Проклятие индийского мастера - Борис Бабкин

Две машины, въехав во двор, резко затормозили. Из машины выскочили пятеро и бросились к дому.

Услышав визг тормозов, парень, открыв дверцу машины, усмехнулся. Пуля из снайперской винтовки влетела ему в висок. Дернувшемуся в открытую дверцу водителю пуля пробила ухо.

— Работали непрофессионалы, — доложил Билл. — Женщина ударила одного графином, он порезал ее…

— Пусть возвращаются, — хмуро проговорил Аллен. — Исполнители убиты на стоянке. Змей отрубил хвост, но оставил зубы. Значит, кто-то ищет сокровища и идет на все. Сейчас он будет искать человека, который может что-то узнать. Учитывая структуру корпуса, сделать это практически невозможно. — Он посмотрел на Билла. — Необходимо организовать тщательную охрану всех сотрудников нулевого подразделения и их семей и родственников, а также женщин сотрудников и мужчин сотрудниц. — Билл взял телефон. — Этот змей что-то знает. И знает с тех пор, как началось это дело. Он вполне мог помочь мне — ведь он убрал Амиру и полковника. И у него есть какие-то бумаги. Вот в чем дело. Он может попробовать договорился со мной. Но почему он не сделал этого раньше? Он хочет использовать меня. Это он сделал так, что я получил старца. Не знаю, что предпринять. Хотя почему не знаю? — Он засмеялся. — Завтра прилетит группа Скотта, и я все выясню. Надеюсь, что так и будет. — В кабинет вошли трое здоровенных парней. — Что это? — удивился Аллен.

— Ваша круглосуточная охрана, сэр, — сказал Билл.

— Ты в своем уме?

— Я выполняю приказ начальника, сэр, — отчеканил Билл.

Аллен, поперхнувшись, замолчал.

— Но мне не нужна охрана, — сказала Дику мать.

— Мама, не спорь, — вздохнул он. — Раз генерал так приказал, значит, действительно есть опасность.

— Мы вас не стесним, — виновато улыбнулась молодая женщина. — Вы их вообще не увидите, — кивнула она на двоих мускулистых верзил.

— Мама, пожалуйста, — попросил Дик.

— Хорошо, — согласилась мать.

— Я уже в форме и смогу постоять за себя, — недовольно буркнула Моника.

— Давайте не будем спорить, лейтенант, — улыбнулась рыжеволосая женщина. — Они будут рядом, но не настолько близко, чтобы стеснять вас в чем-либо. Я, конечно, тоже буду находиться в непосредственной близости, это приказ.

— Ричард, — тихо произнесла мать, — а как же Джейн?

— Мама, — он улыбнулся, — хорошо, что ты беспокоишься о незнакомой девушке. Но лучше о ней не говорить.

— Понимаю, — улыбнулась мать. — Чтобы никто о ней не знал.

— Точно! — Сын поцеловал ее.

Москва

— Читала? — спросил Женя. — В Индии убита дочь мастера, который был…

— Да, — кивнула Катя. — Неужели снова все началось? Впрочем, это и не кончалось.

— А ты не боишься?

— Я поняла, что страх — понятие растяжимое. Я боюсь, что беда произойдет с кем-то из моих родственников. Боюсь за тебя, боюсь, что…

— Я вот смотрю на глобус и никак не могу понять, почему все это продолжается. Ведь вот он, глобус. Второй черт знает где. Скорее всего у генерала, и ведь ничего не происходит. Ну нашли этот порт под горой, где пираты жрали друг друга, и все. А убивают и убивают. И у нас тут…

— Получается, кто-то что-то знает. Вот я беру этот камешек и что-то чувствую, какое-то тепло во всем теле. Часто думаю о том, что этот камешек был рядом с пальцами скелета. Я хочу узнать, как погиб капитан Бадензе. Прадед в то время был в лагере на родине, за которую сражался, а капитан Бадензе отчаянно отбивался от своих пиратов, которые хотели его съесть.

— Когда уйдут эти уголовники? — спросил брат. — А то мне они уже…

— Женька, — перебила его сестра, — как ты можешь такое говорить? Или ты забыл, что они…

— Просто счеты свели, и все, — усмехнулся он. — Вот Исао…

— Перестань!

— А ты заигрываешь с этими уголовниками. Подумаешь, Графский воевал вместе с дедом. И расстрелял ни в чем не виновных чеченцев. На боевиков смелости не хватило, а… — Он присел, потому что Катя резко ударила его коленом в пах. — Ты чего?!

Катя быстро ушла из кухни.

— Все, мужики, — в комнату вошел Граф, — я сваливаю. Этот внук полковника на нас…

— Тормози, Алексей, — сказал Павел, — нельзя нам сейчас уходить. Американец звонил.

— Женька на нас бочку катит.

— Да и хрен на него, — равнодушно проговорил Савелий. — Подумаешь, делов-то.

— Слышь, мужики, — спросил Павел, — а откуда у него бабки появились? Он на такси стал кататься, прикинулся весьма прилично.

— А нам-то что за дело? — усмехнулся Алексей. — Меня, например, он стал раздражать после того, как начал выступать — нанял уголовников, а они свою знакомую на нас навели и цирк устроили. Один-то, мол, действительно клоун. Хотелось ему съездить!

— И тогда точно нас бы вышибли, а я чувствую, что нужны мы графине. Предчувствие меня, кстати, редко обманывает.

— А что же тебя твое предчувствие не остановило, когда твоя дрессировщица под статью подвела? — спросил Алексей.

— Давай не будем, — твердо произнес Павел.

— Извини, — буркнул Алексей. — Проехали.

— И давайте решать, — воспользовался моментом Савелий. — Мы на атасе у графини до конечной станции или выпрыгиваем на первом полустанке? — Приятели удивленно уставились на него. — Ну чего глазеете?

— Ты что, — спросил Алексей, — переквалифицировался из бульдозеристов в проводники?

— Да идите вы на этап, — проворчал Савелий.

— Откуда у тебя деньги? — строго спросил Иван Евгеньевич.

— А почему я должен докладывать о своих доходах? — насмешливо поинтересовался Евгений.

— Слушай, внук, мне в последнее время не нравится твое поведение. Ты стал грубым и…

— А мне вы все уже давно не нравитесь, — перебил Евгений. — Я назван в честь твоего отца, в честь своего прадеда, а что я от этого имею? Глобус забрала Катька. И все ей. А я что, не имею права на этот глобус? Он знаешь сколько стоит?

— Вот в чем дело… Значит, ты его собираешься продать? Или уже продал? И деньги у тебя появились…

— Продать запросто, но не могу, потому что Катька уперлась, да и ты тоже. А зачем вам этот шарик? Прадед, между прочим, украл его. Пусть у немца, который… — От сильного удара в подбородок он упал.

— Прикуси язык! Я не позволю какому-то щенку пачкать имя моего отца. И еще считаю, что внука у меня больше нет. Ты оскорбил святое, единственное, что я храню в душе все годы, — память об отце. И что бы о нем ни говорили, я верил и был убежден, что правда восторжествует, станет известно, что граф Мирославский не был предателем. А тебя я больше не желаю видеть. Имя тебе дали по ошибке!