Полет бабочек - Рейчел Кинг

Томасу исполнилось двенадцать, когда они с Камероном отправились на лето к тетке. В ее поместье находилось небольшое озеро посреди луга, поросшего высокой, но редкой травой. Томас проводил все дни, выслеживая нимфалид, тогда как брат его купался в озере и загорал на маленьком пирсе. Камерон недавно резко вырос: рыхлый живот стал подтянутым и упругим, а ноги — длинными и волосатыми.

— Давай, — сказал он как-то днем Томасу. — Двигай задницу к дому.

Томас с неохотой стал собирать сачок и банки, зная, что в споре с братом рассчитывать особенно не на что. Он хотел было возразить, как вдруг краем глаза заметил резкое движение цветного пятна. Разглядев, что это за пятнышко, он вскрикнул, хотя все утро старался производить как можно меньше шума. Высоко в ветвях тисового дерева сновала туда-сюда переливница ивовая — она то спускалась, то взмывала примерно на двадцать футов над их головами.

— Я пока не могу идти, — сказал он брату. — Мне нужно поймать вон ту бабочку.

Всего однажды он видел ее на лугу — это было два года тому назад. Тогда он попытался приманить ее вниз с помощью полуразложившегося кролика, которого обнаружил в капкане, но бабочка не уловила запаха или просто не нашла его привлекательным, и, когда он, провонявший тухлым мясом, вернулся домой, тетушка задала ему за это хорошую трепку.

Он ждал, что Камерон ущипнет его и велит поторапливаться или, что того хуже, вырвет у него из рук сачок и убежит с ним. Вместо этого он увидел, что брат ищет глазами бабочку. Вдруг лицо его загорелось любопытством, словно он сделал научное открытие. Как только переливница ивовая устремилась вниз, поза его изменилась. Каждый мускул тела напрягся, как у большой кошки, и глаза неотрывно следили за всеми перемещениями бабочки. В конце концов, когда ни о чем не подозревающая нимфалида подлетела довольно близко, будто дразня, Камерон, быстрый как паук, схватил полотенце и махнул им. Бабочка упала на землю, оглушенная ударом.

Томас охнул и бросился к ней. О нет, только не это, наверняка крылышки у нее порваны и тельце искалечено. Он был готов возненавидеть своего брата.

Но бабочка оказалась в великолепном состоянии. Не веря глазам своим, он сумел аккуратно подобрать ее и положить в морилку. Сидя на корточках, он поднял голову — солнце светило из-за спины брата, и впервые в жизни Камерой смотрел на него по-доброму: в этом взгляде смешались гордость и сочувствие. Томас понял — отныне между ними все будет иначе. Однако уже осенью в школе Камерон столкнул его в замерзший пруд, чтобы повеселить Берти Уайтхеда, школьного хулигана.

Однажды утром Сантос объявил, что собирается вернуться в Манаус — его ждут дела.

— Я слишком много времени провел в лесу, — сказал он. — Мне чрезвычайно приятно ваше, общество, господа, но служба зовет. Я поговорил со своей супругой — ей очень не хочется уезжать, ведь она так многому учится у вас. Надеюсь, вы не будете возражать, если я оставлю ее на ваше попечение. Всего на несколько дней — а там вернусь и заберу ее.

Сантос отчалил вместе с Антонио и рулевым судна, и Антонио обещал вернуться немедленно с новыми запасами еды. Вот уже несколько дней они через силу питались агути — разновидностью морской свинки; мясо это было сухим и трудно жевалось, а повар грозился, что скоро приготовит им ленивца.

Клары с Джоном не было видно весь остаток дня.

— Возможно, наш Джон учит ее не только ботанике, но и биологии, — предположил Эрни, когда они отдыхали после обеда.

— Заткнись, Харрис, — сказал Томас, хлопая себя по ботинку, чтобы преградить путь ползущей цепочке муравьев.

— Вот именно, заткнись, — подхватил Джордж. — Даже Джон знает, как себя вести и что нехорошо уводить жену у хозяина дома.

На мгновение Томас проникся к нему чувством товарищества, но довольно быстро оно испарилось. Виски у него запылали; он поднялся с места и стал тщательно копаться в сумке, повернувшись спиной к спутникам.

Клара взяла свой ужин к себе в хижину. Томасу хотелось бы сделать так, чтобы ей было хорошо в их компании, но он понимал, что Эрни с Джорджем вряд ли приложат к этому хоть какие-то усилия. Когда они ходили по лесу, собирая материал, Эрни обмолвился, что находит эту женщину очень некрасивой, и Томас вдруг понял, что для Эрни уже это — достаточное основание, чтобы не разговаривать с Кларой, поскольку у него нет никакого желания флиртовать с ней. Джордж, с другой стороны, демонстрировал то же самодовольство, что и в присутствии других женщин. На самом деле Томас был даже немного рад, что она не стала ужинать с ними и что можно обвинить в этом своих товарищей: он беспокоился, что в отсутствие мужа она станет проявлять к нему внимание, и как он себя поведет — предсказать невозможно. И если бы она коснулась его, пусть даже случайно, под столом, лицо бы у него, скорее всего, вспыхнуло и по коже забегали бы мурашки.

