Полет бабочек - Рейчел Кинг

Клара подняла глаза от своей тарелки. Они блестели, как бусины из оникса. На мгновение взгляд ее скользнул в сторону Томаса, и он быстро отвернулся. Знала ли она о бабочке? На ней ведь был такой костюм в тот вечер? Он пытался вспомнить тот наряд, но не смог: в памяти всплывала только собственная галлюцинация — Клара сама была бабочкой. Теперь, еще больше погрузившись в свои мысли, он явственно увидел, что, когда она отодвинулась от него, обе руки у нее были закрыты черной тканью. Все же она очень походила на ночную бабочку. Он услышал, как она кашлянула, прочищая горло, и вздрогнул.

— Это было бы чудесно.

Голос этот был густым и нежным, как сливки, — благодаря акценту ее превосходный английский становился более выразительным, искрясь и переливаясь. Удивительно, что у такой маленькой женщины такой звучный голос.

Джон высказал вслух свое мнение:

— Ваша жена проявила интерес к моей работе, сэр. Вероятно, это будет хорошая возможность для нее расширить свои познания в ботанике. Наверное, и я смогу чему-нибудь у нее поучиться. Например, она уже объяснила мне, что воды Риу-Негру черные из-за питательных веществ, которыми богата лесная почва в этой части страны.

— Это она сейчас вам сказала? — Сантос был приятно удивлен. — Я даже не подозревал, что она знает о таких вещах. Ты удивляешь меня каждый день, дорогая.

— Ты тоже удивляешь меня, дорогой.

Лукавая улыбка тронула уголки ее крошечного рта, она потянулась за очередным куском мяса и положила его на пустую тарелку. У этой женщины к тому же хороший аппетит — Томас съел только половину блюда и уже был сыт.

— Да, мистер Гитченс, — продолжил Сантос, — я был бы счастлив, если бы вы поддержали увлечение моей жены. Предлагаю тост, господа. За вашу новую экспедицию. За бабочку мистера Эдгара и за мою милую жену.

Все подняли свои бокалы, и Томас снова встретился глазами с Кларой, но на этот раз ни один из них не отвел взгляда.

Собираясь погрузиться на небольшое судно, которое должно доставить их в лагерь в верхнем течении реки, Томас испытывал невероятное волнение. Даже чувство стыда, преследовавшее его при мысли о Кларе, притупилось — все существо было наполнено ожиданием. Papilio sophia на этот раз совсем близко — он чувствовал это. Ночью накануне она снова приснилась ему. Бархатистые крылья волновали кожу, и все напряжение, скопившееся в нем, вырвалось на волю, как вздох.

Джордж суетился вокруг грузчиков, несших его принадлежности. Помимо Антонио, их постоянного спутника, к ним присоединились Мануэль, немой индеец-слуга, и повар, а также худой, кожа да кости, мальчишка, которому на вид можно было дать не больше двенадцати-тринадцати лет. Повар, кабокло по имени Педро, энергично принялся помогать в загрузке судна — запыхавшись, как толстый школьник, гоняющий футбольный мяч, он улыбался и напевал себе что-то под нос.

На черной воде мерцали блики утреннего света. Томас приблизился к краю пристани и, заслоняя ладонью глаза, чтобы не мешал свет, стал вглядываться в глубины реки. Из воды на него посмотрело его собственное отражение — обвислое лицо выглядело омерзительно, и он отпрянул. Жара нарастала. Новая рубашка, которую он надел утром, царапала разгоряченную кожу. Он повернулся лицом к верхней части реки — туда, где его ожидала встреча с Papilio sophia. Лишь бы найти ее — тогда все будет хорошо. Все тело его устремилось к ней, словно только оно знает, где она, — надо лишь следовать инстинктам, и бабочка будет у него. Назвав ее в честь жены, он искупит свою вину. Его жизнь станет полноценной.

— А где Эрни?

Джордж стоял, держа в руках новую трость — покачивал ею на бедре. Те несколько дней, что они провели в Манаусе, явно пошли Джорджу на пользу — хоть в джунглях ему и удавалось поддерживать себя в относительной чистоте, жара и насекомые, не говоря уже о всепроникающей пыли, начали сказываться на его внешности. Но теперь безупречный вид вернулся к нему. Он походил по местным магазинам и приобрел новую одежду, которая хороню подошла к его фигуре. Интересно, подумал Томас, как долго продержится новая шляпа Джорджа, сохраняя свои четкие формы, прежде чем поникнуть и обвиснуть, как срезанный цветок мака?

— Прошлой ночью он не ночевал у себя, — подал голос Джон. — Я сегодня проходил мимо его комнаты ранним утром. Постель осталась неразобранной.

В эту самую минуту показался Эрни — он шел прогулочным шагом, насвистывая, чистенький и свежий. Доставая носовой платок из кармана, он перестал свистеть и утер лицо.

