Камень - Борис Вячеславович Конофальский

так ядовиты, как самки, но зато самцы прокусывают человеческую кожу со стопроцентным результатом. Он сорвал пару побегов, отправил их в рот. Вкусно. Разорвал упаковку, в которую был завёрнут хлеб, откусил его. Оторвал ещё пару крупных побегов. Наверное, он просто давно ничего не ел, может, поэтому вся еда казалась ему отменной. И тогда он решил уже перейти к цветам. Один цветок, жёлто-оранжевый, так и манил его. Налитой, сочный, несомненно сладкий. Андрей Николаевич уже потянулся, чтобы сорвать его… И на сей раз увидал у себя на рукаве клеща. Этого просто так во влажном грунте не растопчешь. И пальцами не раздавишь. Горохов сейчас не носил с собой тесак. В пустыне не все носят большие ножи. В основном казаки и степные. И в данной ситуации тесак его демаскировал. Те, кто за ним следил, могли узнавать его по этому редкому в городах оружию. Но тут, в барханах, за ним следить было некому. Он достал из специальных ножен, прилаженных к мотоциклу, отличный, лёгкий тесак и при помощи него разделался с клещом. И тут же нашёл на себе паука, он полз вверх и, миновав ботинки, уже забрался ему на обмотки.

«Вот твари! Вы дадите мне поесть спокойно?!».

В общем, всё удовольствие от еды теперь было нивелировано пристальным наблюдением за всем, что было вокруг, ведь и пауков, и клещей было предостаточно. А тут ещё откуда-то сверху запела цикада.

Три-ри-ри, три-ри-ри, три-ри-ри, трииии…

Уполномоченный поднял голову и определил место, из которого доносился звук. Это были развалины домов, что торчали из ближайшей дюны.

«Эх, съесть бы парочку личинок, пока не вылупились, пока у них панцири не затвердели!».

И тут же где-то в кактусах зазвенела в ответ другая:

Три-ри, три-ри, три-ри-ри-риии…

Нет, к сожалению, у него не было времени, чтобы устраивать себе пикники. Уж больно не хотелось ему в это неспокойное время года ночевать в степи. Поэтому он надеялся попасть в точку назначения засветло, и при этом нужно было учитывать, что дождь может, при такой-то духоте, пройти ещё не раз. В общем, ему нужно было торопиться.

***

Отроги. Южный край Камня. Здесь всё чаще вместо белого, выветренного песчаника попадаются камни чёрные, плотные, твёрдые. Севернее главной дороги барханов всё меньше, а дюн длиной в километр всё больше. Бывают ещё длиннее. И грунт становится каменистым, жёстким. Тут не разгонишься. И что ещё неприятнее, так это вараны. Царь барханов тут, в предгорьях, чувствует себя ещё лучше, чем в песках. Горохов два раза находил их следы. То есть это опасное животное было тут после того, как прошёл дождь. Оно не могло уйти далеко. Значит, слышало его мотоцикл. Слава Богу, что вараны не так быстры, как сколопендры.

В общем, он не стал искушать судьбу и взял южнее, поехал поближе к дороге. Поехал так близко, что, останавливаясь и прислушиваясь, слышал шум грузовиков, что шли по трассе.

У самой Тёплой Горы, чуть южнее дороги, под длинной и высокой дюной раскинулся большой казачий кош. Горохов на глаз прикинул: сто палаток, не меньше. Это даже не один кош, а несколько. Атаманы свели своих людей, идут куда-то. Впрочем, казаки – кочевники. Так и таскаются по степи. Идут туда, где лучше, где воды и саранчи больше; а сейчас, наверное, собирают растительность. А может, прикочевали набранное продать. Тёплая Гора – место проходное. Тут и от реки торговцы есть, и из-за Камня сюда наезжают. Уполномоченный смотрит на их палатки, на десятки квадроциклов, на множество детей и удивляется.

«И живут как-то на песке. С детьми. Ни сколопендр, ни пауков не боятся… Вот они-то, вернее, их дети, или внуки, или правнуки, выживут и дойдут с песками до северных морей».

В жителей городов и оазисов Андрей Николаевич почему-то не верит. И едет дальше.

Ещё не доезжая до первых бетонных блоков, что окружают город, даже через респиратор он чувствует какой-то резкий запах... Впереди на дороге пробка из десятков большегрузов. Пробка, а встречная полоса почти не загружена. Грузовики стоят на въезд. Машины чего-то ждут, хотя до вечера уже недалеко. Даже квадроциклы ждут, но Горохов берёт влево от дороги и едет по барханам, ему стоять некогда. Ему ещё ночлег искать. И только когда подъезжает ближе, он понимает, в чём дело. На въезде в город люди в мешковатых КХЗ опрыскивают машины какой-то едкой дрянью. Тут очень сильно пахнет инсектицидом.

Блоки и доты с узкими бойницами. Бетонные стены по периметру всего города. Тут всё серьёзно, дальше на юг отсюда – уже степь. Степь настоящая, не та обжитая, что у реки. Дальше отсюда только оазисы, казаки и плохие дороги. И дарги.

Эти сюда наведывались уже не раз. Да и казаки – те ещё соседи.

Сегодня торгуют, а завтра соберут все сети, что расставили местные, ограбят, кого смогут, заберут транспорт, и ещё и женщин молодых могут прихватить, если такие попадутся. Тех, что без проказы и ещё могут рожать, собирать чеснок, кактусы и чистить саранчу.

Уполномоченный, остановив мотоцикл на пологом бархане, пару минут смотрит на происходящее в оптику и думает. Нет, если кто-то за ним следил и потерял его, он как раз будет теперь торчать тут, у западного въезда. Поэтому Андрей Николаевич едет дальше и объезжает город с севера; и подъезжает к нему со стороны восточных ворот. Тут очередь из машин заметно меньше. И вскоре Горохова останавливают у КПП.

Мужичок в костюме химзащиты машет ему рукой: давай, заезжай.

И когда Горохов подъезжает, тот говорит, указывая на ближайшее приземистое здание с единственной дверью:

- Если не хочешь, чтобы я тебя обрызгал, зайди вот туда, в ту дверь, там тебя осмотрят и обработают одежду.

- А что случилось-то у вас? – интересуется Андрей Николаевич, слезая с мотоцикла и разминая затёкшие плечи и ноги.

- Насекомые одолевают, – невесело бухтит человек в КХЗ: как будто это и так не ясно.

Его не очень хорошо слышно через костюм, но Горохов понимает, что ему жутко надоело отвечать на один и тот же вопрос. Он на него за день, может быть, уже раз двести ответил.

- Может, я туда проеду? Ну, до той двери, - спрашивает разрешения уполномоченный. Ему не хочется оставлять свой мотоцикл.

- Тогда жди, пока я его обработаю, - говорит мужичок в КХЗ и тут же начинает заливать его мотоцикл из разбрызгивателя всё той же едкой дрянью.

Горохов покорно ждет, и когда всё закончено, достаёт из «бардачка»