Дверь. Альбом - Мэри Робертс Райнхарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но жара и напряжение уже сказывались на обоих. Длящийся уже несколько часов допрос раздражал Джима. Его запас сигар иссяк, но никто ему ничего не предложил. Он попросил воды, которую принесли не скоро.
В довершение всех тягот ему сообщили, что Говард Сомерс был отравлен. Джим едва не упал со стула, но если они и надеялись измором довести его до признания, то были разочарованы. Он все еще боролся. Но сказал странную фразу:
— Почему вы думаете, что его отравили? Почему уверены, что он не принял яд сам?
— Я не отвечаю на вопросы. Я их задаю.
Джим уже сердился, но собрал свои силы для последней попытки:
— Я не ездил в Нью-Йорк к Говарду Сомерсу в ту ночь, когда он умер. Кто-то воспользовался моим именем, вот и все. Чем больше я думаю об этом деле — а Бог свидетель, что ни о чем другом я сейчас не думаю, — тем больше убеждаюсь, что предпринимается явная попытка переложить всю вину на меня.
Зачем мне было его убивать? С его смертью я проигрываю больше, чем выигрываю. Он был мужем моей сестры и моим другом. Если вы пытаетесь доказать, что я скрылся из-под наблюдения, которое велось за моим домом, влез в гараж через окно и ездил в ту ночь в Нью-Йорк на своей машине, то клянусь Богом, что ничего подобного не делал и делать не собирался. Что касается второго завещания, то ничего не слышал о нем до тех пор, пока Алекс Дэвис не рассказал мне в Нью-Йорке о его существовании.
Я также клянусь перед Богом, что никогда никого не убивал, никогда никого не собирался убивать. И я протестую против ваших методов. Вы меня умышленно изматываете. Но вы не сможете так довести меня до признания. Я невиновен.
Они, однако, добились того, что он устал. Его лицо стало серым от изнеможения, по нему струился пот. Время от времени он проводил пальцем за воротничком рубашки, как будто тот начинал его душить. Прокурор внимательно наблюдал за Джимом, выстреливая в него очереди вопросов, и умышленно пытался довести его до такого состояния, когда признание начинает казаться манной небесной.
В течение последнего получаса допроса на стол прокурора положили записку. Тот согласно кивнул головой:
— Когда он придет, впустите сразу.
Джим выслушал это с безучастным видом. Но почувствовал — может быть, усталость обострила его инстинкты, — что случилось нечто необычное. Вопросы посыпались снова, но теперь они звучали чуть резче. Судя по тону, полученное известие явно взволновало прокурора.
— Вы признали, что в тот вечер, когда была убита Сара Гиттингс, у вас с собой была трость с клинком. Вы ничего не можете предположить по поводу ее исчезновения?
— Ничего.
— Оставили ее в холле, и она исчезла?
— Да.
— И не заметили, когда именно она исчезла?
— Через несколько дней. Точно не помню.
— Думаю, вы знаете это точно, мистер Блейк. Она исчезла в тот день, когда было найдено тело Сары Гиттингс.
— Возможно. Но не уверен.
— Как вы объясняете это исчезновение?
— Я уже говорил. Думаю, ее украли.
— Украли, чтобы переложить обвинение на вас?
— Возможно.
— Вы не сами ее спрятали? Я имею в виду, у вас не было чувства, что наличие трости в вашем доме опасно?
— Конечно, думал. Да.
— Но вы ее не прятали?
Джим сделал над собой усилие, облизал сухие губы.
— Не совсем. Я убрал ее в шкаф.
— В какой шкаф?
— В шкаф с бутылками, в холле.
— И вы ее там заперли?
— Да.
— Значит, рассказ о том, что она исчезла из холла, был неправдой?
— Не совсем. Но то, что она исчезла, — правда. Ее кто-то взял.
— Ключ от этого шкафа был у вас?
— Да.
— Ключ был только один?
— Нет. Я думал, может быть, ее взял Амос. Я лежал в постели. Он мог взять ключ.
— Зачем Амос мог это сделать?
К этому времени Джим от усталости уже почти ничего не соображал. С посеревшим лицом он мешком сидел на стуле.
— Он мог знать… он мог подумать…
— Так что же все-таки знал Амос?!
И тут в комнату вошел инспектор Гаррисон и положил на стол прокурора какую-то вещь. Едва взглянув на нее, Джим без чувств рухнул на пол.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Инспектор Гаррисон возобновил свои поиски в подвале. Сотрудники федеральной полиции проявляли к ним лишь вежливый интерес, но Амос наблюдал за действиями инспектора с неподдельным ужасом.
Инспектор снова обстучал стены, осмотрел потолок. Время от времени он бросал скрытные взгляды на Амоса, и ему показалось, что нервозность слуги возрастает по мере приближения к угольному бункеру. Но бункер был полон. Часть угля даже высыпалась на пол подвала. И вдруг инспектор Гаррисон вспомнил, что на дворе весна.
— Хороший запас на лето. Наверное, готовите на угле?
— Нет, сэр. На газе, — ответил Амос.
— А когда привезли столько угля?
— Точно не помню, сэр. Мне кажется, в мае.
Инспектор Гаррисон наклонился над бункером, отбросил в сторону несколько кусков угля.
— Под углем тоже бетонный пол?
— Точно не знаю, сэр.
Но там был не бетон.
На угле лежала лопата, и вначале они заставили работать Амоса. Он испугался и шумно протестовал. Но их было трое, трое серьезных и настойчивых мужчин. Однако они все-таки были людьми. И когда слуга устал, забрали у него лопату. Работая строго по очереди, высыпали уголь на чистый пол подвала, осматривали его и снова принимались за дело. Им потребовалось больше двух часов для того, чтобы опорожнить бункер. В конце концов они добрались до дна, но ничего не нашли.
Они смотрели на хорошо утрамбованную черную землю с блестевшими на ней в лучах фонарей последними кусочками угля. Никаких признаков того, что ее недавно копали. Один из полицейских устало рассмеялся:
— Ну вот, а теперь я хочу принять ванну и лечь спать. Пойдем.
Но инспектор его не слушал. Он смотрел на вновь улыбающегося Амоса.
— Если джентльменам больше ничего не нужно, то они могут пройти наверх, а я потушу свет.
Инспектор вытер потное и грязное лицо.
— Куда торопиться, Амос? — мягко спросил он.
— Здесь нет никакого спиртного, сэр. Вы же сами видите.
— Да? Может быть. А теперь Амос, если бы ты сходил куда там следует и принес нам ведро воды…
— На первом этаже есть туалет, сэр.
— Делай, что тебе говорят, — резко ответил инспектор. — И побыстрее.
Двое полицейских все еще отплевывались и paзглядывали свежие мозоли на руках. Повеселевший
