Эм + Эш. Книга 1 - Елена Алексеевна Шолохова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из моей комнаты доносилась ругань. Мама кричала на отца, обзывала извергом и садистом. Это что-то новенькое. Он, конечно, тоже в долгу не остался. Орал, какая я развратная и испорченная. Надо же, как разошёлся, даже забыл, что кругом соседи. Обычно он такие моменты чётко контролирует. В словах не сдержан, сказать может что угодно, во всяком случае, мне, но голос повышает ровно настолько, чтобы за стеной никто не услышал. Теперь же вопил на весь дом. Мама тут же Ирму приплела.
Мне было плевать. Пусть хоть перегрызут друг друга. Я с ними жить не буду. Ни дня больше не останусь в этом доме.
Я осторожно смыла кровь. Лицо не очень пострадало. Только губа разбита и небольшая припухлость на скуле. Хотя эта припухлость может запросто вылиться в хороший синяк. Даже смешно, учебный год не успел начаться, а я уже в третий раз хожу битая, как какая-то ханыжка подзаборная.
Больше всего болели плечи, ноги, руки. На них, по ощущениям, живого места не осталось. Ещё бы — отец колотил не просто ремнём, а пряжкой. Хорошо хоть на мне свитер был толстый и джинсы, а то бы совсем изувечил. Руки еле поднимались. Разбитые пальцы не гнулись. Лишь титаническими усилиями я смогла кое-как прибрать растрёпанные волосы. Сунула в карман джинсов мазь, зубную щётку и расчёску. Потом тихо вышла в прихожую. Родители до сих пор ругались, доказывая друг другу, кто из них больше виноват. Вот и хорошо. Смогу уйти незаметно, пока они так увлечены.
Превозмогая боль и нервную дрожь, я надела сапоги, куртку, шапку и выскользнула в подъезд.
Глава 16. ЭШ
Вот уж не думал, что буду так маяться, так себя изводить. Не видел Майер всего-то выходные, а намучился. Сидел за столом и думал — она же за стеной, вон там ходят, кашляют, бубнят. По сути, мы с ней друг от друга в паре-тройке метров, парадокс.
В воскресенье с утра позвонила Ирка. Отец как раз поехал провожать мать на вокзал, а я спал, потому что ночью снова всякая дурь лезла в голову, не давала уснуть. И этот звонок меня разбудил. Ответил я, конечно, недовольно и полилось:
— Что? Не рад? Не ждал моего звонка? А я твой ждала. Думала, у тебя хватит смелости хотя бы позвонить объясниться…
Я молчал, стоял, закрыв глаза, цепляясь за обрывки сна.
— Ты повёл себя как последний козёл. Выставил меня полной дурой! Опозорил перед всей школой! А главное, я не понимаю — за что? Днём всё было хорошо, договаривались…
Зачем телефон поставили в прихожей? Тут даже присесть некуда. Я положил трубку рядом с телефоном и пошёл спать дальше. Успею ещё выслушать, какой я козёл.
После вокзала отец заскочил буквально на пару часов принять душ, побриться, переодеться.
— Ты куда? — удивился я. — Сегодня же воскресенье.
— Да… мне тут нужно… в общем, дела… — замялся отец. А потом ушёл, только напоследок пожелал ничего не вытворять. Полдня я проваландался без дела, не зная, куда себя приткнуть. Потом плюнул на всё и пошёл к Белому. А обитал Белый в самом захолустном районе — Юбилейном. А это частный сектор — то есть полчаса по грязи и лужам. Но дома сидеть и гонять одни и те же мысли сил уже не было.
Белого я поймал буквально у калитки. Тоже куда-то навострил лыжи, но позвал с собой. Ну а мне делать всё равно было нечего, так что я даже спрашивать не стал куда, к кому, зачем.
— Ну ты, Эш, отжёг позавчера, — хохотнул Белый. — Молодца!
Я неопределённо хмыкнул.
— А как теперь с Иркой будешь? — не отставал он.
— А-а, пока не знаю.
Мы дошли до конца улицы и остановились перед стальными воротами, за которыми виднелся основательный такой, кирпичный дом с мансардой. В сравнении с остальными — просто дворец.
— Что за буржуи тут живут? — поинтересовался я.
— Ты не знаешь? — удивился Белый. — Куликовы. Цыгане.
— А нафиг нам цыгане?
Кочуют табором, крадут коней, и не только коней, скандалят, пристают погадать и задорно пляшут — вот, собственно, и всё, что я знал о цыганах. Поэтому недоумевал, какие у Белого с ними дела. А оказалось Белый брал у них дурь. Не тяжёлую, а так, посмолить косячок.
— Они не только планом банчат, но и герычем, — сообщил Белый.
— Буду знать, — кивнул я, и мы оба заржали, как те самые цыганские кони.
— К Гуле пойдём, — сказал Белый, — у него мамка на дежурстве.
Гулевский жил от меня в соседнем дворе. У него мы и зависли до полуночи. Вообще, я не сильно люблю курить. Могу при случае и за компанию, но редко и без энтузиазма. А накуривался я и того реже. Вообще всего раз, ещё в Железногорске. Белый и раньше предлагал неоднократно, но я как-то не рвался, отказывался, а тут решил, что неплохо будет немного расслабиться.
Сначала ничего не ощущал, Белый с Гулей, очевидно, тоже. Разве что лень навалилась, но это не так уж и необычно. Но потом Гуля включил телевизор, а там шло какое-то русское кино и вроде вовсе не смешное, но нас вдруг прибило на дикий, неуправляемый хохот. Мы аж в какой-то момент повалились с дивана на пол и всё равно не могли успокоиться. Потом даже страшно стало, что никогда не смогу остановиться, пока, наверное, не лопну. Ещё и сердце молотило бешено. Короче, эта истерика напополам с паникой длилась не меньше часа, а по ощущениям — все пять.