После ужина Эрни извлек откуда-то бутылку бренди, которую ему подарил Сантос, и колоду карт. Мужчины, взгромоздившись на ящики в хижине Эрни, играли в рамми до самой ночи, насекомые тем временем бились о стекло лампы. Даже Джон присоединился к ним, став четвертым, и они сидели тесной кучкой под облаком сигаретного дыма.

— Ну и что вы скажете о нашем уважаемом хозяине? — поинтересовался Эрни, умело тасуя колоду карт.

Томасу уже стало трудновато различать цифры и масти карт.

— Очень умный, — отозвался Джордж. — Как я и предположил с самого начала, он действительно высокообразованный человек. Между прочим, он учился в Англии, что, полагаю, объясняет его любовь ко всему английскому. — Он взял карты, которые раздал ему Эрни, и начал обмахиваться ими. — Но я так и не понял, хорошо ли он воспитан. Подозреваю, он из нуворишей. Как и большинство каучуковых баронов. Полагаю, слово «барон» здесь слегка вводит в заблуждение.

— Интересно, откуда он взял деньги, чтобы начать свое дело? — спросил Эрни.

Джордж покачал головой, а Томас пожал плечами, распределяя карты по мастям.

— Его жена, — сказал Джон.

В джунглях он пристрастился курить трубку и теперь задумчиво посасывал ее, прежде чем заговорить. Все с удивлением посмотрели на него — обычно он не высказывался вслух, даже во время игр, и заказывал себе нужное число карт, по-видимому, из вежливости, а не потому, что хотел выиграть.

— Это она тебе сказала? — спросил Джордж.

— Да. Мы же должны о чем-то разговаривать, пока бродим по джунглям, не так ли?

Эрни фыркнул, но Джон бросил на него убийственный взгляд, заставивший его окончательно заткнуться.

— Он и в самом деле некоторое время торговал шляпами, — продолжил Джон. — Как он сам рассказывал тогда на Тапайос. Он отправился в Португалию попытать счастья и там, в Опорто, втерся в доверие к отцу сеньоры Сантос. Вскоре после того, как он женился на ней, старик умер, и его дочь унаследовала семейное дело по производству портвейна. Сорвав большой куш на продаже винного дела какому-то англичанину, Сантос использовал эти деньги на покупку своих земель.

— Из грязи в князи, получается? — заметил Эрни.

— Не совсем. Думаю, он происходит из сравнительно благополучной семьи среднего достатка. Как и миссис Сантос. Просто им повезло в делах — как с портвейном, так и с каучуком.

— Ну что ж, я, например, нахожу его очень обаятельным, — сказал Джордж. — Так приятно встретить в колонии человека, с которым можно обсуждать важные вещи в жизни. И мне безразлично, какого он происхождения.

— Это только во-первых, — вырвалось у Томаса.

Джордж удивленно посмотрел на него, а Эрни начал смеяться.

— У него ведь куча денег, — продолжил Томас, — поэтому он так хорош?

— И он очень образованный человек, — добавил Джордж. — А это что-нибудь да значит.

Томас тут же пожалел, что вообще открыл рот. Джон бросил карты на стол и решительно вышел вон, по пути ударившись головой о низкую дверную раму.

— Ну, вы двое, хватит вам, — сказал Эрни. — Резвитесь, но полегче. Черт подери, сдается мне — остались мы без четвертого.

Томасу не спалось — он лежал в своем гамаке, не снимая верхней одежды. Всякий раз, когда он смыкал веки, комната медленно вращалась перед глазами, но, по крайней мере, его не мутило. Ему надо было на чем-то сосредоточиться, так что он встал и уселся на пороге хижины — отсюда можно смотреть на фонарь, который постоянно горит в самом центре двора. Он мерцал в окружении изменчивой дымки из ночных насекомых, сведенных с ума его светом. Томас свернул себе сигарету — из-за выпитого спиртного пальцы едва слушались. Впервые за эти дни ему удалось задействовать свой израненный указательный палец — не то он заживает, не то просто уже не чувствует боли, трудно сказать.

Ночь наполняли привычные гам и стрекот. Удивительно, как вообще можно уснуть при таком шуме. Воздух угнетал своей влажностью — даже теперь, спустя столько месяцев, Томас так к нему и не привык.