Гностики и фарисеи - Светлана Замлелова

"Что же это такое? - думала Ниночка, читавшая произведение господина Клистера. - Неужели это лучше?.. Но ведь же ничего не понятно... Дичь какая-то... Как же это печатают?.."

Полгода тому назад Ниночка Собакина сама написала небольшой рассказик. И по совету знакомых, коим рассказик был прочитан, отнесла рукопись в редакцию означенного журнала. Там рукопись зарегистрировали, присвоив пятизначный номер, и велели Ниночке зайти "недельки через две".

Рассказик Ниночки, написанный простым и лёгким языком, был краток и незамысловат. На даче собрались симпатичные люди. За отдыхом они общаются, высказывают некие соображения. Так проходит день, и наступает ночь. Все укладываются спать. Но один человек, вышедший на террасу курить, погружается в раздумья и спать уж не может. Обаяние ночи захватывает его, и он тонет в водовороте мыслей и образов. "... Ночь накрыла землю чёрным покрывалом, и земля уснула, улыбаясь. Взошла луна, и деревья отбросили призрачные тени. Заблестела холодным блеском вода в лужах. В кустах сирени вздохнул и перевернулся ветер... А потом пришла печальная дева Тишина и заиграла на своей хрустальной свирели. И точно дождавшись аккомпанемента, защёлкал, засвистал где-то соловей…"

Спустя две недели Ниночка, красная, как китайский флаг, стояла перед некой тётенькой из отдела прозы. Тётенька, предварительно смерив полным презрения взглядом, распекала незадачливую писательницу:

- Вы где-нибудь учились, девушка? Кто вы по профессии?

- Искусствовед...

- Искусствовед?! - тётенька подняла брови, отчего на лбу у неё образовалась гармошка. - Так и занимались бы картинами... или что там у вас?.. А зачем вы в литературу-то лезете?.. Ну, не ваше это, поймите... Не ва-ше!.. В общем, творения эти мы не берёмся печатать... Это не наш уровень… Не знаю, не хочу, конечно, судить... Но, по-моему, литература - это не для вас... Хотя... Кто знает... Иногда ведь получаешь и сюрпризы... Поработайте... Попробуйте, может, ещё что напишите. Тогда и приносите, посмотрим... А пока что, извините... Не наш это уровень...

И давая тем самым понять, что разговор окончен, тётенька отвернулась и занялась своими делами.

"Да, - думала Ниночка, унося ноги из редакции, - куда мне! Они когда-то Солженицына печатали... А я что? Со свиным, как говорится, в калашный... Она, наверное, права! Не моё это..."

О-о-о! Как прав был Антон Павлович Чехов, когда писал: "...здравомыслящий человек всячески должен отстранять себя от писательства". Но Ниночка Собакина, вероятно, в ту пору не знала о предостережениях великого сочинителя, и потому пала жертвой писательского зуда. И вскорости рука Ниночки снова потянулась к перу, перо к бумаге… Но на этот раз Ниночка решила начать с того, что оформила годовую подписку на Журнал.

"Что ж, - рассуждала Ниночка, - буду читать. Буду знать, на что равняться... Прежде всего, необходимо составить представление об их уровне, а уж потом - тянуться... Надо, надо работать!"...

Прочитав от корки до корки первые четыре номера, Ниночка испугалась. Странные, непонятные стихи чередовались с не менее странными и непонятными рассказами и статьями. Один автор воспевал свободную любовь, уверяя, что нет на свете ничего лучше. Другой на двадцати двух страницах восхищался пивом, сравнивая оное с небезызвестным продуктом жизнедеятельности схожего цвета. Третий автор открыто заявлял, что превыше всего ставит любовь к личинке колорадского жука. Четвёртый, пятый и шестой неистово описывали то, чего никогда не бывает в жизни. Седьмой, под рубрикой "Научная статья" поместил сочинение, начинавшееся с утверждения о том, что Ленин-де, был не кто иной, как Антихрист собственной персоной, и заканчивавшееся анализом творчества Тыко Вылки. Восьмой - очевидно, сексуальный маньяк - описывал однополый coitus, имевший место на балконе недостроенного многоэтажного дома, смакуя при этом детали и изобилуя подробностями. Девятого и десятого читать было невозможно, поскольку их творения на восемьдесят пять процентов состояли из многоточий, заменявших, по всей видимости, слова, пропустить в печать которые у редактора не хватило смелости.

"Это, должно быть, недоразумение, - пыталась успокоить себя Ниночка. Редактор, наверное, был пьян... А в следующем номере всё разъяснится..."

