Чудесный нож - Филип Пулман

— Ну, вроде всё в порядке, — сказал он, и вручил её обратно. Желая поговорить, он продолжил: — Вы не знаете, что там под палаткой?

— Не из первых рук, — ответила она. — Собственно, почему я сюда и пришла.

— Да, понимаю. Ну, хорошо, доктор Пейн.

Он отошёл и дал ей открыть палатку. Она надеялась, что он не увидит, как трясутся её руки. Прижимая к себе рюкзак, она зашла внутрь. Обмани охранника — что ж, она это сделала; но у неё даже представления не было, что она найдёт в палатке. Она была готова увидеть археологическую раскопку, мёртвое тело, метеорит. Но ничто в её жизни или в её снах не могло подготовить её к этой квадратной дыре в воздухе, или к тихому спящему городу у моря, в котором она оказалась, пройдя через неё.

Глава тринадцать. Эзахеттр

Когда взошла луна, ведьмы начали свое заклинание исцеления раны Уилла. Они разбудили его и попросили положить нож на землю, и нож лежал, отражая свет звезд.

Лира сидела рядом, помешивая в котелке с кипящей водой травы. Пока ее соратницы ритмично хлопали в ладоши, топали ногами и кричали, Серафина присела над ножом и пронзительно запела: Нож! Твое железо Вырвано из недр земли И огнем руду расплавив Извлекли его оттуда Его ковали и ковали, Погружая в ледяную воду, Раскаляли в горне Докрасна кровавым!

После тобой ранили воду Снова и снова Пока пар не повис туманом А вода просила пощады И когда ты смог рассечь Тень на тридцать тысяч теней, Было решено, что ты готов.

И назвали тебя скрытым.

Что же ты наделал, нож?

Ты широко открыл ворота крови!

Нож твоя матерь ждет тебя В недрах земли и глубочайших Шахтах и кавернах, В своем тайном лоне.

Слушай!

И Серафина вместе с другими ведьмами вновь стала топать ногами и хлопать в ладони. Из их глоток вырвалось дикое завывание, разорвавшее воздух. Уилл сидел посреди ведьм, чувствуя, как мороз пробирает его до глубины души.

Затем Серафина Пеккала повернулась к Уиллу и взяла его раненую руку в свои. Когда она снова запела, Уилл едва не вздрогнул, таким пронзительным был ее звонкий голос и так сверкали ее глаза. Но он сидел неподвижно, не прерывая заклинания.

Кровь! Внемли мне! Обернись Озером, а не рекой.

И достигнув выхода, остановись Свернувшись в стену, Неприступную для крови.

Твое небо — череп Твое солнце — глаз.

Ветер твой — дыханье легких.

Кровь, останься в своем мире!

Уилл, казалось, чувствовал, как каждая частица его тела откликается на ее приказ, и он присоединился к ней, заставляя свою сочащуюся кровь слушать и подчиняться.

Серафина опустила его руку и отошла к железному котелку на огне. Из него поднимался горький дымок и Уилл слышал, как в нем булькает жидкость.

Серафина запела: Кора дуба, паутина, Мох и травы Скрепляйте крепко, Держите крепко, Закройте дверь, заприте ворота, Осушите кровь.

Затем ведьма взяла свой нож и разрезала молодую ольху вдоль всей длины.

Обнаженная древесина забелела в лунном свете. Ведьма намазала немного дымящейся жидкости на разрез, и скрепила кору сверху донизу. Деревце вновь было целым.

Уилл услышал судорожный вздох Лиры и, обернувшись, увидел, как другая ведьма держит зайца, который отчаянно извивался в ее крепких руках. Животное с безумными глазами пыхтело, и яростно лягалось, но руки ведьмы были неумолимы.

Одной одна держала его за передние лапы, а другой растянула взбешенного зайца за задние лапы вздымающимся брюхом вверх.

Нож Серафины полоснул по нему. Уилл почувствовал растущую дурноту, а Лира удерживала Пантелеймона, который сам стал зайцем из-за сопереживания и брыкался и царапался в ее руках. Настоящий же заяц затих с выпученными глазами и вздымающимся брюхом, в котором белели внутренности.

Но Серафина снова взяла немного отвара и влила его в зияющую рану, а затем сомкнула края раны пальцами, расправив на ней слипшуюся шерсть, так что раны не стало видно вовсе.

Ведьма, державшая животное, ослабила хватку и аккуратно опустила его на землю, где заяц принялся отряхиваться, облизывать бок, прядать ушами и щипать травку, как будто был один. Но внезапно, видимо заметив обступивших его ведьм, он стрелой метнулся прочь и, целехонек, скрылся в темноте.

Лира, успокаивая Пантелеймона, взглянула на Уилла и увидела, что тот понял: лекарство готово. Он протянул руку и пока Серафина намазывала дымящееся снадобье на обрубки его пальцев, отвернулся в сторону. Пару раз он резко вздохнул, но руки не отдернул.

