Дверь. Альбом - Мэри Робертс Райнхарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот же день, а может на следующий, он скрупулезно их изучал. Сначала их надо было пропарить и размягчить, потом выложить на специальную бумагу и осторожно разгладить. Но в конце концов он был вознагражден и прочитал одно предложение из девяти слов.
Поздним вечером инспектор Гаррисон опять пришел ко мне, но ничего не рассказал о том, что нашел в камине. Вид у него был какой-то извиняющийся, и несчетное количество кусочков зубочисток усеяло весь пол.
Он пришел сказать, что Говарда отравили. Я видела, что он испытывает явное отвращение к своей миссии.
— Миссис Сомерс или мисс Джуди об этом говорить не надо. В конце концов, он действительно мог сделать это сам, хотя жену и дочь это вряд ли утешит.
Он взглянул на меня.
— У них все было в порядке? Счастливый брак и все такое?
— Несомненно. Инспектор, он себя не убивал.
— Может, и нет. Цианистый калий, — задумался Гаррисон. — Надежно и быстро. Но никакого воображения. Вообще в этих убийствах нет ничего оригинального. Вот у Уолтера воображение есть, а у Блейка нет.
— У Уолтера? — резко переспросила я.
— Он никого не убивал, конечно. Зачем? Даже если отбросить его привязанность к отцу, все равно незачем. Копия завещания исчезла. Устранение свидетелей ничего не дает. Нет. Уолтер Сомерс чист. Я не слишком верю в алиби, но он этого не делал.
Перед тем, как уйти, он сообщил: большое жюри рассмотрит дело к пятнице, и вопрос об обвинении наверняка будет решен положительно. Но его это особенно не радовало.
— Чем больше изучаю преступления, тем меньше понимаю преступников. Возьмем это дело. Все три убийства совершены хладнокровно и нагло. Человеком без страха и совести. Он чертовски умен.
А мы оказались совсем в другом положении. Нашли и арестовали человека, потому что он вел себя совсем неумно. Закопал трость в своем доме, хотя если это он убил Сару, то только по дороге мог утопить ее в десятке речек. С одной стороны, у преступника стальные нервы, что вообще большая редкость, а арестованный падает в обморок при виде этой трости. Он достаточно силен, чтобы спуститься в эту вашу вентиляционную шахту: я для своих лет достаточно крепок, и то не смог бы этого сделать. А врач говорит, что он больной человек и болеет уже несколько лет.
Я сам раскрыл это дело. Доказательств, которые нашел, достаточно на несколько приговоров. Но удовлетворения у меня нет. Во всяком случае, пока.
Одну за одной он быстро сломал три зубочистки.
— Лично я не верю, что мы хотя бы чуть-чуть поняли, что к чему. Вот, например, вечер, когда ранили мисс Джуди. А кстати, она хотя бы сказала, что делала в гараже?
— Сказала, что искала большую линейку.
— Но она же спрашивала Джозефа, где хранится лестница? Зачем она ей была нужна? Чтобы использовать или чтобы посмотреть на нее?
— Инспектор, я понятия не имею.
— Любопытно. У нее была какая-то идея. Она сообразительна. Но вернемся к тому вечеру. Джозеф услышал, как в кустах лают собаки. Вдруг они замолкли, как будто увидели знакомого. Вы с Джозефом пошли к гаражу. Джозеф что-то услышал и громко спросил: «Кто там?» Ответа не было, и вы пошли дальше. Но в кустах кто-то был или проходил — я же утром нашел там следы. Правда, не настоящие. Кстати, следы женских туфель. Мне пришлось много поработать! Но туфли не из вашего дома. Мы с Джозефом проверяли.
Но есть один момент. Мисс Джуди ранили в десять часов вечера, в два часа ночи Нора кого-то увидела. И я хочу знать вот что. Куда мог пойти Джим Блейк в этот промежуток времени, с десяти до двух, и где мог достать пару туфель, принадлежащих крупной женщине, которая ходит, опираясь на внешнюю часть стопы? В его доме нет ни одной женщины.
И почему Джим Блейк приложил столько труда, чтобы скрыть следы, а потом пошел и закопал трость в своем доме? Так мог поступить только дурак или лунатик, но уж никак не человек, который подсунул нам эти следы.
— Инспектор, а вы говорили все это прокурору?
— Прокурору нужен обвинительный акт. У него такая работа. Но человеку, которому предъявило обвинение большое жюри, придется нелегко. Суд потом может признать его невиновным, а клеймо останется.
Он взял с моего стола карандаш, осмотрел его и положил обратно.
— Пойдем дальше. Вы помните, как в первый раз обсуждали с Блейком исчезновение Сары Гиттингс. Когда это было и где?
— В этой комнате на следующий день. Когда она не вернулась, я сама его позвала. Он был обеспокоен, но не более того.
— Больше ничего не помните?
— Ничего особенного. Помню, он спрашивал о Говарде.
— Что именно?
— Что-то о его здоровье. Может ли он ездить, не был ли здесь в последнее время.
Инспектор съехал на краешек кресла.
— Это интересно. Зачем ему об этом спрашивать? Как я понимаю, вы говорили о Саре Гиттингс?
— Только о ней.
— А он ведь знал состояние мистера Сомерса. У вас не осталось ощущения, что у Блейка были причины считать, что мистер Сомерс приезжал в наш город?
— Да. Помню, меня это удивило. Он спросил, уверена ли я, что Говарда не было в городе. Мне это показалось неправдоподобным.
— Но у вас нет причин считать, что он приезжал?
Когда я отрицательно покачала головой, он добавил:
— Не отвечайте сразу, мисс Белл. Подумайте хорошо. Иногда нам кажется, что мы знаем о человеке все, а потом вдруг оказывается, что мы совершенно ничего о нем не знали. Почему, когда Говард Сомерс был здесь прошлым летом, он тайно изменил завещание? Что это за секретный фонд в пятьдесят тысяч долларов? И что заставило мистера Блейка расспрашивать о мистере Сомерсе?
— Я не верю, что Говард сюда приезжал. Он болел, жена практически все время была рядом.
— Но возможность у него была? Например, ночью, когда она рано легла спать? Или ездила на обед? У него, конечно, была отличная машина и надежный шофер.
— Возможность? Наверное, да. Но зачем?
— Именно в этом и вопрос. Если вы сможете убедить мистера Блейка рассказать своим адвокатам, почему он тогда спрашивал, это может помочь. — Инспектор нетерпеливо поморщился. — Если бы только люди говорили все, что знают, ошибок правосудия не было бы совсем. Но
