Приманка - Тони Стронг

Глава пятьдесят седьмая

Через пять дней Клэр летит с Кристианом во Францию.

После смерти Ферниша журналисты осадили квартиру Кристиана. В управлении полиции ему и Клэр предложили убежище на неопределенное время, но они решили перенести бракосочетание на более ранний срок и уехать. Вместе выбрали подвенечное платье, причем Кристиана даже не беспокоило поверье, что видеть его до свадьбы нельзя, это сулит несчастье. Клэр догадывается, что жениха беспокоит другое: если она найдет фотографии с его прошлой свадьбы, то обнаружит, что Стелла в точно таком же платье произносила свои злосчастные клятвы в верности.

Они с Кристианом несколько отдалились друг от друга. Нельзя сказать, что он не проявляет заботы о ее самочувствии – наоборот, до сих пор винит себя за то, что не был с Клэр, когда убийца совершил нападение, – но какая-то часть ее сознания прокручивает события того необычного дня на бесконечной пленке, они гораздо более яркие и впечатляющие, чем то, что происходит здесь и сейчас. У Клэр до сих пор звенит в ушах от оглушающих гранат, которыми пользовались полицейские при штурме морга. Но даже когда она слышит, что говорят, ей трудно сосредоточиться на этом.

Пол однажды рассказывал им об одной разновидности японской драмы, где человек должен воображать обстоятельства своей смерти вновь и вновь, пока она не перестанет вызывать у него эмоции; лишь тогда его дух сможет покинуть землю. Клэр сейчас испытывает нечто подобное, она не способна отойти от прошлого, пока оно не станет менее животрепещущим, чем настоящее.

Кристиан привозит ее в крохотный отель возле Триумфальной арки, тихий рай скромной изысканности восемнадцатого века. Пока Клэр разбирает вещи и наполняет большую белую ванну, он уходит. Вернувшись, говорит, чтобы она надела что-нибудь теплое.

– Зачем? – спрашивает Клэр.

Стоит солнечный осенний вечер, гораздо более теплый, чем та холодная осень, которую они оставили позади.

– Мы поедем в очень холодное место, – отвечает Кристиан и берет привезенный из Нью-Йорка рюкзак. – Готова?

Таксисту он велит везти их на улицу Даро. По пути свободно разговаривает с ним по-французски о его футбольной команде, и Клэр поражается этой перемене в нем. В Нью-Йорке Кристиан скорее согласился бы умереть, чем заводить болтовню о спорте с таксистом.

Наконец они останавливаются у небольшого парка. Таксист бросает на Кристиана лукавый взгляд.

– Vous visiter les catacombs, monsieur?[23]

Кристиан пожимает плечами:

– Oui, peut-êre. La mademoiselle ne les a jamais vu.[24]

– Il faut faire attention. Ne pas s'égarer.[25]

– Bien sûr. Nous avons un carte.[26]

– О чем вы беседовали? – интересуется Клэр, когда таксист, получив чаевые, быстро уезжает.

– Сюда, – говорит Кристиан, не отвечая на вопрос.

В стене железная калитка. За ней несколько ступеней, словно ведущих в какой-то подвал. Кристиан достает ключ и отпирает калитку.

– Нам повезло. Я боялся, что сменили замки.

Ступени ведут в темноту. Кристиан достает из рюкзака два больших фонарика, один отдает Клэр.

– Куда мы идем?

– В катакомбы, – отвечает он. – Существуют сотни входов, все, разумеется, заперты, но ключи легко купить на черном рынке. Возможно, ключ нашелся бы и у таксиста. Студенты любят устраивать там попойки. Сейчас, похоже, веселье в полном разгаре.

– Я ничего не слышу, – признается Клэр.

Кристиан смеется:

– Вряд ли услышишь, разве что у тебя острый слух. Эти туннели тянутся больше чем на триста километров под всем Парижем до самых пригородов. Мы идем к месту, которое больше всех нравилось Бодлеру, к пещере с костями.

В свете фонарика Клэр видит над собой грубый каменный потолок. Если не считать хруста их шагов да капанья воды, они окружены полной, непроницаемой тишиной.

– Изначально здесь были известняковые каменоломни. Некоторые восходят еще к временам Древнего Рима. Чем больше строили на поверхности, тем больше добывали камня внизу. Во время Второй мировой войны у Сопротивления здесь находились штаб-квартиры, некоторые из галерей использовались как грибные фермы. Но еще в восемнадцатом веке у парижан возникла блестящая мысль освободить места под застройку, перенеся вниз кладбища. – Кристиан светит фонариком на потолок. В камне высечено несколько слов. «Arrêtez! C'est ici l'empire de la mort», – читает он вслух. – Здесь царство мертвых. – Делает шаг вперед. – Готова?

– Пожалуй, – неуверенно отвечает Клэр.

