание порождает зависть и ненависть взаимную. А<н>др<ей>Тимофеевич>Сорокин, Синебрюхов и Мухин.

Утешителем называется Дух Святой, потому что Он утешает человека благочестивого в страданиях его за правду, в наветах на него от диавола и мирских лукавых людей.

Диавол чрез плоть нашу и вообще чрез вещественность действует на нас как на плотоносных. — Так, чрез вино, чай, кофе, чрез лакомства вообще, чрез деньги, одежду и прочее он разжигает наши страсти. Потому надо крепко беречься пить много вина, чаю или кофе и есть лакомства, особенно — без другой, существенной, крепкой и здоровой вещи [пищи]. Эти лакомства надо употреблять уже после всего, в самом умеренном количестве.

Благодарю Тя, Избавителю Боже, яко вчера от обдержащих меня зол [165] по молитве моей избавил мя еси. — О, сколько во мне зла и немощей! Если бы не Ты, Господи, что бы со мною было? Ты бездна милости для меня. Ты бездна прощения… — Не будь же горд, злопамятен и самолюбив и доброжелательствуй ближнему, как себеу.

Господи! Бездна во мне самолюбия и злобы многоразличной! Исправь меня. Се, предаюсь Тебе. Даждь мне предаться Тебе всесовершенно. Ты Творец, Ты — Художник мой; Ты — Бог, Ты — Спаситель мой. Без Тебя горе мне. — Я, с одной стороны, — ничто, а с другой — бездна зла всестороннего, бездна немощи и бессилия, недостатков и несовершенств всякого рода: я окаянен воистину, я беден, я нищ, я слеп, я наг (Откр. 3, 17). Вся полнота благ моих духовных и вещественных — Спаситель мой. Он — мой Свет, Мир, твердыня духовная, Он — Полнота всякого блага, как я — пустота.

И сахар, и сребро, и одежды, и палаты, и мебель, и сервизы серебряные, и сосуды златые, и часы — все земля и вода, все попрание ног. Господи! Утверди сие!

Страстная среда. Исповедь гимназистов и прихожан соборных [166]. — Исповедуя гимназистов и чувствуя сердце свое несостоятельным для этого вел икого дела, пустым, чуждым Бога, лицемерным, хладным, нечистым, я непрестанно просил Бога и Владычицу с земным поклонением — пред исповедью каждого ученика, — и молитва моя не тща бысть (1 Кор. 15, 10): я получил свыше силу искренности при исповеди, силу убеждения, внутреннюю близость к Богу, любовь к гимназистам, как к кровным своим детям, — и благополучно и благоуспешно совершил дело Божие. О сем благодарю Господа и Владычицу.

Исповедуя прихожан, я чувствовал себя хорошо до случая искушения. Подходили ко мне из‑за ширм с обеих сторон. Все было пока ничего: подходили знатные да хорошие и прихожие с обеих сторон: на это сквозь пальцы смотрел; но вот подошла ко мне слева одна невзрачная старушка — и озлобился я на нес, окаянный: как де смеет подходить, а как другие, повиднее, подходили — победа; и вот с того времени скочил, как молния, диавол в мое сердце: и омрачил, и стеснил, и уязвил меня, как самая злая пчела или стрела — и тошно и тяжко мне стало; я стал невольником; слово иссякло; любовь и кротость к ближнему пропали: я стал на всех смотреть как‑то неприязненно (против одного согрешил — против всех согрешил); молился, молился — немножко полегче стало; но все лукавый не выходил совершенно, и всю исповедь<я>оставался в некоторой тесноте. — Вот как тяжело согрешать священнику — лицеприятием, презорством, нетерпением и озлоблением! — Сохрани, Господи!

Дома бывши уже огорчился на жену — и опять уязвился, уже после вечерней молитвы. — Мужие, любите своя жены и не огорчайтеся к ним! (Кол. 3, 19.) Я забыл эту заповедь Божию, Апостолом данную. В горечи сердца говорил с нею грубо, нелюбовно, хладно — за ее любовь, ласки ко мне! Теснота в груди была, беспокойство — приласкал ее, помирился с нею: и легко стало. Спал спокойно. А перед этим огорчился на то, что сахар крупно кто‑то наколол — и тоже уязвился, уранился. — Но на вечерней молитве слезами отмыл этот грех. — Лукавое сердце ко всему придирается, чтоб рассориться с ближними. — Деньги с жадностию считал.

Что мы, братия, не исполняем законов Вседержительного Бога? — Разве Он не знал, чего требовал и требует от нас? Разве Он требует от нас невозможного? Разве для Себя только, хотя и мог бы по праву требовать этого только для Себя, потому что создал все для Себя? Разве не для нашего же вечного блаженства? Разве иго Его худо и бремя Его тяжко? Нет, напротив, благо и легко (Ср.: Мф. 11, 30). Какой же мы ответ дадим Ему, не радя о исполнении Его заповедей и о своем собственном вечном спасении?

Господу как чадолюбивейшему Отцу приятно, когда мы искренно молимся о людях — Его детях, и, как родители по просьбе добрых и благонравных детей своих милуют недобрых, капризных и злонравных, так Отец Небесный, по молитве сущих Своих или по молитве иереев Своих, облеченных благодатию молиться за народ, — милует и недостойных, как помиловал и миловал непокорный и ропотливый еврейский народ в пустыне за молитвы Моисея (См.: Исх. 32, 11–14). — Но какая это была пламенная молитва!

Что такое святость? — Свобода от всякого греха и полнота всякой добродетели. Этой свободы от греха и добродетельного жития достигают только немногие усердные и то не вдруг, а постепенно, продолжительными и многими скорбями, болезнями и трудами, постом, бдением, молитвою — и то не своею силою, а благодатию Христовою. Только Владычица Богородица с самой ранней юности, от самой утробы матерней (Ис. 44, 24) освятилась, и потом во Святое Святых освятил Ее Господь совершенным освящением через Ее непрестанную молитву, чтение Слова Божия и размышление о Нем, чрез наставления небесных, чистых бесплотных Сил и особенно чрез Свое внутреннее озарение. Святыня соответствует в природе свету солнечному, белизне снега и благовонию. А грех — тьме, чуждой света, и грязи, или ржавчине, или зловонию.