Подарок мертвеца - Шарлин Харрис

Ладно, — бросила она. — Эй, а Грейси вступила в хор.

Серьезно? Она там, поблизости?

Да, она только что вошла на кухню.

Раздалось шарканье.

Да? — Это был голос Грейси, которая глубоко ненавидела нас.

Грейси, я слышала, ты поешь в школьном хоре.

Да, и что?

У тебя сопрано или альт?

Не знаю. Я пою мелодию.

Хорошо, наверное, сопрано. Послушай, мы думаем о том, чтобы приехать на одну из игр Мариеллы. Как думаешь, ты могла бы присоединиться к нам, если мы приедем?

Ну я могла бы прийти туда с подругами.

Которых она каждый день видела в школе, с которыми разговаривала по телефону до полуночи, если верить Ионе.

Я знаю, что для тебя важно побыть с подругами, — ответила я, снова становясь швейцарцем, — но мы не часто видимся.

Ладно, я подумаю об этом, — без энтузиазма сказала она. — Дурацкий баскетбол. Когда она бегает по полю, у нее трясутся щеки. Как у легавой.

Тебе нужно быть хорошей сестрой, — заявила я, возможно, не таким нейтральным тоном, каким мне бы хотелось. — Тебе нужно подбадривать Мариеллу.

Это еще зачем?

Так-так, я совсем не нейтральна.

Тебе ведь чертовски повезло, что у тебя есть сестра, — начала я горячо, но, услышав свой тон, сдержалась. Потом сделала глубокий вдох. — Знаешь что, Грейси? Потому что поступать так — правильно. Здесь твой брат.

Я передала телефон Толливеру.

Грейси, я хочу послушать, как ты поешь, — сказал Толливер.

Он сказал именно то, что следовало сказать, и Грейси пообещала, что выяснит, когда хор будет выступать в первый раз, чтобы мы с Толливером смогли отметить этот день в календаре. Потом Грейси, очевидно, передала кому-то трубку.

Иона, — сказал Толливер с еле заметным удовольствием в голосе. — Как поживаешь? В самом деле? Из школы снова звонили? Что ж, ты ведь знаешь — Грейси не глупа, поэтому должна быть какая-то другая проблема. Ладно. Когда у нее тест? Хорошо, что за него платит правительство штата. Но ты знаешь, что мы бы… — Некоторое время он молча слушал. — Хорошо, позвони нам, когда будут известны результаты. Мы хотим быть в курсе.

Послушав еще несколько минут обрывки этой беседы, я обрадовалась, когда Толливер в конце концов дал отбой.

Что происходит? — спросила я.

Пара проблем, — нахмурившись, ответил он. — Это был неплохой разговор с Ионой. Учительница Грейси думает, что у Грейси, возможно, СДВР. Она рекомендовала пройти тест, и Иона отвезет Грейси на проверку на этой неделе. Очевидно, за тест заплатит штат.

Я ничего не знаю о СДВГ, — сказала я, как будто могла приготовиться к такому. — Мы должны поискать в Интернете.

Если у нее это найдут, ей придется принимать лекарства, так сказала Иона.

Каковы побочные эффекты?

Кое-какие есть, но Иону больше заботит страховое пособие. Очевидно, Грейси порядком бузит в школе, а Ионе хочется мира и покоя.

Как и всем нам. Но если есть побочные эффекты…

Мы провели остаток вечера в Интернете, читая статьи о синдроме дефицита внимания и гиперактивности и о лекарствах, которыми его лечат. Такое казалось чрезмерным и странным, учитывая, что Толливер, Камерон и я воспитывали этих девочек с младенчества. Моя мать просыпалась, чтобы позаботиться о них, когда они были грудничками, но если бы не мы, Мариелла и Грейси не ели бы, не переодевались, не научились считать и читать. Когда Камерон похитили, Мариелле было всего три года, а Грейси — пять. Они вместе ходили в детский сад несколько дней в неделю по утрам, потому что мы их туда записали, а потом сказали моей матери, что они с отчимом должны сделать.

Мы отводили их в дошкольную группу, прежде чем сами отправлялись в школу, а все, что надо было сделать маме, — это вспомнить, что нужно их оттуда забрать. Обычно она вспоминала, если мы оставляли записку.

Вот я опять погружаюсь в прошлое, хотя это последнее, чем мне хотелось бы заняться.

Достаточно, — спустя некоторое время сказал Толливер, когда мы почувствовали, что знаем немного больше о синдроме и о лекарствах, которыми его лечат. — Мы выясним больше, когда узнаем, есть ли у нее этот синдром или нет.

Я почувствовала, что тону. Я понятия не имела, как много всего сразу может пойти наперекосяк, пока ребенок учится в школе. Что случалось с детьми тогда, когда все эти синдромы еще не были идентифицированы, а курс лечения не был разработан?

Думаю, на таких детей наклеивали ярлык тупых или трудных, — сказал Толливер. — И для них это было концом.

Я почувствовала печаль, думая обо всех детях, с которыми не поступали по справедливости, потому что их проблем просто не понимали. Однако мы только что прочитали две статьи о родителях, которые слишком пичкали лекарствами своих детей, страдающих теми же проблемами, — и тогда малыши, которые всего лишь имели взрывной характер, получали лекарства, которые не следовало бы им давать. Это пугало. Хватит ли у меня когда-нибудь смелости завести ребенка? Маловероятно. Я должна полностью доверять своему партнеру, чтобы дать жизнь ребенку. Единственным человеком, которому я когда-либо так доверяла, был мой брат Толливер.

И когда я подумала об этом, произошла самая странная вещь. Мир, казалось, на минуту застыл. Словно кто-то нажал на огромный выключатель в моей голове.

Толливер направился в свою комнату, и я встала с кресла, которое пододвинула к столу, чтобы читать с экрана ноутбука.

Я смотрела в спину брата, и внезапно мир скользнул вбок, а потом принял новые очертания. Я открыла было рот, но тут же его закрыла. Что я хочу сказать Толливеру? Вряд ли я на самом деле хотела, чтобы он обернулся.

Брат начал поворачиваться, и я бросилась в свою комнату. Захлопнув за собой дверь, я прислонилась к ней.

— Харпер? Что-то не так? — услышала я тревожный голос по другую сторону двери.

Мной овладела полная паника.

— Нет!

Но у тебя такой голос, будто что-то случилось.

Нет! Не входи!

Хорошо. — Теперь голос Толливера звучал куда суше. Брат двинулся прочь от двери, наверное в свою комнату.

Я опустилась на пол.

Я не знала, что сказать самой себе, как обращаться с такой идиоткой, как я. Я заняла идеальную позицию, чтобы уничтожить единственно ценное в жизни. Одно слово, один неверный поступок — и все это исчезнет. Я буду унижена навечно и ничего не получу взамен.

В один черный миг я подумала: не стоит ли просто покончить с собой, покончить со всем этим. Но могучий инстинкт самосохранения отверг эту мимолетную мысль, едва она пришла мне в голову. Если уж я пережила удар молнии, я могу пережить и это откровение.

А он никогда не должен узнать.

Я подобралась к постели, не вставая с пола, кое- как поднялась и легла поперек. За несколько болезненных минут я составила планы на следующую неделю, ужасаясь своему чудовищному эгоизму. Как я могу удерживать Толливера рядом еще хоть на одну минуту?