Он обводит лучом фонарика вокруг. Сначала ей кажется, что они в очень тесном пространстве, потом Клэр осознает, что галерея, в которую они вошли, громадная. То, что она приняла за стены, на самом деле груды черепов и человеческих костей, почерневших от времени, уходящих вверх выше, чем достигает луч ее фонарика.

– Это останки шести миллионов парижан, их, видимо, больше, чем в городе над нами. Здесь все, от Рабле до Робеспьера.

Они медленно идут по пустым известняковым залам высотой с церкви. Некоторые освещаются отверстиями высоко вверху, куда падает луч вечернего солнца.

Наконец Кристиан останавливается.

– Здесь, – говорит он, указывая рукой.

Они стоят на верху высеченной в камне лестницы. Под ними большой бассейн с чистой водой.

– Рабочим, добывавшим здесь камень, требовалось мыться, поэтому они просто докопались до грунтовых вод. Смотри. – Он идет, зачерпывает ладонью воду и пропускает ее между пальцами. – Совершенно чистая. – Кладет фонарик и протягивает Клэр руку. – Искупаемся?

– А вода не холодная?

– Почти ледяная. – Кристиан начинает расстегивать одежду. – В рюкзаке у меня есть полотенца. И еще кое-что.

Он вынимает серебряный подсвечник и три свечи, полбутылки вина «Шато Икем», гусиную печенку и длинный батон свежего хлеба.

– Наслаждение и страдание.

Клэр снимает одежду, Кристиан делает то же самое. Свечи отбрасывают желтый свет, их мерцающее пламя играет на каменных стенах. Еще до того, как Клэр входит в бассейн, ей становится холодно. Кожа покрывается пупырышками. Она пробует воду и ахает.

– Пошли! – зовет Кристиан и входит в воду. – Крещение, – мягко добавляет он. – И возрождение. Здесь, в царстве мертвых, мы еще живые.

Он тянется к Клэр, притягивает ее к себе сильными руками. Несмотря на холод, у него эрекция. Ноги Клэр касаются ледяной воды, она невольно поднимает их и охватывает ими бедра Кристиана.

– Введи меня внутрь себя, – шепчет он.

Клэр опускает руку и направляет его пенис. Она замерзла, напряжена и содрогается, когда он, прижимая ее, входит внутрь до отказа.

Кристиан нежно совершает любовный акт, и Клэр обвивает его за шею рукой, чтобы держаться и позволить ему регулировать ее движения. Начинает стонать, и в полной тишине эти звуки кажутся пугающе чужими.

– Теперь, – говорит Кристиан, – доверься мне.

Он плавно изгибается в талии, опускает Клэр спиной в воду и держит ее над поверхностью. Шок от ледяной воды изгоняет воздух из ее легких, и она глотает ее, давится, хочет вынырнуть и дышать. Но его руки держат ее внизу. Сквозь воду Клэр видит его лицо и как заботливо он наблюдает за ней, потом его руки обхватывают ее шею, и она, даже если бы хотела, не может вдохнуть или глотнуть еще воды. Удары в легких и в лоне как-то связаны между собой, каждое движение пениса отдается в ушах, в глазах, освещает известняковую пещеру огненными колесами, ракетами, молниями боли.

Потом Кристиан качает Клэр, держа на руках, ласкает, мягко утирает ладонью с ее лица идущую носом кровь.

– Спасибо, – шепчет он. – Спасибо, что пришла сюда со мной.

Клэр не понимает, имеет ли он в виду это место или мрачные катакомбы в своей голове.

Если Кристиан и собирался помочь ей избавиться от призраков прошлого, то, кажется, преуспел в этом. Шок от ледяной воды и неистовства его желания стер какую-то паутину с мозга Клэр, и она постепенно возвращается к жизни. Он ведет ее в притоны, которые знает лучше всего, – на узких мощеных улочках Африканского квартала они обедают в переполненных барах, наполненных шумом и неприятным дымом дешевых французских сигарет, пьют терпкое вино из графинов. В окне кафе булькают кальяны, их мундштуки обернуты фольгой в символической уступке требованиям гигиены двадцатого века, и Кристиан показывает Клэр, как их курить, втягивая горячий дым через спирт, смягчающий вкус. Он густой, как дым манильских сигар, представляет собой мощный выброс никотина и алкоголя, и после двух затяжек у Клэр кружится голова.

– Подожди здесь, – просит Кристиан, идет к обитой цинком стойке в глубине зала и негромко разговаривает с владельцем. Возвращается с бутылкой без этикетки, – Абсент, – сообщает Кристиан, наливая Клэр глоток жидкости зловеще-зеленого цвета. – Напиток в самый раз, чтобы завершить это декадентское похождение. В нем содержится легкий галлюциноген, получаемый из полыни. Знаешь, что сказал Оскар Уайльд об этой штуке? «После первой рюмки видишь мир в розовом свете. После второй в черном. После третьей в истинном».