Другая единственная - Наташа Колесникова

— Да.

— А как ты с ней познакомился?

— Очень просто.

— И на каком языке вы общались? Ты что, испанский знаешь?

Самарин в несколько глотков опорожнил свой бокал, закусил шашлыком, снова налил вина и после недолгой паузы сказал:

— Она убиралась в моем номере, и тогда поехал в Испанию осенью, холодно было и так хреново, что… Убиралась, а я вернулся с моря, даже искупался, хотя вода была уже пятнадцать градусов. Вернулся, увидел красивую девушку, которая наклонилась, и взору моему предстала…

— Понятно, аппетитная попка, — кивнула Лена.

— Я не удержался, хлопнул по ней и тут же получил пощечину, да еще какую. Она повернулась и сказала, что я дурак, па чистейшем русском.

— Она из наших? — удивилась Лена. Удивилась потому, что помнила девушку на фотографии — типичная испанка.

— Нет, то есть… не совсем. Опа испанка, по жила у нас, а потом ее бабушке достался дом по наследству, и они переехали в Испанию. Бабушка, кстати, преподавала в МФТИ, она дочка испанского мальчика, странно звучит, да? Но когда его в 37-м привезли в СССР, он был еще подростком. В общем, Габриэла только наполовину испанка и до семнадцати лет жила в Москве. Вот так мы познакомились.

— А потом она решила извиниться за пощечину?

— Нет, я долго извинялся, пытался загладить свою вину…

— И загладил? Ей понравился новый русский? — с ревностью спросила Лена.

Стремительно опорожнила свой бокал, сама же наполнила его по новой. Самарин смотрел в окно и задумчиво улыбался.

— Все не так просто, Лена. Она потомок испанских грандов, понимаешь?

— Ты хотел титул получить?

— Я хотел сказать другое. Они люди гордые и независимые, и. если говорить по-нашему, плевать им на новых русских. К тому же бабушка, Мария Рубеновна, получала приличную пенсию от испанского правительства. А Габи работала. И ей не нужны были мои деньги, она очень не хотела, чтобы я возвращался в Москву, хотела, чтобы остался, пусть без денег…

Лена впервые услышала ее имя, Габи? Габриэла? Но спросить не решилась и уже пожалела, что завела этот разговор. Понятно, что у Паши были там невероятные страсти… мордасти. Испанская дворянка, выросшая в Москве, — это что-то. Несложно догадаться, что Паша долго не мог прийти в себя после ее гибели.

— А что там стряслось потом? Почему она погибла?

— Я подрался с ее ухажером… Не ухажером, а мужиком, который домогался ее и хотел поставить меня на место. Габи встревожилась и решила сама отвезти меня в аэропорт, чтоб никаких проблем в дороге не возникло, он был хозяином грузовика. Я, дурак, согласился…

— И он…

— Да, поджидал ее на дороге с раннего утра и протаранил на полной скорости.

— Какой ужас! — прошептала Лена.

И снова не задумываясь опорожнила свой бокал, снова наполнила его. Вот уж не думала, что у вежливого, интеллигентного Паши Самарина были в жизни такие… действительно страсти! Прямо-таки тайны мадридского двора!

Самарин глотнул вина, достал свой мобильник, быстро набрал номер.

— Влад? Люди Морина и Ягодина прибыли?

— Звонили, сказали, в течение часа будут.

— Смотри внимательно.

— Паш, я и сам знаю.

— Хорошо, — сказал Самарин и выключил миниатюрный аппарат.

— Извини, что разбередила твою рану, — виновато сказала Лена.

— Да нет, не извиняйся, Лена. Я всегда вспоминаю ее, когда напряженка, но теперь — в последний раз.

Он задумался, повернувшись к окну.

— Паша, милый, не надо так много думать обо мне. Я ушла, прости, что так глупо, но… Меня больше нет. Ты настоящий мужчина, ты красивый и умный, спасибо тебе. Найди себе красивую женщину, люби ее и будь счастлив, я очень хочу этого.

— Габи, но я…

— Ты все уже доказал, Паша, спасибо тебе. Люби другую, как любил меня, и я буду радоваться за тебя.

— Как ты можешь… Габи!

— Ты у меня единственный… Но твоя новая любовь будет для меня радостью. Прости, что так долго не могла тебе сказать этого. Я виновата перед тобой.

— Ты у меня тоже единственная, Габи?

— Была. Найди себе другую единственную, я этого очень хочу, правда, Паша.

— А ты?

— Вспоминай меня иногда… Просто вспоминай.

— Габи, я был на твоей могиле… Потом. Я плакал, я обнимал… холодные камни. Мария Рубеновна успокаивала меня.

— Я знаю.

— Она тоже говорила, чтобы я женился, был счастлив, но я не мог, понимаешь, не мог? Я хотел, чтобы она вернулась в Москву, жила бы со мной, но она отказалась. Осталась с тобой. Даже деньги взять отказалась.

— Бабушка — очень гордый человек. Паша, теперь ты можешь. Сделай это ради меня, пожалуйста. И только вспоминай иногда, это все, что мне нужно…

— Габи?

— Я ухожу от тебя, Паша, иногда вспоминай меня…

Это был то ли сон, то ли бред, он до сих пор не мог понять, но голос Габи был так реален, черты лица ее так отчетливы, что… Очнулся в холодном поту ночью, в своей постели, но ощущение, что она была где-то близко, до сих пор живо в памяти. Как будто она и вправду говорила с ним.

— Паша, ешь, а то шашлык уже совсем остыл, — сказала Лена.

— Да? Хорошо, — сказал он.

Жуя еще теплое сочное мясо, он думал о том, что Габи, если она действительно говорила с ним, знала, кто станет его любимой женщиной, другой единственной. Да и сам он догадывался, но станет ли она такой же единственной, какой была Габи?

— Паш, мы все с тобой, правда, — сказала Лена. — И я, и Влад, и Машка с Генкой, все.