Но, вопреки ожиданиям, в следующем номере ничего не разъяснилось. За "Собакой крупнее кошки, но мельче телёнка", оканчивавшимся словами: "Было зверски приятно. Потому что так было. И так будет всегда", следовали стихи некой Майи Кислищенской:

В записной книжке -Зелёный крест аптеки.Мне б увидеть его средь листвы,Поправляя причёску, как эти,Что бежали с тобой из Москвы.

Эту жизнь поделим на частиВедь, не правда ли, мы равны!Ты в доспехах железной масти.Нет прохожих. Увы, мне! Увы!

Твои волосы бьются, как крылья.Я молю: "Вернись к моему борщу!..А дома вытру всю пыль яИ всё тебе тут же прощу!"

Но ты не слышишь... Злые слёзыЖгут мой лик. Всего лишь на миг.А потом уже шум берёзыЗаглушает сердечный крик...

Под стихами стоял курсив: Милан, 2000, из чего, по-видимому, следовало, что сии божественные строки госпожа Кислищенская написала в двухтысячном году, будучи проездом в Милане. Тут же значилось, что Журнал выдвигает поэтессу Майю Кислищенскую на соискание литературной премии имени Сергея Есенина.

Не поверив своим глазам, Ниночка перечитала ещё раз. Ошибки не было.

"Как же это? - недоумевала Ниночка. - Почему же мой рассказ не взяли? Неужели мой рассказ хуже?.."

Долго ещё удивлялась Ниночка. Долго мучилась и задавалась вопросами, сравнивала и пожимала плечами, пока не пришла ей в голову дерзкая, но забавная мысль.

"А что, если..." - и в зелёных глазах Ниночки вспыхнули изумрудные искры.

На следующий день она стояла в отделе прозы и объясняла бессменной тётеньке:

- Вот. Рассказ принесла. Хотелось бы опубликовать.

- Посмотрим сначала, что за рассказ, - тётенька ухмыльнулась. - Мы ведь не бульварный журнал. Абы что не печатаем. Пора бы знать... Вот ваш номер, - тётенька протянула Ниночке бумажку с цифрами, - оставьте свою рукопись и заходите недельки через две.

"Посмотрим..." - ухмыльнулась в свою очередь Ниночка, выходя из редакции...

Через две недели она пришла за ответом.

- Вот мой номер, - она протянула тётеньке бумажку.

Красившая губы тётенька скосила глаза на Ниночку и понимающе кивнула.

- М-м-м, - сказала она и глазами указала Ниночке на стул, приглашая сесть.

Когда с макияжем было покончено, она взглянула на номер и, достав из ящика стола кипу каких-то бумаг, принялась рыться в них.

- А ведь я вас помню, - обратилась она к Ниночке. - Я вам тогда сказала, что литература - это не ваше.

Из пачки бумаг она достала какой-то листок и пробежала его глазами. При этом она подняла брови и закивала.

- И, знаете, я оказалась права. Всё же у меня есть кое-какой опыт, - она говорила с Ниночкой дружелюбно, почти ласково. - Я ведь давно здесь работаю. И через меня столько рукописей прошло!.. Так что обычно я сразу распознаю, кто передо мной. Талантливый писатель или так... - она бросила на Ниночку взгляд, полный жалости и сострадания. - Деточка, не надо вам писать. Оставьте вы это занятие... У вас есть профессия?

- Да.

- И какая?

- Искусствовед я…

- Искусствовед?! Прекрасная профессия! Прекрасная... Широчайшие возможности, интересные встречи, атмосфера такая... Ну, зачем вам литература? - она засмеялась. - Оставьте... Мой вам совет.

Ниночка улыбнулась.

- Ну, так что мой рассказ? Я не поняла...

- Не берём мы ваш рассказ. Не наш это уровень. Вы уж не обижайтесь... Вы знаете, кого мы печатаем?

Ниночка кивнула.

- Ну, вот. Подумайте, как нужно писать, чтобы быть опубликованным в нашем журнале. То, что вы пишите, это... - тётенька сморщилась, чтобы наглядно показать Ниночке, что же та пишет, - это... ну, не дотягиваете вы! Не наш уровень!

Тётенька развела руками.

- Знаете, мы обычно рукописи не возвращаем... Но вот она, ваша рукопись. И поскольку вы мне глубоко симпатичны, я сделаю для вас исключение. Чтобы она здесь не валялась... В общем, держите...

И с этими словами тётенька торжественно протянула Ниночке тощую пачку листов.

- Что ж, понятно. И на том спасибо, - Ниночка снова улыбнулась. - До свидания...

- Всего доброго...

И Ниночка навсегда покинула редакцию. Но покинула в хорошем расположении духа. Ей было смешно и самую капельку грустно. Грустно оттого, что вокруг так много глупых и самодовольных людей. А смешно... В руках Ниночка держала набранный ею две недели тому назад рассказ А. П. Чехова "Марья Ивановна"...