Последний танец Кривой белки (СИ) - Иван Валентинович Цуприков

Что-то темное, стоявшее невдалеке от берега в трясине, ушло в туман. Это приметил не только Михаил, но и Виктор. И снова он разомкнул и сомкнул стволы. Видно, привычка такая у охотника, как у кого-то стучать пальцем по дереву или чаще сплевывать.

- Я чую, чую его, - остановился Виктор, всматриваясь в туман. - Неужели, следом идет? А ведь он должен хромать, я ему тогда ногу прострелил. Что говорить, может, и зажило как на собаке, вернее, как на медведе. Их доктор, как и у тебя сейчас, Мишенька, - лес. Он - самый лучший доктор. Ну, что стоишь, пришли. Здесь переночуем и завтра через болото до самой избы пойдем.

- 4 -

Костер долго не разгорался. Сырое дерево не поддавалось огню, дымило, а безветрие, сырой воздух не давали белой пелене подняться выше сосновых крон. Дым ложился на землю, смешивался с туманом. Корень, принесенный Виктором, все исправил. Огонь полез по нему, затрещал, набросившись на сосновый сок, пропитавший корневище, и стал насыщать молочный воздух темными, кофейными оттенками.

Михаил вздохнул, если бы не корень, то и костра бы им не удалось развести. А теперь все - можно жить, и поближе подсел к огню.

Его куртка, пропитавшаяся насквозь дождевой влагой и потом, запарила от горячего воздуха, идущего от огня. Тепловые волны, "массируя" левую щеку, ладони, по капиллярам сосудов поползло вверх, по рукам, вниз к груди от расстегнутого ворота. Рядом с ним сидел уставший Виктор. Закрыв глаза, он задрал подбородок и тянул только ему знакомую мелодию, которая больше напоминала волчий вой.

Сколько они так сидели, трудно сказать. До тех пор, пока Михаил не понял, что и он должен оказать старому охотнику помощь, а не только ждать содействия от него, ничем не платя за это взамен.

Он насадил щучье мясо на пику, выструганную из ветки, и поднес его к костру. И в ту же секунду спящий Виктор проснулся и, забрав ее из рук Михаила, прошептал:

- Я же тебе говорил про косолапого. Его этот рыбий запах откуда угодно сюда позовет. Спрячь мясо, иди, собери ягод, а то скоро ночь.

Кустарники голубики, раскинувшиеся по краю болота, были полны ягоды. Михаил, быстро набирая черно-синие продолговатые шарики, ссыпал их в банку. И, нужно сказать, что некоторая часть из них, уже была не крепкой, этот горошек лопался в руках, оставляя после себя чернильные пятна на коже ладони. Когда Михаил с наполненной банкой поднялся к костру, чуть не присвистнул от радости: Виктор, оказывается, тоже не бездельничал, сделал шашлык из грибов.

Слюнка потекла. Пусть красноголовики были и не вкусными, их запеченное мясо тоже напоминало по своему цвету голубику, но оно было сытнее, чем ягода. И поэтому, съев с трех веточек, предложенных ему Виктором, грибной шашлык, Михаил через некоторое время почувствовал насыщение. Упершись спиной о дерево, прикрыв веки, тоже затянул, как Виктор, волчью мелодию.

- Мишенька, ты поспишь потом, ночью, - разбуркал его Муравьев. - А сейчас мое время. В одиннадцать меня поднимешь, до этого времени меня не трогай.

- Да, та, - согласился с ним Степнов и, взяв ружье, уперев его приклад в землю, облокотил его стволы о дерево. И, постояв еще немножко, прислушиваясь к звукам леса, начал стаскивать поближе к костру разбросанные вокруг ветки.

Редкий дым расстелился по тайге и болоту, поднявшись от земли на метр, не больше, что давало Михаилу дышать свежим воздухом, а не кислым от костра. Привыкнув к треску огня, стал прислушиваться к другим звукам. Ночным.

Темнота покрыла своим черным одеялом все: и небо, и болото, и тайгу, кроме совсем маленькой зоны, освещаемой костром. Глядя на него, Михаил своими мыслями снова невольно вернулся в Афганистан. Да, сколько раз он был в горах, а костра развести себе не позволяли, даже размером с ладошку. Это бы им стоило жизни. Но, даже понимая это, некоторым казалось, что если нарушат один раз какой-то закон, подписанный даже кровью, то это им сойдет с рук. Так думал и дембель Нарышкин. Имени его Михаил вспомнить не мог.

Тогда была очередь Михаила дежурить у каменных развалин. Дрожа от холода, он сидел на выступе камня и прислушивался ко всем шорохам. Сзади, с места, где располагалась его боевая группа, с кряхтением полз к нему деда Вася. Да, да, Нарышкина звали Васей. Толкнув Степнова в плечо, приказал ему подняться повыше, так сказать, прикрыть его своим телом от духов. А сам в это время, прикрыв в ладонях горевшую спичку, прикурил от нее сигарету. Некоторое время он курил, скрывая огонек в ладонях, хотя даже этот еле заметный огонь своим красно-оранжевым светом пробивался еле заметными лучиками сквозь щели в руках.

- Нет, я больше на войну не пойду, - покашливая, прошептал он Михаилу. - Надоело мне бояться за свою жизнь. Надоело. Теперь вы, молодняк, за нас пашите здесь, - и, чиркнув спичкой о коробок, снова пряча огонь в ладонях, закурил новую сигарету. - Чего вылупился?

- Я на вас не смотрю, - прошептал Михаил.

- Правильно, охраняй меня, а то если что, я тебя и оттуда достану. Хе-хе, - усмехнулся дембель.

Михаил отвернулся от деда Васи и продолжил наблюдение. Афганское небо было звездным, не как у них в Западной Сибири, где просматриваются несколько десятков звезд, да одно-два созвездия.

Обратил внимание, что на одной из высоток кто-то стал мерцать огнем от фонаря. Азбуки Морзе Степнов не знал, а это, скорее всего, душманы этим языком пользовались между собой для передачи информации.

- Что там, салага? - спросил у него деда Вася.

- Тишина,