Когда открытое мясо было тщательно замазано, ведьма прижала к его ранам какие-то разваренные листья и крепко завязала их полоской шелка. На этом обряд был закончен.

Уилл крепко проспал остаток ночи. Было холодно, но ведьмы навалили на него кучу листьев, а Лира прижалась к его спине, согревая. Утром Серафина снова перевязала его рану и Уилл попытался по выражению ее лица понять, помогает ли лечение, но ее лицо было холодным и бесстрастным.

После завтрака, Серафина сообщила детям, что ведьмы пришли к решению, что поскольку они прибыли в этот мир, чтобы найти Лиру и охранять ее, они помогут Лире выполнить то, что было, как она теперь поняла, ее задачей, а именно вести Уилла к его отцу.

Итак они отправились, стараясь идти тихо. Лира осторожно посоветовалась с алетиометром с чего начать и выяснила, что им следует идти по направлению к горам, которые виднелись вдалеке на другой стороне огромной бухты. Поскольку они еще никогда не забирались на такую высоту, они не представляли, как изгибается береговая линия, а горы скрывались за горизонтом. Но теперь деревья стали реже, а может, они забрались на самую вершину холма, но они смогли увидеть бескрайнее синее море, а за ним высокие голубеющие горы, которые были их целью. Путь, похоже, предстоял неблизкий.

Разговаривали они редко. Лира была занята тем, что разглядывала лесную жизнь, от дятлов до белок и маленьких мховых змеек с ромбовидными узорами на спине, а Уилл тратил все силы только на то, чтобы идти. Его Лира и Пантелеймон обсуждали без конца.

— Мы могли бы взглянуть в алетиометр, — предложил как-то Пантелеймон, когда они развлекались тем, что выясняли, как близко они смогут подобраться к ощипывающему ветки олененку прежде, чем тот их заметит. — Мы никогда не обещали этого не делать. Мы можем выяснить про него все. Мы сделали ли бы это для него, не для нас.

— Не глупи, — ответила Лира. — Это было бы именно для нас, потому, что он никогда об этом не просил. Ты просто нетерпелив и любопытен, Пан.

— Как все меняется. Обычно именно ты нетерпелива и любопытна, а мне приходиться уговаривать тебя не совать свой нос, куда не надо. Например, в Комнату Отдыха в Джорданском колледже. Никогда не испытывал желания пойти туда.

— Как ты думаешь, Пан, случилось ли бы все это, если бы мы не пошли?

— Нет. Мастер отравил бы лорда Азраила и на этом все закончилось бы.

— Да, наверно…. Кто же отец Уилла, как ты думаешь? И почему он так важен?

— Так об этом я и говорю! Мы можем выяснить это в момент!

Лира задумалась. — Может когда-то я так и сделала бы, — сказала она, — но, наверное, я меняюсь, Пан.

— Нет.

— Ты может не…. Слушай, Пан, а ведь когда я изменюсь, ты прекратишь изменяться.

И кем ты будешь?

— Надеюсь, блохой.

— Вряд ли, но ты не чувствуешь, кем ты можешь быть?

— Нет. И не хочу.

— Ты дуешься, потому, что я не делаю того, что ты хочешь.

— Пантелеймон превратился в поросенка и хрюкал, визжал и фыркал, пока Лира не засмеялась, а затем, став белкой, вспрыгнул на ветку позади нее.

— Так кто же, ты думаешь, его отец? — спросил Пантелеймон. — Ты полагаешь, что это может быть кто-то, с кем мы уже встречались?

— Может быть. Но наверняка он очень важен, почти так же, как Лорд Азраил.

Наверняка. И то, что делаем мы, тоже важно.

— Мы этого не знаем, — заметил Пантелеймон. — Мы так думаем, но не знаем точно.

Мы ведь решили искать Пыль, только потому, что погиб Роджер.

— Мы знаем, что важно! — горячо возразила Лира и даже топнула ногой. — И ведьмы знают. Они проделали весь этот путь, чтобы найти меня только, чтобы охранять и помогать мне! А мы помогаем Уиллу найти отца. Это важно. И ты это знаешь, иначе не стал бы лизать его, когда он был ранен. Кстати, почему ты это сделал? Не спросив меня. Я не поверила глазам, когда ты сделал это.

— Я сделал это потому, что он нуждался в деймоне, а его у него не было. И если бы ты разбиралась в вещах хотя бы в половину так хорошо, как ты воображаешь, ты бы поняла.

— Я поняла, правда, — запротестовала Лира Они замолчали, потому, что догнали Уилла, который сидел на камне рядом с дорогой.

Пантелеймон превратился в чибиса и когда он скрылся среди деревьев, Лира спросила, — Уилл, как ты думаешь, что сейчас делают дети?