— Доброе утро, джентльмены, — обратился он ко всем. — Прелестное утро. Все готовы к приключениям, как я понимаю?

— Где ты был? — спросил Джордж.

— Тебе-то что за дело, мой милый друг? И мне бы не хотелось компрометировать юную леди, о которой идет речь. Послушай, неужели и так не понятно?

Джордж прыснул, услышав эти слова. Недовольство поведением Эрни осталось в прошлом. Он погладил живот и втянул воздух носом.

— Где все твое снаряжение, Эрни? — шепотом спросил Томас.

— Тот парень, дворецкий — как его звали? Он взял его. Я предупредил его вчера, что, возможно, не вернусь к утру. Он позаботился обо всем. По крайней мере, сказал, что позаботится. Посмотри, вон одна из моих сумок.

Ом подошел к мужчинам, которые грузили его вещи, и, когда Педро поднял их, сделал вид, что помогает нести, хотя помощи от него не было никакой.

Томас сидел на палубе судна и провожал взглядом полосу изумрудной листвы леса, который спускался к самой реке. Густая и темная растительность в этих краях сливалась с черной водой. С противоположной стороны лодки берега не было видно — если бы не отсутствие в воздухе запаха соли, Томас вполне мог вообразить, что находится на просторах океана.

Приближался дождь — Томас ощутил, как замедляется ток крови в его венах, и все остальные вокруг стали двигаться еле-еле, буквально ползая с трудом. Он давно понял, что это нормальное явление и так всегда происходит перед тем, как разверзнутся тучи и обрушат на мир всю воду, освобождаясь от бремени. Он научился справляться с подобным состоянием: надо просто лечь с закрытыми глазами и отдаться приятному ощущению, когда электричество покалывает язык и тело словно погружается в плотный воздух. Ливню обычно предшествует ветер, несущий прохладу. Как только он почувствовал кожей движение воздуха, то уже знал, что еще несколько минут — и польет как из ведра.

Еще одна радость ждала их на этой реке — полное отсутствие москитов. Можно было спокойно сидеть, не подвергаясь яростным атакам с их стороны — воздух не оглашался попеременно громкими шлепками и ругательствами, как это было на Амазонке. Тем не менее только Томас сидел на палубе.

У миссис Сантос была отдельная каюта, которую она не покидала с самого отплытия из Манауса. Сантос тоже сидел у себя, и Томас наблюдал за тем, как мальчишка таскает к нему в каюту бесконечные подносы с чаем. Он осторожно ступал тощими ногами, высоко поднимая коленки, и напоминал Томасу цаплю, которая пробирается по болоту. Его руки, сжимавшие поднос, побелели — он боялся пролить хоть каплю и шел с высунутым от усердия языком, не сводя глаз с чайника, на лбу выступил пот.

Томас оставался снаружи, под навесом, во время послеполуденного дождя. Он был слишком взволнован, чтобы прятаться в каюте, и пристально вглядывался в берег реки, как будто ожидал увидеть свою бабочку, лениво порхающую между деревьями и над водой. Он скручивал сигарету за сигаретой и следил за тем, как дым плывет и тает под дождем.

Ближе к вечеру, когда дождь утих, рулевой направил судно к пристали. В воздухе висел едкий запах, как будто горели нечистоты. Нос у Томаса задергался, а Джордж укрыл лицо носовым платком.

— Фу! — вырвалось у Эрни.

Он указал на завитки белого дыма, поднимавшиеся над деревьями.

— Это каучук, — объяснил Антонио, присоединившийся к ним. — Рабочие серингуэйрос коптят дневной урожай на костре из пальм аттаэла. Вы увидите все это, когда мы прибудем в лагерь.

Лагерь был недалеко, и по мере того, как они подходили к месту, запах становился все сильнее, но Томас уже привык к нему — он даже его возбуждал.

Когда собиратели каучукового сока увидели Антонио, который шел впереди группы, они быстро вскочили на ноги, а увидев Сантоса, снова припали к земле — уже с поклоном, складывая руки в мольбе. Сантос буркнул что-то Антонио, который затем рявкнул на этих людей, отдавая приказ. Похоже, им было велено освободить лагерь. Томас поневоле почувствовал себя виноватым. Куда же им идти, на ночь глядя?

Эти мужчины были серингуэйрос, о которых он слышал раньше, — люди смешанной расы, нанятые в качестве рабочей силы в районе Амазонки и даже Северной Бразилии, а не те индейцы, которых Сантос использовал в Перу.

И только рабочие, находившиеся у костров, продолжали стоять. У одного из них, с лицом гладким, как у ребенка, от дыма ручьями текли слезы. Костер — больше дымивший, чем горевший — был из пальмовых листьев, сложенных в высокую кучу. Мужчина повернул шест с комочком каучука на конце — на глазах у всех он вырос в огромный и тяжелый шар. На руках человека сочились язвы, время от времени он чесал их, размазывая по коже кровь и гной.